Смешные цитаты из сериала Воронины ( 230 цитат)

Воронины — российский комедийный сериал. Начал транслироваться с 2009 года. Главными героями сериала «Воронины» является обычная семья. Состав семьи следующий: муж Костя, его жена Вера и их дети- Маша и близнецы Филипп и Кирилл. Каждую серию нам показывают невероятные дни большой семьи. Часто ссорясь и ругаясь между собой, они всегда остаются дружной и замечательной семьей. В данной подборке собраны лучшие цитаты из сериала “Воронины”.

— Вера, я купил тебе твой любимый йогурт. — Вообще-то это кефир, но все равно спасибо.
Я пью облака и замёрзший дождь. Уличную копоть и следы воробьиных лапок. А что пьёшь ты, Арахна?
Ничто так не сближает, как общая тайна
Не бывает такого, что бы в одной группе собрались все послушные зануды, а в другой — все неуправляемые психи. Это невозможно.
Можно вовсе жить без пульта, если длинная нога.
У меня был секс, а меня там даже не было!
— Откуда я взялась? — Вообще-то у нас этим вопросом мама занималась…
— Ты ведешь себя как свинья! — Ну так радуйся. Умру — холодец сделаешь.
Знаешь, как себя чувствуешь, когда заболеваешь? Ну, вот я чувствую себя как за день до этого.
Если говорят, что темнота — друг молодёжи, то тишина — друг всех, у кого есть дети.
— Ты всегда хотел уйти от меня, да? — Пока смерть не разлучит нас! Ну а дальше уже каждый сам за себя.
— Пап, мне нужна твоя машина. — Сможешь откопать гараж, бери. Лопата в гараже.
— Целый день в оцеплении стоял, замерз как собака. Дай мне чего-нибудь горяченького. — Сейчас, конечно. Я тебе холодец оставила.
Глаза его были как целый мир. Как заброшенная планета.
Бывают на свете такие люди. А может, вид у них такой. Они редко, но встречаются, люди, у которых не бывает проблем. Которые так себя ведут, как будто у них нет проблем.
Самое невыносимое в новичках то, что им постоянно приходится объяснять очевидные вещи.
Я тоже мечтаю послушать пианино. Особенно, когда оно с девятого этажа грохнется.
Найди свою шкуру, Македонский, найди свою маску, говори о чем-нибудь, делай что-нибудь, тебя должны чувствовать, понимаешь? Или ты исчезнешь.


Почему человек иногда вновь переживает то или иное событие, посреди разговора, ничем с ним не связанного?
Понимаешь, жизнь не течёт по прямой. Она — как расходящиеся по воде круги. На каждом круге повторяются старые истории, чуть изменившись, но никто этого не замечает. Никто не узнаёт их. Принято думать, что время, в котором ты, — новенькое, с иголочки, только что вытканное. А в природе всегда повторяется один и тот же узор. Их на самом деле совсем не много, этих узоров.
Она нанялась мыть посуду, потому что, когда моешь посуду, можно не бояться кому-нибудь нахамить.
Костя, я что, зря тебя учил? Если у тебя проблемы со своей бабой нехрен идти к другой! Только лишнюю проблему заработаешь.
Мальчик, ты уникум!
И ещё он вдруг понял, что это лето будет замечательным. Оно и было замечательным. И розово-золотые утра, и тёплые дожди и запахи, витавшие в зашторенных комнатах. И птица. Они увидели её однажды на спинке скамейки под дубом. Красивую и яркую, как игрушка, полосатую, с оранжевым хохолком и кривым клювом. Всё лето было как та птица.
— Это не ответ. — Мне не понравился вопрос.
Все женские ток-шоу заканчиваются одинаково: она права, а он козёл.
«Игра» — это все, что меня окружает.
Моя усталость перешла в оцепенение, я просто не в состоянии сдвинуться с места.
Подойдя к звездообразной дыре, протягивает руку в рамку стеклянных ножей, берет с крыши снег – пушистый и мягкий под твердой коркой – и пьет его с ладони.
Чем невероятнее розыгрыш, тем быстрее в него поверят.
Его словам веришь еще до того, как он их произносит. Поэтому хорошо, что говорит он мало, ведь от по-настоящему честных слов как-то устаешь.
Лёня прав. Он это седалищным нервом чует.
Надо смотреть фактам в лицо. Уметь, не роняя достоинства, склоняться перед обстоятельствами.
– Ты с этим парнем еще наплачешься, – предупредил я. – Знаю, – сказал он. – Я знаю. Просто хочется, чтобы он полюбил этот мир. Хоть немного. Насколько это будет в моих силах. Может, это было жестоко, потому что он уже ничего не мог изменить, даже если бы захотел, но я сказал: – Он полюбит тебя. Только тебя. И ты для него будешь весь чертов мир.
