Николай Васильевич Гоголь сделал так много для отечественной литературы, что очередной раз обсуждать все его заслуги и перечислять созданные им произведения особого смысла нет. Куда интереснее углубиться в его мышление. Любопытно, что через творчество Гоголь пытался подтолкнуть людей к поиску истины. В данной подборке собраны лучшие цитаты Николая Васильевича Гоголя.
А невесте скажи, что она подлец!
Право, мне очень нравится это простодушие!
Один там только и есть порядочный человек: прокурор; да и тот, если сказать правду, свинья.
Что, сынку, помогли тебе твои ляхи?
Никогда не стоит хвастаться будущим.
Да ведь сам собою дошел, собственным умом.
Редкая птица долетит до середины Днепра.
Иное письмо с наслажденьем прочтёшь.
Унтер-офицерша налгала вам, будто бы я её высек; она врёт, ей-богу, врёт. Она сама себя высекла.
А поворотись-ка, сын!
Давненько не брал я в руки шашек!
Нет, это невозможно выгнать: он говорит, что в детстве его мамка ушибла, и с тех пор от него отдает немного водкою.
Ей-ей, и почестей никаких не хочу. Оно, конечно, заманчиво, но пред добродетелью всё прах и суета.
Конечно, прилгнул немного; да ведь не прилгнувши не говорится никакая речь.
Если козак проворовался, украл какую-нибудь безделицу, это считалось уже поношением всему козачеству: его, как бесчестного, привязывали к позорному столбу и клали возле него дубину, которую всякий проходящий обязан был нанести ему удар, пока таким образом не забивали его насмерть. Не платившего должника приковывали цепью к пушке, где должен был он сидеть до тех пор, пока кто-нибудь из товарищей не решался его выкупить и заплатить за него долг.
Нет, кто уж кулак, тому не разогнуться в ладонь.
Умный человек — или пьяница, или рожу такую состроит, что хоть святых выноси.
Терпи казакъ, атаманъ будешь!
Зачем же выставлять напоказ бедность нашей жизни и наше грустное несовершенство, выкапывая людей из глуши, из отдаленных закоулков государства?
Кто заключает в себе талант, тот чище всех должен быть душой.
Гром, хохот, песни слышались тише и тише. Смычок умирал, слабея и теряя неясные звуки в пустоте воздуха. Еще слышалось где-то топанье, что-то похожее на ропот отдаленного моря, и скоро все стало пусто и глухо. Не так ли и радость, прекрасная и непостоянная гостья, улетает от нас, и напрасно одинокий звук думает выразить веселье? В собственном эхе слышит уже он грусть и пустыню и димо внемлет ему. Не так ли резвые други бурной и вольной юности, поодиночке, один за другим, теряются по свету и оставляют, наконец, одного старинного брата их? Скучно оставленному! И тяжело и грустно становится сердцу, и нечем помочь ему.
Есть множество таких людей, которые, встретившись с вами, непременно посмотрят на сапоги ваши, и, если вы пройдете, они оборотятся назад, чтобы посмотреть на ваши фалды. Я до сих пор не могу понять, отчего это бывает. Сначала я думал, что они сапожники, но, однако же, ничуть не бывало.
В самом деле, никогда жалость так сильно не овладевает нами, как при виде красоты, тронутой тлетворным дыханием разврата.
Потребовавши самый лёгкий ужин, состоявший только в поросенке, он тот же час разделся и, забравшись под одеяло, заснул сильно, крепко, заснул чудным образом, как спят одни только те счастливцы, которые не ведают ни геморроя, ни блох, ни слишком сильных умственных способностей.
Теперь всякая чуть вылезшая козявка уже думает, что он аристократ.
Да если спросят, отчего не выстроена церковь при богоугодном заведении, на которую год назад была ассигнована сумма, то не позабыть сказать, что начала строиться, но сгорела. Я об этом и рапорт представлял. А то, пожалуй, кто-нибудь, позабывшись, сдуру скажет, что она и не начиналась.
Нет, ум великая вещь. В свете нужна тонкость. Я смотрю на жизнь совершенно с другой точки. Этак прожить, как дурак проживет, это не штука, но прожить с тонкостью, с искусством, обмануть всех и не быть обмануту самому — вот настоящая задача и цель.
Послушайте, Иван Кузьмич, нельзя ли вам, для общей нашей пользы, всякое письмо, которое прибывает к вам в почтовую контору, входящее и исходящее, знаете, этак немножко распечатать и прочитать: не содержится ли в нем какого-нибудь донесения или просто переписки. Если же нет, то можно опять запечатать; впрочем, можно даже и так отдать письмо, распечатанное.
О! насчет врачеванья мы с Христианом Ивановичем взяли свои меры: чем ближе к натуре, тем лучше, — лекарств дорогих мы не употребляем. Человек простой: если умрет, то и так умрет; если выздоровеет, то и так выздоровеет.
Я знаю, что есть иные из нас, которые от души готовы посмеяться над кривым носом человека и не имеют духа посмеяться над кривою душою человека.
Да если проезжающий чиновник будет спрашивать службу, довольны ли, чтоб отвечали «Всем довольны, Ваше Благородие!» А который будет недоволен, то ему после дам такого неудовольствия!..
Если уж один бессмысленный каприз красавицы бывал причиной переворотов всемирных и заставлял делать глупости умнейших людей, что же было бы тогда, если бы этот каприз был осмыслен и направлен к добру.
Знаю, подло завелось теперь на земле нашей; думают только, чтобы при них были хлебные стоги, скирды да конные табуны их, да были бы целы в погребах запечатанные меды их. Перенимают черт знает какие бусурманские обычаи; гнушаются языком своим; свой с своим не хочет говорить; свой своего продает, как продают бездушную тварь на торговом рынке.
