Лучшие цитаты из книги Крах и восход (300 цитат) ✒

Крах и восход — захватывающая книга, которая переносит читателя в мир страсти, интриги и борьбы за власть. Эта история о силе и амбициях, о том, как люди готовы пойти на край света, чтобы достичь своих целей. В ней описывается неуловимая скорость перемены, которая меняет ход событий и расставляет все карточки по-новому. Крах и восход — это пронзительный рассказ о том, как ничто не может остановить настоящего лидера, который стремится к вершинам в любой ценой. Лучшие цитаты из книги Крах и восход собраны в данной подборке.

– У меня ничего не останется, – прошептала я. – Нет, – ласково ответил Дарклинг, заключая меня в объятия и целуя в макушку. – Я уничтожу все, что ты знаешь, все, что ты любишь, пока у тебя не останется другого пристанища, кроме меня.

Нет более великой силы, чем вера, и не будет более великой армии, чем та, которой она движет.

Я уничтожу все, что ты знаешь, все, что ты любишь, пока у тебя не останется другого пристанища, кроме меня.

Никто не знал, проклинать его имя или восхвалять, поэтому я произнесла его тихо, на одном дыхании. – Александр, – прошептала я. Имя мальчика – отринутое и почти забытое.

Быть может, любовь – это суеверие, молитва, которой мы откупаемся от правды о нашем одиночестве.

– И я тебя. Спасибо, что спас нас. – Всем нужно какое-то хобби.– Мне казалось, твое – самолюбование. – У меня два хобби.

– Чего это вы валяетесь босые и полуголые в грязи? – полюбопытствовал знакомый голос. – Ищете трюфели, я надеюсь?

надежда хитрая, как вода. Она всегда находит способ просочиться.

Они прожили заурядную жизнь, полную заурядных событий – если любовь можно так назвать.

Возможно, в конечном счете любовь – это просто стремление к чему-то невероятно яркому и бесконечно недостижимому.

– Под землей особо нечем заняться, кроме как тренироваться. – Я могу придумать более интересные способы провести время.– Что за грязные намеки? – Мысли у тебя грязные! Я намекал на головоломки и чтение поучительных текстов.

– Багра, – произнес принц, – как вы сегодня? – Все такая же старая и слепая, – прорычала она.– И обаятельная, – протянул Николай. – Ни в коем случае не забывайте об обаянии.– Щенок.– Карга. – Чего ты хочешь, паразит?

Быть может, любовь – это суеверие, молитва, которой мы откупаемся от правды о нашем одиночестве. Я запрокинула голову. Звезды казались такими близкими друг к другу, но на самом деле между ними пролегали миллионы миль. Возможно, в конечном счете любовь – это просто стремление к чему-то невероятно яркому и бесконечно недостижимому.

– Я не сокрушенная. Я – сокрушение.

Страдания никого не обходят стороной и встречаются сплошь и рядом. Главное, какой мы выносим из них урок.

– Я могу придумать более интересные способы провести время. – Что за грязные намеки? – Мысли у тебя грязные! Я намекал на головоломки и чтение поучительных текстов.

– Ты могла бы сделать меня лучше. – А ты мог бы сделать меня монстром.

Никто из них не был простым или легким в общении. Они, как и я, лелеяли свои обиды и скрытые раны. Каждый сломлен по-своему. Мы не идеальная команда. Наши края настолько острые, что иногда мы режемся друг об друга, но, свернувшись на боку, чувствуя теплоту костра за спиной, я ощутила столь мощный прилив благодарности, что у меня заныло сердце. А с ней пришел и страх. Близость с ними – роскошь, за которую придется платить. Теперь мне есть что терять.

Со временем мы можем стать счастливыми. Люди влюбляются каждый день. Женя с Давидом. Тамара с Надей. Но счастливы ли они? Останутся ли таковыми? Быть может, любовь – это суеверие, молитва, которой мы откупаемся от правды о нашем одиночестве. Я запрокинула голову. Звезды казались такими близкими друг к другу, но на самом деле между ними пролегали миллионы миль. Возможно, в конечном счете любовь – это просто стремление к чему-то невероятно яркому и бесконечно недостижимому.

Доверие – это роскошь, которую я не могла себе позволить.

У горя своя жизнь и свои средства к существованию.

– Как он это делает? – Хочешь узнать мой секрет? – спросил Николай из-за спины. Мы с Малом подпрыгнули от неожиданности. Принц подался вперед, посмотрел вправо-влево, а затем заговорщицки прошептал: – У меня много денег.Я закатила глаза. денег.

– Хочешь узнать мой секрет? – спросил Николай из-за спины. Мы с Малом подпрыгнули от неожиданности. Принц подался вперед, посмотрел вправо-влево, а затем заговорщицки прошептал: – У меня много денег.

– Знай, что я любила тебя, – сказала она Дарклингу. – Знай, что этого было недостаточно.

Мал искренне улыбнулся в ответ. – И я тебя. Спасибо, что спас нас.– Всем нужно какое-то хобби.– Мне казалось, твое – самолюбование. – У меня два хобби.

– Ты все, чего я когда-либо хотел. Ты – все мое сердце.

– Я хочу, чтобы ты узнала мое имя, – сказал он. – Имя, данное мне при рождении, а не титул, который я сам приобрел. Ты примешь его, Алина?