… магия монотонности в том и состоит, что сама себя замыкает в круг, повторяясь снова и снова, пока конец не сомкнется с началом, создав непроницаемую зону вокруг…
За каждым окном — своя комната, и в ней живут люди. И для них комната — это дом. Для всех, кроме меня. Моя комната для меня не дом, потому что в ней живет слишком много чужих. Людей, которые меня не любят. Которым все равно, вернулся я к ним, или нет. Но ведь Дом большой. Неужели в нем не найдется места для человека, который не любит драк? Для двоих…
Если бы ты так не зацикливался на том, что тебя никто не понимает, может, у тебя хватило бы сил понять других.
И все его победы пахли поражением. Побеждая, он побеждал лишь часть себя, внутри оставаясь прежним.
Однажды — фантазировал я, — они, вконец озверев от скуки, придумали сценарий Игры и поклялись следовать ему при любых обстоятельствах. Каждому своя роль, каждому — свое место в игре. Так с тех пор и живут. Притворяясь и придерживаясь сценария. Иногда с охотой, иногда кое-как, но всегда и везде, особенно в столовой, где больше зрителей. Некоторые — как Фазаны — заигрались до потери человеческого облика.
Близкие люди для того и нужны, чтобы срывать на них злость.
… послушание на уровне дрессуры.
Некоторые чувства трудно держать при себе, они так или иначе прорываются наружу.
Счастливые дети — это те, у которых счастливы родители.
— Крыса! Еще одна! — Черный заглядывал под общую кровать без особой, как мне показалось, надежды там что-либо обнаружить. — Обо что я, по-твоему, споткнулся? — Мало ли… — Там, где вожак слепой, никаких «мало ли» не бывает, — Черный выпрямился, со стоном потирая ногу. — Ты хоть когда-нибудь видел здесь на полу что-нибудь лишнее? Последнее, обо что Слепой в своей жизни споткнулся, были сапоги Лэри. С тех пор эти сапоги ночуют с Лэри в одной постели. Я хихикнул. Черный посмотрел неодобрительно. — Странный ты парень, — сказал он. — Это совсем не смешно.
Торжественно прощаешься со всеми и понимаешь, что с тебя хватит. Что пора уже начинать с кем-то здороваться. А поскольку ничего не можешь делать сам, здороваешься с собой — давним и беспомощным. С тем, кому все помогали и никто не смел обидеть. Чем плохо?
Зачем детям нужны родители, когда у них есть телевизор?
Он в детстве с пальцами ног разговаривал, звал их Лёня-большой, Лёня-длинный, Лёня-кривой, Лёня-безымянный и невкусный Денис.
Для того они и существовали, особенные места, чтобы в них можно было прятаться — исчезая для других — и думать. Странным образом места влияли на «думанье».
Эмоции Лорда незаменимы. Они удивительно насыщали пространство. Не заползи на его плед, не дыхни на его подушку, не пукни у него под ухом!
В мире, о котором пойдет речь, Смерть приходила к людям в облике юноши или девушки. Девушка была бледна и черноволоса. Юноша рыж. Девушка была печальна, юноша весел. Так повелось в том мире с давних пор. Их боялись или ждали с нетерпением. Их поминали в молитвах, прося отсрочить или ускорить конец. Их изображения встречались на гадальных картах и старинных гравюрах. Мало кто задумывался над тем, сколько их на самом деле. Считалось, что Смерть одна, в двух обличьях. Ночь и день, свет и тень. На самом деле их было много. Они были почти богами, обладали множеством чудесных способностей и были невыносимо одиноки. Иногда они сбегали в другие миры, чтобы встретить там свою смерть. Иногда они даже рождались в других мирах. Рождались всегда мертвыми и оживали спустя какое-то время. Если им это удавалось. Такие беглецы уже не были истинными посланниками смерти. Способности их притуплялись. Они становились безвредны или несли смерть лишь во сне. Узнать среди прочих их можно вот как: у них красивые голоса, они хорошо танцуют и знают множество чужих секретов. Они слишком ленивы, ни одному делу не отдаются целиком, девушки не умеют смеяться, а юноши плакать. Они прячут глаза, подолгу спят и не едят яиц, потому что в своем мире вылуплялись из них.
Его давно предупредили, что он помрет от первой же затяжки, с тех пор он экспериментирует ежедневно и все бесится, что его надули.
Всем нужны общение и встряска, нельзя целыми днями пребывать в благодушном оцепенении и потихоньку деградировать только оттого, что некому тебя позлить.
Неужели действительно все? Неужели я сейчас уеду отсюда навсегда? Просто возьму и уеду?
В этот куцый, четырехугольный мирок и ворвался Лось, заполнил его целиком, сделал бескрайним и бесконечным, а Слепой отдал ему свои душу и сердце — всего себя — на вечные времена.
Каждый поёт свою песню.
Брак — это проверка. Сколько ты всего сможешь выдержать, пока смерть не разлучит вас. Ну, другой вопрос, будет она естественной или вы нахрен поубиваете друг друга!
Улыбка, малыш, улыбка — лучшее, что есть в человеке. Ты не совсем человек, пока не умеешь улыбаться.