Право, печатной бумаги развелось столько, что не придумаешь скоро, что бы такое завернуть в неё.
А человек без честного рода и потомства, что хлебное семя, кинутое в землю и пропавшее даром в земле. Всходу нет — никто не узнает, что кинуто было семя.
Чуден Днепр при тихой погоде, когда вольно и плавно мчит сквозь леса и горы полные воды свои.
Но Россия такая чудная земля, что если скажешь об одном коллежском асессоре, то все коллежские асессоры, от Риги до Камчатки, непременно примут на свой счет. То же разумей и о всех званиях и чинах.
Архитектура – тоже летопись жизни: она говорит тогда, когда уже молчат и песни, и предания.
Вместо того чтобы строго судить свое прошедшее, гораздо лучше быть неумолимым к своим занятиям настоящим.
Женщине легче поцеловаться с чертом, чем назвать кого красавицей.
Сколько волка не корми, всех лосей заповедника на него не спишешь.
Без носа человек – черт знает что: птица не птица, гражданин не гражданин, – просто возьми, да и вышвырни в окошко!
Чем истины выше, тем нужно быть осторожнее с ними, иначе они вдруг обратятся в общие места, а общим местам уже не верят.
Стоит только попристальнее вглядеться в настоящее, будущее вдруг выступит само собой.
Когда человек влюбится, то он все равно что подошва, которую, коли размочишь в воде, возьми согни — она и согнется.
В разговорах с сими властителями он очень искусно умел польстить каждому.
Господи боже! Какое необъятное расстояние между знанием света и умением пользоваться этим знанием!
Пишут не потому, чтоб тягаться с кем бы то ни было, но потому, что душа жаждет излиться ощущениями.
Мне кажется, что разделять мысли, чувства и впечатления с другим есть одно из первых благ на свете.
Всё непринужденное и легкое у поэта и художника достается слишком принужденно, это и есть плод великих усилий.
Отчизна есть то, что ищет душа наша, что милее для нее всего. Отчизна моя — ты.
Какого горя не уносит время?
Я говорю всем открыто, что беру взятки, но чем взятки? Борзыми щенками. Это совсем иное дело.
Русского человека надо благодарить хотя бы за намерения.
Едва ли есть высшее из наслаждений, как наслаждение творить.
Нет уз святее товарищества.
Кто уже кулак, тому не разогнуться в ладонь.
Насмешки боится даже тот, кто уже ничего не боится.
Если тебе случится рассердится на кого бы то ни было, рассердись в то же время на самого себя, хотя бы за то, что сумел рассердиться на другого.
Отсюда хоть три года скачи, ни до какого государства не доскачешь.
В каждом слове бездна пространства, каждое слово необъятно, как поэт.
Без хороших отцов нет хорошего воспитания, несмотря на все школы.
Быть в мире и ничем не обозначить своего существования — это кажется мне ужасным.
В талантливых руках все может служить орудием к прекрасному.
Эх, русский народец! Не любит умирать своей смертью!
Да и странно говорить: нет человека, который бы за собою не имел каких- нибудь грехов.
Ничего, ничего, молчание!
В глубине холодного смеха могут отыскаться горячие искры вечной могучей любви.
Бывает время, когда иначе нельзя устремить общество или даже все поколение к прекрасному, пока не покажешь всю глубину его настоящей мерзости.
Родник поэзии есть красота.
Молодость счастлива тем, что у нее есть будущее.
Что, сынку, помогли тебе твои ляхи? Николай Васильевич Гоголь.
Над кем смеетесь? Над собой смеетесь!
Легкость в мыслях необыкновенная.
Русская сила и мощь у слова крылатого. Так от души впечатает в историю, что тысячелетиями будут помнить потомки.
Как ни глупы слова дурака, а иногда бывают они достаточны, чтобы смутить умного человека.
Горе уносит время. Страсть обязана уцелеть в неравной с ним дуэли.
Поверьте, что Бог недаром повелел каждому быть на том месте, на котором он теперь стоит. Нужно только хорошо осмотреться вокруг себя.
Я говорю всем открыто, что беру взятки, но чем взятки? Борзыми щенками. Это совсем иное дело.
Нет ничего приятнее, как быть обязанным во всем самому себе.
Обращаться со словами нужно честно.
Истинная национальность состоит не в описании сарафана, но в самом духе народа.
Не подумайте, чтобы я говорил это из лести; нет нет, не имею этого порока, от полноты души выражаюсь.
Если русских останется только один хутор, то и тогда Россия возродится.
К чести нашей народной гордости надобно заметить, что в русском сердце всегда обитает прекрасное чувство взять сторону угнетенного.
От споров, как от огня, следует остерегаться.
В моей пьесе было одно честное, благородное лицо. Это честное, благородное лицо был — смех.
Никогда не стоит хвастаться будущим.
Часто сквозь видимый миру смех льются невидимые миру слёзы.
Я тебя женю так, что и не услышишь.
Ничего нет сердитее всякого рода департаментов, полков, канцелярий и, словом, всякого рода должностных сословий. Теперь уже всякой частный человек считает в лице своем оскорбленным всё общество.
Переводчик должен быть как стекло, такое прозрачное, что его не видно.
Велико незнанье России посреди России. Всё живет в иностранных журналах и газетах, а не в земле своей. Город не знает города, человек человека; люди, живущие только за одной стеной, кажется, как бы живут за морями.
Поблагодарите Бога за то, что вы русский. Для русского теперь открывается путь, и этот путь есть сама Россия. Если только возлюбит русский Россию, возлюбит и всё, что ни есть в России. Вы ещё не любите Россию: вы умеете только печалиться да раздражаться слухами обо всем дурном, что в ней ни делается, в вас все это производит только одну черствую досаду да уныние.
Тебе объяснится также и то, почему не выставлял я до сих пор читателю явлений утешительных и не избирал в мои герои добродетельных людей. Их в голове не выдумаешь. Пока не станешь сам хотя сколько-нибудь на них походить, пока не добудешь медным лбом и не завоюешь силою в душу несколько добрых качеств — мертвечина будет всё, что ни напишет перо твоё, и, как земля от Неба, будет далеко от правды. Выдумывать кошемаров — я также не выдумал, кошемары эти давили мою собственную душу: что было в душе, то из неё и вышло.
Какая странная мода теперь завелась на Руси! Сам человек лежит на боку, к делу настоящему ленив, а другого торопит, точно как будто непременно другой должен изо всех сил тянуть от радости, что его приятель лежит на боку. Чуть заметят, что хотя один человек занялся серьёзно каким-нибудь делом, уж его торопят со всех сторон, и потом его же выбранят, если сделает глупо, — скажут: «Зачем поторопился?»
Дивишься драгоценности нашего языка: что ни звук, то и подарок; всё зернисто, крупно, как сам жемчуг, и право, иное название драгоценнее самой вещи.
Я пригласил вас, господа, с тем, чтобы сообщить вам пренеприятное известие. К нам едет ревизор.
Один раз я даже управлял департаментом. И странно: директор уехал, — куда уехал, неизвестно. Ну, натурально, пошли толки: как, что, кому занять место? Многие из генералов находились охотники и брались, но подойдут, бывало, — нет, мудрено. Кажется, и легко на вид, а рассмотришь — просто черт возьми!
С Пушкиным на дружеской ноге. Бывало, часто говорю ему: «Ну что, брат Пушкин?» — «Да так, брат, — отвечает, бывало, — так как-то всё…» Большой оригинал.
С тех пор, как я принял начальство, — может быть, вам покажется даже невероятным, — все как мухи выздоравливают. Больной не успеет войти в лазарет, как уже здоров; и не столько медикаментами, сколько честностью и порядком.
«Позвольте вас попросить расположиться в этих креслах», сказал Манилов. «Здесь вам будет попокойнее». «Позвольте, я сяду на стуле». «Позвольте вам этого не позволить», сказал Манилов с улыбкою.
Чем истины выше, тем нужно быть осторожнее с ними; иначе они вдруг обратятся в общие места, а общим местам уже не верят. Не столько зла произвели сами безбожники, сколько произвели зла лицемерные или даже просто неприготовленные проповедатели Бога, дерзавшие произносить имя Его неосвященными устами.
Большому кораблю — большое плавание!
Вот, подлино, если бог хочет наказать, так отнимет прежде разум.
Ну, в ином случае много ума хуже, чем бы его совсем не было.
Не было ремесла, которого бы не знал козак: накурить вина, снарядить телегу, намолоть пороху, справить кузнецкую, слесарную работу и, в прибавку к тому, гулять напропалую, пить и бражничать, как только может один русский, — все это было ему по плечу.
Но по странному устройству вещей, всегда ничтожные причины родили великие события, и наоборот — великие предприятия оканчивались ничтожными следствиями.
Ей я столько же дорог, как перержавевшая подкова.
Прямо под самое сердце пришлась ему пуля, но собрал старый весь дух свой и сказал: «Не жаль расстаться с светом. Дай бог и всякому такой кончины! Пусть же славится до конца века Русская земля!» И понеслась к вышинам Бовдюгова душа рассказать давно отошедшим старцам, как умеют биться на Русской земле и, еще лучше того, как умеют умирать в ней за святую веру.
Да разве найдутся на свете такие огни, муки и такая сила, которая бы пересилила русскую силу!
Для того, чтобы советовать другому, надо слишком хорошо узнать этого другого. Но это трудно, ибо для того, чтоб узнать другого, нужно прежде узнать хорошо себя, а для того, чтоб узнать себя, потребно столько времени, что некогда узнавать другого, а тем более судить его.
Они были умны; каким образом они сделались умны — никто не знал, может быть, это было внушено им от рождения как инстинкт или, может быть, они умели извлечь крупицы опытности и здравого суждения из книг, которые им удалось читать, из которых не всякий умеет извлекать что-либо.
О, это коварное существо — женщина! Я теперь только постигнул, что такое женщина. До сих пор никто еще не узнал, в кого она влюблена: я первый открыл это. Женщина влюблена в черта. Да, не шутя.
Но неизвестно будущее, и стоит оно пред человеком, подобно осеннему туману, поднявшемуся из болот. Безумно летают в нем вверх и вниз, черкая крыльями, птицы, не распознавая в очи друг друга, голубка — не видя ястреба, ястреб — не видя голубки, и никто не знает, как далеко летает он от своей погибели.
Довольно из десяти сторон иметь одну глупую, чтобы быть признану дураком мимо девяти хороших.
Есть люди, имеющие страстишку нагадить ближнему, иногда вовсе без всякой причины.
А ведь хлопотливая, черт возьми, вещь женитьба! То, да се, да это. Чтобы то да это было исправно, — нет, черт побери, это не так легко, как говорят.
В первую минуту разговора с ним не можешь не сказать: «Какой приятный и добрый человек!» В следующую за тем минуту ничего не скажешь, а в третью скажешь: «Черт знает что такое!» — и отойдешь подальше; если ж не отойдешь, почувствуешь скуку смертельную.