Объяснения повлекут за собой только новые вопросы, ответить на которые я уже не смогу.
Плохое бросается в глаза, но если постараться, можно разглядеть хорошее.
— Галина Ивановна, вы простите, если что-то в моём письме задело или обидело вас. Просто когда я писала его, я была на взводе. — … И пьяная!!!
Вокруг нас разбросаны ответы на любые вопросы, надо только суметь отыскать их.
Трудно отказаться от мечты. Легче усложнить путь к ней, чем поверить, что задуманному не осуществиться.
Есть такие фразы, против которых мозг вырабатывает защитные реакции, и первая из них — ни о чем больше не спрашивать.
Нет человека счастливее, чем настоящий дурак.
— Ты что думаешь, я просто так, что ли, пришёл к тебе? — Я думал, для друзей повод не важен. — Повод — нет. А предлог необходим!
Все мы берем друг у друга что-то.
Нельзя предавать одного, чтобы защитить многих.
— Кость, тебя что, не учили стучаться? — Вер, у тебя усы! — А разве ты не должен был уже уйти? — У тебя усы! — А ты не боишься, что тебя уволят? — Я ценный работник. У тебя усы! — Кость, ну что ты заладил: усы да усы! И вообще это не усы! Это легкий пушок. У тебя такой же был в 12 лет! — А у тебя что, период полового созревания?
— Но ты же любишь собак. — Они лучше людей. — Значит, и я лучше. — Тебя я не люблю. — Потому что я не ем у тебя с рук и не виляю хвостом.
Никому не нравится, когда посторонние разгадывают их любимые игры.
— Забудем того тебя, который живет в зеркале. — По-твоему, это не я? — Ты. Но не совсем. Это ты, искаженный собственным восприятием. В зеркалах мы все хуже, чем на самом деле, не замечал?
Мы сидим и молчим, а тишина сгущается вокруг душным облаком.
— Разве так бывает, чтобы все вместе? Случайно? Ведь не бывает? — Да. Случайно ничего не бывает.
— Ну вот… — Черный выдержал паузу, как будто боялся, что его опять перебьют — … в сказках иногда встречаются добрые феи, и все такое. У меня не бог весть какая интересная сказка, но фея тоже имеется. И не одна. Кажется, их две, и еще два, как бы поточнее выразится… фея, что ли? В общем, у них имеются водительские права, и они предложили мне свою помощь… Все зааплодировали, а я стал думать, кто такие эти четверо фей, откуда они взялись и зачем им помогать Черному, и чем дольше я обо всем этом думал, тем меньше мне это нравилось. Им неоткуда было взяться, кроме как из Наружности, а я точно знал, что в Наружности бескорыстные феи давно перевелись.
Эти двое вели себя как заговорщики, причём заговорщики, не скрывающие, что у них заговор.
— Давайте во что-нибудь сыграем! — Ага, например в «ящик»!
Кость, я не пытаюсь тебя отравить. Если бы я хотела тебя убить, я бы это сделала по-другому!
Весна – страшное время перемен…
— Что же ты, в первый день Закона? — эгоистично упрекает меня Лэри. — Дату смерти не выбирают, — говорю я ему.
— Тихо! Вы можете не орать? — А что такого-то? — Ну просто у Веры эти… перепады настроения. Ну, из-за гормонов. — Не понял. — А чего тут непонятного? У неё там по их женскому календарю… затмение.
Все обещания нарушаются рано или поздно, как нарушил своё обещание Македонский.
Я был, как птица. Как птица, которая может летать. Она ходит по земле, потому что ей и так хорошо, но если захочет… как только захочет, тогда взлетит.
Вообще не люблю, когда меня слушают, когда читают мои стихи, смотрят мои сны. Хочется иметь хоть что-то свое, куда бы никто не лез.
— Эге, — говорю я двойнику, — ты что, взрослеешь? Не вздумай, а то я с тобой больше не дружу.
Люблю, когда много карманов, когда одежда такая заношенная, что кажется собственной кожей, а не чем-то, что можно снять.
С утра до ночи – чужие окурки в ладонь, мокрой тряпкой по клочьям пыли, губкой по кофейным следам, ложкой в чужой рот, а надо всем этим – глаза, пронзительнее, чем у деда, в них не смотреть ни за что… Это табу, это нельзя…
Дом требует терпеливого отношения. Тайны. Почтения и благоговения. Он принимает или не принимает, одаряет или грабит, подсовывает сказку или кошмар, убивает, старит, дает крылья… Это могущественное и капризное божество, и если оно чего-то не любит, так это когда его пытаются упросить словами. За это приходится платить.
Вот и хорошо, Вера, что ты уже не злишься, а то я почти купил цветы.
По мне, так ты лучше переживай себе потихоньку, чем веселиться от каких-то невеселых вещей. Это будет более нормально.
Я достаю гармошку и исполняю три песни ожидания подряд. Я не люблю ждать, так что песни ожидания — самые унылые из моих песен. Больше трех я и сам не в состоянии вынести. Народ обычно начинает разбегаться уже на первой.