Искусство стремится непременно к добру, положительно или отрицательно: выставляет ли нам красоту всего лучшего, что ни есть в человеке, или же смеется над безобразием всего худшего в человеке. Если выставишь всю дрянь, какая ни есть в человеке, и выставишь ее таким образом, что всякий из зрителей получит к ней полное отвращение, спрашиваю: разве это уже не похвала всему хорошему? Спрашиваю: разве это не похвала добру?
Чудно блещет месяц! Трудно рассказать, как хорошо потолкаться в такую ночь между кучею хохочущих и поющих девушек и между парубками, готовыми на все шутки и выдумки, какие может только внушить весело смеющаяся ночь. Под плотным кожухом тепло; от мороза еще живее горят щеки; а на шалости сам лукавый подталкивает сзади…
Несчастье умягчает человека; природа его тогда становится более чуткой и доступной к пониманию предметов, превосходящих понятие человека, находящегося в обыкновенном и вседневном положении.
Нет ничего приятнее, как быть обязанным во всем самому себе.
Едва ли есть высшее из наслаждений, как наслаждение творить.
Это уже известно всему свету, что когда Англия нюхает табак, то Франция чихает.
Право, такое затруднение — выбор! Если бы еще один, два человека, а то четыре… Никанор Иванович недурен, хотя, конечно, худощав; Иван Кузьмич тоже недурен. Да если сказать правду, Иван Павлович тоже, хоть и толст, а ведь очень видный мужчина. Прошу покорно, как тут быть? Балтазар Балтазарович опять мужчина с достоинствами… Если бы губы Никанора Ивановича да приставить к носу Ивана Кузьмина, да взять сколько-нибудь развязности, какая у Балтазара Балтазарыча, да, пожалуй, прибавить к этому еще дородности Ивана Павловича — я бы тогда тотчас же решилась.
Я видел его глазами души.
Везде, где бы ни было в жизни, среди ли черствых, шероховато-бедных и неопрятно-плеснеющих низменных рядов её или среди однообразно-хладных и скучно-опрятных сословий высших, везде хоть раз встретится на пути человеку явленье, не похожее на всё то, что случалось ему видеть дотоле, которое хоть раз пробудит в нём чувство, не похожее на те, которые суждено ему чувствовать всю жизнь.
Русь, куда ж несешься ты? дай ответ. Не дает ответа.
Русская возница имеет доброе чутьё вместо глаз; от этого случается, что он, зажмуря глаза, качает иногда во весь дух и всегда куда-нибудь да приезжает.
Не то на свете дивно устроено: весёлое мигом обратится в печальное, если только долго застоишься перед ним, и тогда бог знает что взбредёт в голову.
Полюби нас черненькими, а беленькими нас всякий полюбит.
Надобно иметь любовь к труду. Без этого ничего нельзя сделать. Надобно полюбить хозяйство, да! И, поверьте, это вовсе не скучно. Выдумали, что в деревне тоска… да я бы умер от тоски, если бы хотя один день провёл в городе так, как проводят они! Хозяину нет времени скучать. В жизни его нет пустоты — всё полнота.
Где же вы после этого будете жить? — спросил Платонов Хлобуева. — Есть у вас другая деревушка? — Да в город нужно переезжать: там есть у меня домишко. Это нужно сделать для детей: им нужны будут учителя. Пожалуйста, здесь ещё можно достать учителя Закону Божию; музыке, танцеванью — ни за какие деньги в деревне нельзя достать. — «Куска хлеба нет, а детей учит танцеванью», — подумал Чичиков. — «Странно!» — подумал Платонов. — Однако ж нужно нам чем-нибудь вспрыснуть сделку, — сказал Хлобуев. — Эй, Кирюшка! принеси, брат, бутылку шампанского. — «Куска хлеба нет, а шампанское есть», — подумал Чичиков. — Платонов не знал, что и думать.
В натуре находится много вещей, неизъяснимых даже для обширного ума.
И оказалось ясно, какого рода созданье человек: мудр, умен и толков он бывает во всем, что касается других, а не себя; какими осмотрительными, твердыми советами снабдит он в трудных случаях жизни! «Экая расторопная голова! — кричит толпа. — Какой неколебимый характер!» А нанесись на эту расторопную голову какая-нибудь беда и доведись ему самому быть поставлену в трудные случаи жизни, куды делся характер, весь растерялся неколебимый муж, и вышел из него жалкий трусишка, ничтожный, слабый ребенок, или просто фетюк, как называет Ноздрев.
И во всемирной летописи человечества много есть целых столетий, которые, казалось бы, вычеркнул и уничтожил как ненужные. Много совершилось в мире заблуждений, которых бы, казалось, теперь не сделал и ребенок. Какие искривленные, глухие, узкие, непроходимые, заносящие далеко в сторону дороги избирало человечество, стремясь достигнуть вечной истины, тогда как перед ним весь был открыт прямой путь, подобный пути, ведущему к великолепной храмине, назначенной царю в чертоги!
Как странно, как непостижимо играет нами судьба наша! Получаем ли мы когда-нибудь то, чего желаем? Достигаем ли мы того, к чему, кажется, нарочно приготовлены наши силы? Всё происходит наоборот.
Как ни глупы слова дурака, а иногда бывают они достаточны, чтобы смутить умного человека.
Есть у русского человека враг, непримиримый, опасный враг, не будь которого он был бы исполином. Враг этот — лень.
Часто сквозь видимый миру смех льются невидимые миру слёзы.
Есть еще порох в пороховницах.
Если тебе случится рассердится на кого бы то ни было, рассердись в то же время на самого себя, хотя бы за то, что сумел рассердиться на другого.