Вирус агрессии и недовольства летает от человека к человеку, стремительно размножаясь.
Я расскажу тебе всё, что помню, а помню я всё!
Красавица сияет. Гасит иллюминацию ресницами, но всё равно видно.
— Штрафной рассказ с тебя, соня, — сказали ему. Лэри зевнул, как тигр, и долго молчал. — Одна симпатичная девчонка как-то раз попала под поезд, — донеслось наконец сипло и безнадежно. — Все, заткнись. Можешь спать дальше.
В Доме дверь в чужую спальню — не всегда дверь. Для некоторых это глухая стена.
Музыка — прекрасный способ стирания мыслей, плохих и не очень, самый лучший и самый давний.
Сказать «да» просто, намного проще, чем всё время об этом помнить.
Всякий раз, потакая своим желаниям, теряешь волю и становишься их рабом.
— Вот видишь, я всегда себя хорошо чувствую перед тем, как заболею. — Ну надо же! Это удивительная особенность!
Некоторые темы не обсуждаются. В домах повешенных — веревки. Может быть, даже мыло и гвозди.
На одной [фотографии] был Волк. Парень, который умер в начале лета. Худой, с взъерошенными волосами, он смотрел исподлобья. В одной руке — незажженная сигарета, другая — на струнах гитары. Лицо серьезное, как будто он знает, что с ним случится, хотя на самом деле у каждого есть такая фотография, о которой в случае чего можно сказать: «Он знал», — просто потому, что человек не соизволил вовремя улыбнуться.
К людям, которые смотрят на тебя определенным образом, лучше не поворачиваться спиной, стоя в опасных местах.
— Костя, тебе не кажется, что в последнее время у нас в отношениях что-то происходит? — Знаешь, Вера, вот после таких твоих вопросов у нас реально потом что-то происходит.
— Ну хорошо, да! Мы с вашим отцом поддались искушению до того, как пожениться. Но это было только один раз! Я просто не смогла устоять перед напором вашего отца. Он был такой симпатичный в молодости. Но это же было так давно! Я, конечно, понимала, что не должна была этого делать, но мы же любили друг друга! — Мне нужен был только секс. В СССР его тогда почти не было.
— Тебе ещё чем-нибудь помочь на кухне? — Да. Костя, сделай, пожалуйста, розочки из редиски! — Вера, разве я похож на фокусника? Дай мне какую-нибудь мужскую работу! Могу консервы открыть или фарш отковырять от морозилки, если хочешь.
Клетки способствуют размышлениям, если не оставаться в них слишком долго.
Мало, что человек красив до неприличия и вытворяет невероятные вещи, так он этого еще и не замечает! Задирай он нос, подчеркивай свое превосходство, честное слово, было бы легче его переносить.
… любой предмет — это времена, события и люди, спрессованные в твердую форму и подлежащие размещению среди прочих, себе подобных.
Только увидев его, я понял: это то самое, о чем я просил. На стене было написано: «Привет всем выкидышам, недоноскам и переноскам… Всем уроненным, зашибленным и недотлевшим! Привет вам, «дети стеблей»! Я умел читать, хотя живущие в материнском доме и утверждали обратное. И вошёл, веря, что моя молитва была услышана. Вошёл и стал Македонским, оставив позади Ангела и Дебила, обоих раз и навсегда, потому что»… если хочешь остаться с нами, то никогда, — слышишь? — никогда никаких чудес, ни плохих, ни хороших, ни средних». Я сказал «да, и под пристальным взглядом зелёных глаз стал Македонским, чужой тенью и чужими руками.
… иногда вовсе не обязательно говорить что-то вслух, чтобы тебя поняли.
Когда становится совсем невмоготу, убираю гармошку и берусь за индийские сказки. Я часто их перечитываю. Очень успокаивающее занятие. Больше всего мне в них импонируют законы Кармы. «Тот, кто в этой жизни обидел осла, в следующей сам станет ослом». Не говоря уже о коровах. Очень справедливая система. Вот только чем глубже вникаешь, тем интереснее: кого же в прошлой жизни обидел ты?
Небо делили провода антенн. На них качались комочки воробьев. Ветер ворошил волосы. На носу у Волка еле заметно проступали веснушки. «Пахнет летом», — вдруг понял Кузнечик. Уже по-настоящему.
Как только ты начинаешь что-то понимать, первая твоя реакция — вытряхнуть из себя это понимание.
Общение с человеком, который умеет говорить, — редкое удовольствие.
— Но-но! — встревает нетрезвый голос Стервятника. — Попрошу не хаять мой царственный насест!
Не понимаю, зачем вообще нужны галстуки, если завязывать их умеют только женщины?
Никто из моих знакомых не умеет так многословно молчать, как Курильщик. Так всесторонне охватывая тему.
Это была не та песня. Но он верил. Если сидеть долго и никуда не уходить, в конце концов они поставят ту самую.