Красота производит совершенные чудеса. Все душевные недостатки в красавице, вместо того чтобы произвести отвращение, становятся как-то необыкновенно привлекательны; самый порок дышит в них миловидностью; но исчезни она — и женщине нужно быть в двадцать раз умнее мужчины, чтобы внушить к себе если не любовь, то, по крайней мере, уважение.
Но что страннее, что не понятнее всего, это то, как авторы могут брать подобные сюжеты, признаюсь, это уж совсем непостижимо, это точно… нет, нет, совсем не понимаю.
В это время обыкновенно неприлично ходить дамам, потому что русский народ любит изъясняться такими резкими выражениями, каких они, верно, не услышат даже в театре.
Русь, кудa ж несешься ты? Дaй ответ. Не дaет ответa. Чудным звоном зaливaется колокольчик; гремит и стaновится ветром рaзорвaнный в куски воздух; летит мимо все, что ни есть нa земли, и, косясь, посторaнивaются и дaют ей дорогу другие нaроды и госудaрствa.
Кто увлечен красотами, тот не видит недостатков и прощает всё; но кто озлоблен, тот постарается выкопать в нас всю дрянь и выставить её так ярко внаружу, что поневоле её увидишь.
Быть в мире и ничем не обозначить своего существования — это кажется мне ужасным.
Нет человека, который бы за собою не имел каких-нибудь грехов.
Казенного жалованья не хватает даже на чай и сахар.
Ноздрев был в некотором отношении исторический человек. Ни на одном собрании, где он был, не обходилось без истории.
И в церкви не было места. Взошел городничий — нашлось. А была такая давка, что и яблоку негде упасть.
А что мне отец, товарищи и отчизна! – сказал Андрий, встряхнув быстро головою и выпрямив весь прямой, как надречная осокорь, стан свой. – Так если ж так, так вот что: нет у меня никого! Никого, никого! – повторил он тем же голосом и сопроводив его тем движеньем руки, с каким упругий, несокрушимый козак выражает решимость на дело, неслыханное и невозможное для другого. – Кто сказал, что моя отчизна Украйна? Кто дал мне ее в отчизны? Отчизна есть то, чего ищет душа наша, что милее для нее всего. Отчизна моя – ты! Вот моя отчизна! И понесу я отчизну сию в сердце моем, понесу ее, пока станет моего веку, и посмотрю, пусть кто нибудь из козаков вырвет ее оттуда! И все, что ни есть, продам, отдам, погублю за такую отчизну!
Я давно подозревал, что собаки гораздо умнее человека; я даже был уверен, что она может говорить, но что в ней есть только какое-то упрямство. Она чрезвычайный политик: всё замечает, все шаги человека.
И если был когда-нибудь влюбленный до последнего градуса безумия, стремительно, ужасно, разрушительно, мятежно, то этот несчастный был он.
В пословицах наших видна необыкновенная полнота народного ума, умевшего сделать все своим орудием: иронию, насмешку, наглядность, меткость живописного соображения, чтобы составить животрепещущее слово, которое пронимает насквозь природу русского человека, задирая за всё её живое.
На зеркало неча пенять, коли рожа крива.
Легкомысленно непроницательны люди, и человек в другом кафтане кажется им другим человеком.
Весьма опасно заглядывать поглубже в дамские сердца.
Все у них было как-то черство, неотесанно, неладно, негоже, нестройно, нехорошо, в голове кутерьма, сутолока, сбивчивость, неопрятность в мыслях, — одним словом, так и вызначилась во всем пустая природа мужчины, природа грубая, тяжелая, не способная ни к домостроительству, ни к сердечным убеждениям, маловерная, ленивая, исполненная беспрерывных сомнений и вечной боязни.
Как ни глупы слова дурака, а иногда бывают они достаточны, чтобы смутить умного человека.
На одной картине изображена была нимфа с такими огромными грудями, каких читатель, верно, никогда не видывал.
Ничего не может быть приятнее, как жить в уединении, наслаждаться зрелищем природы и почитать иногда какую-нибудь книгу…
Один там только и есть порядочный человек: прокурор; да и тот, если сказать правду, свинья.
Как много в человеке бесчеловечья.
Исчезло и скрылось существо, никем не защищенное, никому не дорогое, ни для кого не интересное, даже
Женщине, сами знаете, легче поцеловаться с чортом, не во гнев будь сказано, нежели назвать кого красавицею.
В старину любили хорошенько поесть, еще лучше любили попить, а еще лучше любили повеселиться.
Оставьте меня, зачем вы меня обижаете?
…ветер, по петербургскому обычаю, дул на него со всех четырех сторон, из всех переулков.
По мне уж лучше тот человек, который говорит прямо, что он не знает толку, нежели тот, который корчит лицемера, говорит, будто бы знает то. что не знает, и только гадит да портит.
Талант есть драгоценнейший дар бога – не погуби его. Исследуй, изучай всё, что ни видишь, покори всё кисти, но во всём умей находить внутреннюю мысль и пуще всего старайся постигнуть высокую тайну созданья. Блажен избранник, владеющий ею.
Ей-богу, уже надоело рассказывать! Да что вы думаете? Право, скучно: рассказывай, да и рассказывай, и отвязаться нельзя! Ну, извольте, я расскажу, только, ей-ей, в последний раз.
Даму так же легко и приятно поднять на воздух, как подносимый ко рту бокал, наполненный шампанским.
Я давно подозревал, что собака гораздо умней человека; я даже был уверен, что она может говорить, но что в ней есть какое-то упрямство. Она чрезвычайный политик: все замечает, все шаги человека.
Иван Яковлевич, как всякий порядочный русский мастеровой, был пьяница страшный.