Костик, смотри: продается участок на кладбище. Я туда съездила — там так красиво… Места, правда, маловато. Но в крайнем случае один из нас ляжет стоя.
Наш вожак — долгих лет ему вожачества — слеп, как крот, и с реакциями у него проблемы. Обычно он предоставляет все Сфинксу. «Среагируй, будь добр, вместо меня», — говорит он. Так что бедняга Сфинкс уже много лет реагирует на все за двоих. Может, оттого и облысел. Это ведь очень утомительно.
У обоих всё запредельно и нараспашку, ловите кислород и прячьте посуду.
Я так хорошо представил себе эту картину, что даже засомневался, получится ли на самом деле хоть что-нибудь. Все, что я подробно представлял до того, как начать рисовать, потом выходило намного хуже или выглядело совсем иначе.
— Ты не имел права его продавать, он наш общий! — Я продал свою законную половину! — А откуда ты знаешь, что это была не моя половина? — А я всегда сплю слева. — А когда ты мне собирался об этом сказать? — Я вообще тебе об этом не хотел говорить. Думал, что если ты уйдешь первая, то не сможешь на меня орать, а если я уйду первым… да ори сколько хочешь!
Бабочки, красивые при свете, в полумраке одинаково черны и похожи на крылатых тараканов.
Старшие сестры вытирают, конечно, младшим братьям носы, но плакать в жилетку бегут к кому-то другому.
Я не спиваюсь. Я лечусь.
Твои мысли пахнут совсем не так, как слова. И это слышно.
— А кто разрешал Лёне пиво пить? — Лучше пиво дома, чем водка в подворотне.
Ральф опустил сумку на пол и сел на диван. Конечно, они знали. А теперь и я знаю, что они это знали. Уже знаю, хотя специально не смотрел на стены. Они написали так, чтобы бросалось в глаза, чтобы я понял, вернувшись, что меня ждали… Ещё немного, и я решу, что меня приманили, околдовали заклятием букв. Ещё немного, и я представлю, как они танцуют ночью вокруг этих букв, шепча заклинания и рисуя магические круги. Ещё немного, и я подумаю, что приехал только потому, что они этого захотели. Я здесь всего несколько минут и уже начал сходить с ума. Может, это так и нужно здесь, быть слегка помешанным? Может, без этого здесь просто нельзя быть?
Музыку он прячет в ракушках, в черепах мелких животных и фруктовых косточках. Запахи — в бобовых стручках и ореховых скорлупках. Сны — в пустых тыквах-горлянках. Воспоминания — в шкатулках и флакончиках из-под духов.
— Мне многие говорили, что психология — это моё. — Они имели в виду, что твоё место в психушке.
Они его придумали сами. Свой мир, свою войну, и свои роли.
Дети военкомов всегда с плоскостопием рождаются!
Можно, конечно, ничего не объяснять. Но я не сторонник подобного поведения, ведь рано или поздно все мы сталкиваемся с проблемами, выросшими из недоговоренностей. Из того, что кто-то из нас не так понят.
— Дневник должен быть честным. Если встретили без восторга, так и надо писать. — А если восторг был, но спрятанный в душе? — Я пишу о том, что вижу, а не о том, где от меня чего спрятали.
Немногие его качества могли вызвать восхищение, но он никогда не забывал тех, кому был чем-то обязан.
Желудок слепого наполняется стеклом. Оно бьётся со звоном и колет его изнутри.
И я вдруг понимаю, что, может быть, мне этот разговор даже нужнее, чем ему. Потому что никто никогда не спрашивает себя о том, что и так понятно. Или кажется понятным.
Если бы эта дверь вела не в коридор, то вела бы ещё куда-нибудь…
– Почему ты позволяешь себя бить? Вроде бы он не издевался. Хотя сказанное звучало издевкой. Я представил, как я сопротивляюсь. Как визжу и отмахиваюсь от Лэри. Да он просто умрет от счастья. Неужели Сфинкс этого не понимает? Или он куда лучшего мнения обо мне, чем я сам. – По-твоему, это что-то даст? – Больше, чем ты думаешь. – Ага. Лэри так развеселится, что ослабеет и не сможет махать кулаками. – Или так удивится, что перестанет считать тебя Фазаном. Кажется, он верил тому, что говорил. Я даже не смог рассердиться по-настоящему. – Брось, Сфинкс, – сказал я. – Это просто смешно. Что я, по-твоему, должен успеть сделать? Оцарапать ему колено? – Да что угодно. Даже Толстый может укусить, когда его обижают. А у тебя в руках была чашка с горячим кофе. Ты, кажется, даже обжегся им, когда падал. – Я должен был облить его своим кофе? Сфинкс прикрыл глаза. – Лучше так, чем обжигаться самому.
Важна благотворительность как таковая, а не ее объект.
Зеркала — насмешники. Любители злых розыгрышей, трудно постижимых нами, чье время течет быстрее. Намного быстрее, чем требуется для того, чтобы по достоинству оценить их юмор. Но я помню. Я, несчетное число раз смотревший в глаза забитого мальчугана, шепча: «хочу быть как Череп»… встречаю теперь взгляд человека, намного больше похожего на череп, чем носивший когда-то эту кличку. И, словно этого мало, я — единственный владелец безделушки, благодаря которой его так прозвали. Я могу оценить зазеркальный юмор, потому что помню то, что я помню, но многие ли тратили такую уйму времени на общение с зеркалами? Я знаю красивейшего человека, который шарахается от зеркал, как от чумы. Я знаю девушку, которая носит на шее целую коллекцию маленьких зеркал. Она чаще глядит в них, чем вокруг, и видит все фрагментами, в перевернутом виде. Я знаю незрячего, иногда настороженно замирающего перед собственным отражением. И помню хомяка, бросавшегося на свое отражение с яростью берсеркера. Так что пусть мне не говорят, что в зеркалах не прячется магия. Она там есть, даже когда ты устал и ни на что не способен.
В любом сне, детка, главное — вовремя проснуться.
Я вот пока шёл думал, о чём бы нам поговорить, чтоб не сидеть и не молчать…
Если не ищешь что-то конкретное, лучше сидеть и ждать, пока то, что тебе нужно, найдется само.
Кто сказал, что книга — лучший подарок? Лучший подарок — это книга, в которой лежит заначка.
— Мам, если честно, я решил кремироваться. — Что? Ты тоже хочешь меня бросить? Эта семья разваливается на глазах.
Мальчики, не верьте, что в раю нет деревьев и шишек. Не верьте, что там одни облака. Верьте мне. Ведь я старая птица. И молочные зубы сменила давно. Так давно, что уже и не помню их запах. Мысленно с вами всегда. Ваш Папа Стервятник.
В пьяном виде Черный делается неприятным. Его и в трезвом виде не назовёшь душкой, а пьяный он из числа агрессивных.
Улыбку нельзя поймать, зажать в ладонях, обследовать миллиметр за миллиметром, запомнить… Они ускользают, их можно только угадывать.
… человек, пытающийся привлечь к себе внимание, есть человек самовлюбленный и нехороший, способный на что угодно и воображающий о себе невесть что, в то время как на самом деле он просто-напросто пустышка. Ворона в павлиньих перьях. Или что-то в этом роде.
Лжи во благо существует! Видимо, безнаказанно врать могут только синоптики.
Как сильно отличаются друг от друга рассказы об одном и том же, при том, что ни один из рассказчиков по-настоящему не врет.
Слушай, я каждый раз думаю, что дальше некуда! А нет, ты находишь куда!
Какие страшные слова, по такому ничтожному поводу! Опомнись, дорогуша!
Трудно оставаться одному, привыкнув жить среди многих.
Собственное бессилие пожирает меня. Скоро останутся одни кости.
— Вы что, сами с собой разговариваете? — А что не поговорить с умным человеком.
Уродство твоей души отражается у тебя на лице.


Ты посмотри, сколько каналов! Это же РАЙ! Костя, я хочу умереть на твоем диване.
Сумерки — трещина между мирами…
— Иногда любопытство пересиливает моральные принципы, — признался мальчик. — С вами такого не случалось?
Когда ты мал, взрослые кажутся безупречными, довольно обидно со временем узнавать, что это не так.
Если баба может терпеть тебя больше десяти минут, значит она твоя.
«Он работал Ангелом, и это его достало», — прозвучал у меня в ушах голос Сфинкса. Я спохватился, что весь дрожу. Я ведь был там, совсем рядом, когда он «вознесся, объятый светом и пламенем», знать бы ещё тогда, что это «меч Господень пронзает небеса», может, я тоже побрился бы наголо и стал Приобщившимся. Я был довольно близок к чему-то такому. Странно, как всё легко и быстро забылось, то есть не забылось, а куда-то запряталось. Куда-то, куда, наверное, все нормальные люди прячут необъяснимое, чтобы не спятить.
Ухожу тропой койотов.
Я остался на шкафу в компании давно отошедшего в мир иной таракана и заскорузлых мочалок. Бесконечно дорогих моему сердцу именно в силу своей ненужности никому.
Есть множество способов послать человека к черту, не прибегая к открытому хамству.
Никогда — это слишком долгое слово.
Он протягивает себя на раскрытой ладони — всего целиком — и вручает тебе, а голую душу не отбросишь прочь, сделав вид что не понял, что тебе дали и зачем. Его сила в этой страшной открытости.
Ты или дышишь в унисон со стаей и знаешь всё обо всём, или не дышишь и не знаешь, и раздражаешь окружающих.
От мужчин с хорошим чувством юмора женщины не уходят!
А может вторых половинок для таких, как я, просто не существует…
Разве я похож на приличного человека?
Египетская сила!
Лучше убить человека, чем сделать его рабом своих желаний.
Он вошел в его жизнь, как к себе в комнату, перевернул все вверх дном, переставил и заполнил собой. Своими словами, своим смехом, ласковыми руками и теплым голосом. Он принес с собой много такого, о чем Слепой не знал и мог бы никогда не узнать, потому что никого всерьез не волновало, что знает и чего не знает Слепой.