Но Россия такая чудная земля, что если скажешь об одном коллежском асессоре, то все коллежские асессоры, от Риги до Камчатки, непременно примут на свой счет. То же разумей и о всех званиях и чинах
Видно, правду говорят люди, что у девушек сидит чёрт, подстрекающий их любопытство.
За то люблю, что у тебя карие очи, и как поглядишь ты ими — у меня как будто на душе усмехается: и весело и хорошо ей; что приветливо моргаешь ты черным усом своим; что ты идешь по улице, поешь и играешь на бандуре, и любо слушать тебя.
Да так, хоть ты мне и батько, а как будешь смеяться, то, ей-богу, поколочу!
Услышали, нечестивые, как мучится христианин! чтобы ни один из нас не промолвил ни одного слова!
За что такая напасть на нас грешных! и так много всякой дряни на свете, а ты еще и жинок наплодил!
Свет – батюшки мои! Это все равно как, случается, иногда зайдешь в покои великого пана: все обступят тебя и пойдут дурачить. Еще бы ничего, пусть уже высшее
Туда к черту! Вот тебе и свадьба! — думал он про себя, уклоняясь от сильно наступавшей супруги. — Придется отказать доброму человеку ни за что ни про что, Господи Боже мой, за что такая напасть на нас грешных! и так много всякой дряни на свете, а ты еще и жинок наплодил!
Малороссияне, когда подгуляют, непременно начнут целоваться или плакать.
А ты думаешь небось, что женитьба всё равно что эй, Степан, подай сапоги! . Натянул на ноги да и пошёл? Нужно порассудить, порассмотреть.
Подколесин. Право, что-то не хочется; пусть лучше завтра.Кочкарев. Ну есть ли в тебе капля ума? Ну не олух ли ты? Собрался совершенно, и вдруг: не нужно! Ну скажи, пожалуйста, не свинья ли ты, не подлец ли ты после этого?
Народ наш умен: он растолкует, не ломая головы, даже то, что приводит в тупик умников.
Не столько зла произвели сами безбожники, сколько произвели зла лицемерные или даже просто неприготовленные проповедатели Бога, дерзавшие произносить имя Его неосвященными устами.
Теперь я вижу все как на ладони. А прежде, я не понимаю, прежде все было передо мною в каком-то тумане. И это все происходит, думаю, оттого, что люди воображают, будто человеческий мозг находится в голове; совсем нет: он приносится ветром со стороны Каспийского моря
Это уже известно всему свету, что когда Англия нюхает табак, то Франция чихает.
Отчизна есть то, что ищет душа наша, что милее для нее всего. Отчизна моя — ты.»
Рассказ мой начинается, как начинаются вообще все лучшие русские сказания: был я, признаться, выпивши…
Вы боитесь глубоко устремленного взора, вы страшитесь сами устремить на что-нибудь глубокий взор, вы любите скользнуть по всему недоумевающими глазами.
Но мудр тот, кто не гнушается никаким характером, но, вперя в него испытующий взгляд, изведывает его до первоначальных причин.
Самопожертвование, великодушие в решительные минуты, храбрость, ум — и ко всему этому изрядная подмесь себялюбия, честолюбия, самолюбия, мелочной щекотливости личной и многого того, без чего не обходится человек.
Разум есть несравненно высшая способность, но она приобретается не иначе, как победой над страстями.
Что же сильнее над нами: страсть или привычка? Или все сильные порывы, весь вихорь наших желаний и кипящих страстей — есть только следствие нашего яркого возраста и только по тому одному кажутся глубоки и сокрушительны?
Скучно на этом свете, господа!
Никогда не стоит хвастаться будущим.
В глубине холодного смеха могут отыскаться горячие искры вечной могучей любви.
Один там только и есть порядочный человек: прокурор; да и тот, если сказать правду, свинья.
Когда человек влюбится, то он всё равно, что подошва, которую, коли размочишь в воде, возьми, согни — она и согнётся.
Молодость счастлива тем, что у неё есть будущее.
Не будьте мёртвыми душами, но живыми. Есть только одна дверь к жизни, и эта дверь — Иисус Христос.
Таков уж русский человек: страсть сильная зазнаться с тем, который бы хотя одним чином был его повыше, и шапочное знакомство с графом или князем для него лучше всяких тесных дружеских отношений.
Ничего не может быть приятнее, как жить в уединении, наслаждаться зрелищем природы и почитать иногда какую-нибудь книгу…
Я разгадывал науку веселой и счастливой жизни, удивлялся, как люди, жадные счастья, немедленно убегают от него, встретившись с ним…
Тому не нужно далеко ходить, у кого черт за плечами.
Боже, что за жизнь наша! Вечный раздор мечты с существенностью!
Человек такое дивное существо, что никогда не можно исчислить вдруг всех его достоинств, и чем более в него всматриваешься, тем более является новых особенностей, и описание их бесконечно.
Всё обман, всё мечта, всё не то, чем кажется!
Светского человека нечего винить, что он не смыслит живописи; зато он смыслит в картах, знает толк в хорошем вине, в лошадях — зачем знать больше барину?
Я не беру совсем никаких взяток. Вот если бы вы, например, предложили мне взаймы рублей триста — ну, тогда совсем дело другое: взаймы я могу взять.
Ну, уж вы — женщины! Все кончено, одного этого слова достаточно! Вам всё — финтирлюшки!
Я люблю поесть. Ведь на то живешь, чтобы срывать цветы удовольствия.
Пусть каждый возьмёт в руки по улице… чёрт возьми, по улице — по метле! И вымели бы всю улицу, что идет к трактиру, и вымели бы чисто!