Табаки все болезни лечил одним и тем же способом. Менялись только разновидности и градус напитков.
Странно, как все легко и быстро забылось, то есть не забылось, конечно, а куда-то запряталось. Куда-то, куда, наверное, все нормальные люди прячут необъяснимое, чтобы не спятить.
Так что легче, смириться с предстоящей разлукой или убедить себя в том, что им предстоит расстаться с врагами?
— Почему вы, мужчины, всегда при виде красивой женщины превращаетесь в кисель? Почему у вас на первом месте всегда внешность? — Ну потому что у нас впереди находятся глаза. Если бы нам было важно то, что вы говорите, у нас на лице были бы уши! Нет, говорят, что раньше был такой род мужчин, но он вымер. Это естественный отбор!
— Я хочу ударить её сковородкой! — Ну, тогда тебе, Вера, придётся стать в очередь.
К входящему Дом поворачивается острым углом. Это угол, об который разбиваешься до крови. Потом можно войти.
Без доверия хорошей семьи не бывает.
— Научись слушать, Курильщик, — и тебе станет легче жить.
Страсть жителей Дома ко всяким небылицам родилась не на пустом месте. Так они превращали горе в суеверия. Суеверия в свою очередь превращались в традиции, а к традициям быстро привыкаешь. Особенно в детстве.
В Доме горбатых называли Ангелами, подразумевая сложенные крылья.
Я понял, что папка набита мной: моими оценками, характеристиками, снимками разных лет — всей той частью человека, которую можно перевести на бумагу.
И еще я знаю, что когда твой подлинный цвет рвет тебя изнутри, можно завернуться в десять слоев белого или черного, ничего не поможет. Все равно что пытаться заткнуть водопад носовым платком.
Может, кофе — взрослящий напиток? Если его пьешь, становишься взрослым? Кузнечик считал, что так оно и есть. Жизнь подчинялась своим, никем не придуманным законам, одним из которых был кофе и те, кто его пил. Сначала тебе разрешают пить кофе. Потом перестают следить за тем, в котором часу ты ложишься спать. Курить никто не разрешает, но не разрешать можно по-разному. Поэтому старшие курят почти все, а из младших только один. Курящие и пьющие кофе старшие становятся очень нервными — и вот им уже разрешают превратить лекционный зал в кафе, не спать по ночам и не завтракать. А начинается все с кофе.
Дождь я вообще люблю больше всего. И весенний, и летний, и осенний. Любой и всегда.
— Эй-эй… Ты чего это, в обморок падаешь? — Нет. Это у меня так душа в пятки уходит. Зримо.
Когда увидишь настоящую травлю, ее уже не спутаешь ни с чем. Слишком это жутко.
За этой дверью не та территория, по которой следует брести из последних сил. В Могильнике следует демонстрировать бодрость и жизнерадостность. Даже если ты труп.
Он любит мед и грецкие орехи. Газировку, бродячих собак, полосатые тенты, круглые камни, поношенную одежду, кофе без сахара, телескопы и подушку на лице, когда спит. Не любит, когда ему смотрят в глаза или на руки, когда дует сильный ветер и облетает тополиный пух, не выносит одежду белого цвета, лимоны и запах ромашек. И все это видно любому, кто даст себе труд приглядеться.
Утро было мерзкое. Серое, насквозь промозглое, как скользкая шляпка какого-нибудь гриба. Дверные ручки в такие дни кажутся слишком твердыми, любая пища царапает нёбо, жаворонки безобразно активны и не дают спокойно понежиться в постели, а совы всем недовольны и огрызаются на каждое слово.
— У нас шерстяная свадьба, семь лет. А ты не помнишь! — Вера, ей Богу! Опять у тебя какие-то годовщины. То первое свидание, то день встречи… Если бы я знал, что так будет, я бы всё сделал в один день!
Будь безупречен в своих желаниях.
Вере постоянно нужна романтика. А у меня романтики хватает только на то, чтобы запомнить, где находится цветочный киоск!
А чего это у тебя Сашка покраснел? Ты давно подгузник менял? Дети ведь как светофор. Если сверху покраснел, значит в середине пожелтел.
Сказки для того и пишут нудными, чтобы дети слушали их и быстрее засыпали.
Рыжий безнадежно старше их. Не годами, а количеством вопросов, которые задает сам себе.
Слова, которые сказаны, что-то означают, даже если ты ничего не имел в виду.
Если кто-то умер, ему обязаны об этом сказать!
Одиночка плюс одиночка — двое одиночек. А еще десять — это уже целое море одиночества.
— Сегодня читала самую длинную сказку про Репку… Вот как объяснить ребёнку, почему мышка помогает кошке, а не убегает от неё? — В таком случае готовь легенду, откуда появляются дети, потому что сказка про аиста и капусту вызовет ещё больше вопросов.