Плачем горю не поможешь, нужно дело делать .
Неладно скроен, да крепко сшит .
Подгулявши, человек все несет наружу: что на сердце, то и на языке .
Эх, русский народец! не любит умирать своею смертью!
Мне лягушку хоть сахаром облепи, не возьму её в рот
Музыка играет, штандарт скачет.
Ничего не может быть приятнее, как жить в уединении, наслаждаться зрелищем природы и почитать иногда какую-нибудь книгу.
Легкость в мыслях необыкновенная!
Чем ближе к натуре, тем лучше, — лекарств дорогих мы не употребляем. Человек простой: если умрёт, то он и так умрёт, если выздоровеет, то он и так выздоровеет.
Умный человек — или пьяница, или рожу такую состроит, что хоть святых выноси.
А деньги в кулаке, да кулак-то весь в огне .
Большому кораблю — большое плавание!
Во рту точно эскадрон переночевал .
Позвольте вам этого не позволить .
Приятный разговор лучше всякого блюда .
Оно чем больше ломки, тем больше означает деятельность градоправителя.
Оно конечно, Александр Македонский — герой, но зачем же стулья ломать?
Эка, бездельник, как расписывает! Дал же Бог такой дар!
Есть у русского человека враг, непримиримый, опасный враг, не будь которого он был бы исполином. Враг этот — лень.
Для друга семь верст не околица!
Не имей денег, имей хороших людей для обращения .
Отсюда хоть три года скачи, ни до какого государства не доскачешь .
Полюби нас черненькими, а беленькими нас всякий полюбит .
К нам едет ревизор .
А подать сюда Ляпкина-Тяпкина!
Молодого скорее пронюхаешь. Беда, если старый черт, а молодой весь наверху.
Пред добродетелью всё прах и суета.
Грешки грешкам — рознь. Я говорю всем открыто, что беру взятки, но чем взятки? Борзыми щенками. Это совсем иное дело.
В детстве мамка его ушибла, и с тех пор от него отдаёт немного водкою .
И верёвочка в дороге пригодится .
Терпи казак, атаман будешь!
Пришли, понюхали и ушли прочь.
Малейший призрак истины — и против тебя восстают, и не один человек, а целые сословия.
Истинная национальность состоит не в описании сарафана, но в самом духе народа.
Перед Вами громада — русский язык!
Женщины, это такой предмет… Одни глаза их такое бесконечное государство, в которое заехал человек — и поминай как звали!
Одичаешь, знаете, если будешь все время жить взаперти.
Ой, баба! — подумал он про себя и тут же прибавил: — Ой, нет! — Конечно, баба! — наконец сказал он, рассмотрев попристальнее.
У вас что ни слово, то Цицерон с языка слетел.
По мне уж лучше тот человек, который говорит прямо, что он не знает толку, нежели тот, который корчит лицемера, говорит, будто бы знает то, чего не знает, и только гадит и портит.
Человеку, который вышел из дому в светлой праздничной одежде, стоит только быть обрызнуту одним пятном грязи из-под колеса, и уже весь народ обступил его и указывает на него пальцем и толкует об его неряшестве, тогда как тот же народ не замечает множества пятен на других проходящих, одетых в будничные одежды. Ибо на будничных одеждах не замечаются пятна.
Как много в человеке бесчеловечья, как много скрыто свирепой грубости в утончённой, образованной светскости и, боже! даже в том человеке, которого свет признаёт благородным и честным…
Исчезло и скрылось существо, никем не защищённое, никому не дорогое, ни для кого не интересное, даже не обратившее на себя внимание и естество наблюдателя не пропускающего посадить на булавку обыкновенную муху и рассмотреть её под микроскоп.
Женщине легче расцеловаться с чёртом, нежели назвать кого красавицей…
Бывает время, когда нельзя иначе устремить общество или даже все поколение к прекрасному, пока не покажешь всю глубину его настоящей мерзости.
Как бы то ни было, цель человека все еще не определена, если он не стал наконец твердой стопою на прочное основание, а не на какую-нибудь вольнодумную химеру юности.
Но в жизни все меняется быстро и живо…
Блестит вдали какой-то луч спасения: святое слово — Бог — любовь.
Страх прилипчивее чумы.
Нужно знать, что Акакий Акакиевич изъяснялся большею частью предлогами, наречиями и, наконец, такими частицами, которые решительно не имеют никакого значения.
Ничего нет сердитее всякого рода департаментов, полков, канцелярий и, словом, всякого рода должностных сословий. Теперь уже всякой частный человек считает в лице своем оскорбленным всё общество.
Насмешки боится даже тот, который уже ничего не боится на свете.
Неужели вы полагаете, что я стану брать деньги за души, которые в некотором роде окончили своё существование?
Оно, конечно, Александр Македонский герой, но зачем же стулья ломать?
Не тот еще добрый воин, кто не потерял духа в важном деле, а тот добрый воин, кто и на безделье не соскучит, кто все вытерпит, и хоть ты ему что хочь, а он все-таки поставит на своем.
Нет, братцы, так любить, как русская душа, — любить не то чтобы умом или чем другим, а всем, чем дал бог, что ни есть в тебе, а… — сказал Тарас, и махнул рукой, и потряс седою головою, и усом моргнул, и сказал: — Нет, так любить никто не может!
Я тебя породил, я тебя и убью!
Но на свете нет ничего долговременного, а потому и радость в следующую минуту за первою уже не так жива; в третью минуту она становится еще слабее и наконец незаметно сливается с обыкновенным положением души, как на воде круг, рожденный падением камешка, наконец сливается с гладкою поверхностью.
Я хочу ее видеть, не с тем, чтобы любить ее, нет, я хотел бы только смотреть на нее, смотреть на всю ее, смотреть на ее очи, смотреть на ее руки, на ее пальцы, на блистающие волосы. Не целовать ее, хотел бы только глядеть на нее. И что же? Ведь это так должно быть, это в законе природы; она не имеет права скрыть и унести красоту свою. Полная красота дана для того в мир, чтобы всякой ее увидал, чтобы идею о ней сохранял навечно в своем сердце. Если бы она была просто прекрасна, а не такое верховное совершенство, она бы имела право принадлежать одному, ее бы мог он унести в пустыню, скрыть от мира. Но красота полная должна быть видима всем.
Что есть жизнь? Это разрушение мечты действительностью…
Русского человека надо благодарить хотя бы за намерения.
Если у русских останется только один хутор, то и тогда Россия возродится.
Пусть обо мне говорят всё, даже негативное, но для меня это будет уроком. Это поможет мне открыть глаза на то, чего я не замечаю, и поможет мне чему-то научиться.
Сердцеведением и мудрым познанием жизни отзовется слово британца; легким щеголем блеснет и разлетится недолговечное слово француза; затейливо придумает свое, не всякому доступное, умно-худощавое слово немец; но нет слова, которое было бы так замашисто, бойко, так вырвалось бы из-под самого сердца, так бы кипело и живо трепетало, как метко сказанное русское слово.
В дорогу! в дорогу! прочь набежавшая на чело морщина и строгий сумрак лица! Разом и вдруг окунемся в жизнь со всей ее беззвучной трескотней и бубенчиками…
Эх, русский народец! Не любит умирать своей смертью!
Нет уз святее товарищества! Отец любит свое дитя, мать любит своё дитя, дитя любит отца и мать. Но это не то, братцы: любит и зверь своё дитя. Но породниться родством по душе, а не по крови, может только один человек.
Видит теперь все ясно текущее поколение, дивится заблужденьям, смеется над неразумием своих предков, не зря, что небесным огнем исчерчена сия летопись, что кричит в ней каждая буква, что отовсюду устремлен пронзительный перст на него же, на него, на текущее поколение; но смеется текущее поколение и самонадеянно, гордо начинает ряд новых заблуждений, над которыми также потом посмеются потомки.
И грозно объемлет меня могучее пространство, страшною силою отразясь во глубине моей; неестественной властью осветились мои очи: у! какая сверкающая, чудная, незнакомая земле даль! Русь!..
Быстро все превращается в человеке; не успеешь оглянуться, как уже вырос внутри страшный червь, самовластно обративший к себе все жизненные соки. И не раз не только широкая страсть, но ничтожная страстишка к чему-нибудь мелкому разрасталась в рожденном на лучшие подвиги, заставляла его позабывать великие и святые обязанности и в ничтожных побрякушках видеть великое и святое.
Бесчисленны, как морские пески, человеческие страсти, и все не похожи одна на другую, и все они, низкие и прекрасные, вначале покорны человеку и потом уже становятся страшными властелинами его.
И какой же русский не любит быстрой езды? Его ли душе, стремящейся закружиться, загуляться, сказать иногда: «чёрт побери всё!» — его ли душе не любить её? Её ли не любить, когда в ней слышится что-то восторженно-чудное? Кажись, неведомая сила подхватила тебя на крыло к себе, и сам летишь, и всё летит…
Где же тот, кто бы на родном языке русской души нашей умел бы нам сказать это всемогущее слово: ВПЕРЁД! кто, зная все силы и свойства, и всю глубину нашей природы, одним чародейным мановением мог бы устремить на высокую жизнь русского человека? Какими словами, какой любовью заплатил бы ему благодарный русский человек. Но века проходят за веками; полмиллиона сидней, увальней и байбаков дремлют непробудно, и редко рождается на Руси муж, умеющий произносить его, это всемогущее слово.
Если вы хотите разбогатеть скоро, так вы никогда не разбогатеете; если же хотите разбогатеть, не спрашивая о времени, то разбогатеете скоро.
Бог предоставил себе дело творенья, как высшее наслажденье, и требует от человека также, чтобы он был творцом благоденствия и стройного теченья дел.
Иной раз, право, мне кажется, что будто русский человек — какой-то пропащий человек. Нет силы воли, нет отваги на постоянство. Хочешь все сделать — и ничего не можешь. Все думаешь — с завтрашнего дни начнешь новую жизнь, с завтрашнего дни сядешь на диету — ничуть не бывало: к вечеру того же дни так объешься, что только хлопаешь глазами и язык не ворочается; как сова сидишь, глядя на всех, — право и этак все.
Я их знаю всех: это все мошенники, весь город там такой: мошенник на мошеннике сидит и мошенником погоняет.
Забирайте же с собою в путь, выходя из мягких юношеских лет в суровое ожесточающее мужество, забирайте с собою все человеческие движения, не оставляйте их на дороге, не подымете потом!
Поди ты сладь с человеком! Не верит в бога, а верит, что если почешется переносье, то непременно умрет.
Все мы имеем маленькую слабость немножко пощадить себя, а постараемся лучше приискать какого-нибудь ближнего, на ком бы выместить свою досаду.
Деньги, как тень или красавица, бегут за нами только тогда, когда мы бежим от них. Кто слишком занят трудом своим, того не может смутить мысль о деньгах, хотя бы даже и на завтрашний день их у него недоставало.
Долг писателя – не одно только доставление приятного занятия уму и вкусу; строго взыщется с него, если от сочинений его не распространится какая нибудь польза душе и не останется от него ничего в поучение людям.