Знание сидит в тебе, а ты его не замечаешь, пока как следует не встряхнет, и тогда понимаешь, что ждал чего-то такого уже давно. Но почему, все равно не узнаешь.
Чистить начали с лазаретной площадки и потихоньку продвигаются к Перекрестку. Я выбрался поглядеть, на что это похоже. Вообще-то на что угодно, только не на наш коридор. Стены грязные и какие-то обскобленные, сплошь в шрамах.
Я не стыжусь своих ранних работ, но в двадцать два года слишком откровенно раскрываешь душу и делаешь это подчас неумело. Позже испытываешь неловкость. И за себя, и за то, что именно неумелое исполнение встречается с восторгом. Сейчас я поумнел, и мои картины тоже. Единственный фрагмент, кочующий из работы в работу, сохранившийся с давних пор, — плюшевый мишка, я так и не сумел от него избавиться, хотя он все лучше маскируется. На последних полотнах он замазан. Его не видно, но он там, прячется под слоем краски. Может, однажды я сумею обойтись без него, хотя он давно уже стал чем-то вроде страшноватого талисмана, обеспечивающего моим картинам долгую жизнь.
— Дорогая, ты уже вышла из ванной? — Да, дорогой. Ты мне не готовил ванную 35 лет! — Ну вот я и подумал — пора тебе помыться!
— Нет, ну ты посмотри на него! У него глаза красные, лицо бледное, щеки впали. — Да это его обычный вид!
Конь старался. Но в затертых словах больше не было силы.
Самая неприятная тишина там, где много людей молчат.
Это ужасно, Курильщик. Когда твои вопросы глупее тебя. А когда они намного глупее, это еще ужаснее. Они как содержимое этой урны. Тебе не нравится ее запах, а мне не нравится запах мертвых слов. Ты ведь не стал бы вытряхивать на меня все эти вонючие окурки и плевки? Но ты засыпаешь меня гнилыми словами-пустышками, ни на секунду не задумываясь, приятно мне это или нет.
Приятно, когда самый страшный враг во всем от тебя зависит.
Перед ним была папка. Между листами я разглядел свою фотографию и понял, что папка набита мной. Моими оценками, характеристиками, снимками разных лет – всей той частью человека, которую можно перевести на бумагу. Я частично лежал перед ним, между корешками картонной папки, частично сидел напротив.
Только редко высказывающиеся люди умеют произносить такие убийственные в своей простоте фразы.
Я бы ни о чем не спросил, даже если бы увидел его, но пока не вижу, кажется, что мог бы и спросить.
Даже вздыхаю от разочарования. Такое прозаичное объяснение самой неразрешимой загадки детства. Лучше было бы и не знать.
То, что для тебя ничего не значит, для кого-то — всё.
Воспитатель первой выглядел примерно так, как выглядела бы вся группа, не маскируйся они зачем-то под мальчишек. Как старуха, сидевшая у каждого из них внутри, в ожидании очередных похорон.
Любовь съела тебя. Первое, что она пожирает — мозги, учти.
Да, я действительно мажу руки кремом и я хочу, чтоб они были моложе. Но я прекрасно понимаю, что они не будут моложе, но я все равно продолжаю их мазать. Вот это и есть кризис среднего возраста.
— Коля, ты вот всё утро талдычишь про свой телефон! Тебе уже пора от этой штуки отдохнуть! — Галь, ну XXI век! Ну как можно без телефона отдохнуть?
Вы только посмотрите, что творится с образованием! Школьную форму отменили, вместо математики целый день физкультура, кофе стало «оно»! А я вам так скажу: это не кофе стало «оно», это образование стало «оно»!
Или там Чёрный. Кончает с собой. А что? После вчерашнего вполне вероятно. Ну вы понимаете… Обидели его любимую собаку… и все такое. Он человек гордый. Не сумел пережить…
Ни еды, ни воды. Не квартира, а республика Чад!
— Всё-таки хорошая идея — жить за городом. Свежий воздух, тишина, природа… — Холодная вода в умывальнике, туалет на улице. — Господи, Воронин, какой же ты ворчун! Подумай о детях! Им здесь хорошо. Представь, как они здорово ловят бабочек… — Современные дети любят ловить не бабочек, а вай-фай.
— Я, между прочим, тоже человек! И хочу хоть раз в полгода услышать «спасибо» за то, что делаю по дому, а не «наконец-то»! — А что, разве я тебе не говорю? Вообще-то ты мне тоже никогда не говорил «спасибо». — Я всегда ел твою еду. — Но «спасибо» же ты не говорил! — Я всегда просил добавки. Это же одно и то же!
Это нервы, просто нервы, как оголённые провода, свисают во все стороны и за всё цепляются, причем здесь личность и степень её яркости, глупое ты существо?

Все афоризмы для вас
Подписаться
Уведомить о
guest
0 комментариев
Межтекстовые Отзывы
Посмотреть все комментарии
0
ТЕПЕРЬ НАПИШИ КОММЕНТАРИЙ!x