– Что в жизни бесконечно? – процитировала она. Я хорошо знала эту строчку. – Вселенная да человеческая жадность, – процитировала в ответ.

Ты накапливаешь всю свою злость и печаль. В конце концов они перельются через край. Или ты в них утонешь.

– Александр, – прошептала я. Имя мальчика – отринутое и почти забытое.

– Или же третий усилитель превратит меня в алчного диктатора, и тебе придется меня убить. – Да, медовый месяц выйдет не из лучших.

Впоследствии я не могла сказать точно, сделала я это намеренно или случайно, но мое разбитое сердечко потянуло за невидимую нить. Может, я просто была слишком уставшей, чтобы противостоять притяжению. Так или иначе, через секунду я оказалась в расплывающейся комнате и смотрела на Дарклинга.

– Я – заклинательница Солнца. Стемнеет, когда я скажу.

– Возможно, мне потребуется вся жизнь, чтобы сломать тебя, Алина, но я приложу к этому все усилия.

Это глупо. Опасно. Но Ана Куя часто мне говорила, что надежда хитрая, как вода. Она всегда находит способ просочиться.

Ты все, чего я когда-либо хотел. Ты – все мое сердце.

Что я ожидала увидеть? Илью Морозова у обочины, с золотым ореолом и табличкой, на которой написано: «Ты была права, Алина. К жар-птице – туда»?

Но Ана Куя часто мне говорила, что надежда хитрая, как вода. Она всегда находит способ просочиться.

– Почему бы вам не сделать это прямо сейчас и избавить его от лишних хлопот? – проворчала я. – Я ежедневно об этом думаю, – огрызнулась Багра. – Особенно когда ты открываешь рот.

– Вы на коленях, – заметила я. – Это не переговоры.

Спасибо, что спас нас. – Всем нужно какое-то хобби.– Мне казалось, твое – самолюбование. – У меня два хобби.

Здесь все изобиловало жизнью и надеждой. Во всем чувствовался дух Николая.

– Откуда ты знал, что я смогу призвать свет? – спросила я себе под нос. Он посмотрел на меня, и его губ коснулась легкая улыбка. – Я верил.

– Ничего не осталось, – тихо произнесла я, чувствуя пустоту внутри себя, пустоту повсюду.

Это правда, – ласково сказала я. – Ты сильнее, мудрее, твой опыт бесконечен. – Затем подалась вперед и прошептала так, чтобы мои губы касались его ушной раковины: – Но я способная ученица.

Быть может, любовь – это суеверие, молитва, которой мы откупаемся от правды о нашем одиночестве.

«Что ж, раз уж я теперь монстр, то с тем же успехом могу стать королем монстров».

– Давид, я когда-нибудь тебе говорила, что ты гений? – Да. – Тогда говорю снова.

– Ты не Ланцов, – прорычал король. Николай безмятежно поклонился. – Думаю, я смогу жить с этим фактом.

– Я… я не понимаю половины того, что происходит вокруг меня. Не понимаю шуток, закатов, поэзии, но я разбираюсь в металле, – его пальцы неосознанно сжались, словно он физически пытался выхватить нужные слова. – Красота была твоей броней. Она хрупкая, показная. Но что внутри тебя? Сталь. Храбрая и несокрушимая. Она не нуждается в починке. – Он сделал глубокий вдох, неуклюже шагнул вперед. А затем взял ее лицо в руки и поцеловал.

Я сразу поняла, когда он меня покинул.

– Может, ты проголодалась? – спросила Зоя. – Я всегда злюсь, когда голодна. – То есть ты всегда голодна? – полюбопытствовал Хэршоу.– Ты еще не видел меня злой. А когда увидишь, тебе понадобится очень большой платок.Он фыркнул.– Чтобы вытирать слезки? – Чтобы остановить кровотечение.

– Рад снова тебя видеть, Оретцев. Мал искренне улыбнулся в ответ.– И я тебя. Спасибо, что спас нас.– Всем нужно какое-то хобби.– Мне казалось, твое – самолюбование. – У меня два хобби.

Звезды казались такими близкими друг к другу, но на самом деле между ними пролегали миллионы миль. Возможно, в конечном счете любовь – это просто стремление к чему-то невероятно яркому и бесконечно недостижимому.

Не заметил того момента, когда девочка перестала нести свою слабость как бремя и начала носить ее как обличье.

Я была впечатлена, но и немного обеспокоена. Как всегда в случае с Николаем, эти эмоции шли в комплекте, пока я наблюдала, как он трансформируется и меняется, попутно раскрывая свои тайны. Он напоминал мне деревянную матрешку, которой я играла в детстве. Только вместо того чтобы уменьшаться, принц становился грандиознее и загадочнее. Не удивлюсь, если завтра он мне расскажет, что построил дворец удовольствий на Луне. «Трудно добраться, зато какой вид».

Не удивлюсь, если завтра он мне расскажет, что построил дворец удовольствий на Луне. «Трудно добраться, зато какой вид».

Я не сокрушенная. Я – сокрушение.

– Они все безумцы, Накошка, – обратился он к рыжей бестии. – Невидимые армии, принцы-монстры. Пошли подожжем что-нибудь.

– Это было неожиданно, – прохрипел он. – Ты жив, – залепетала я. – Все хорошо. – Я ценю твой оптимизм.

– Идиот. – Этот факт хорошо известен и никоим образом не способствует сюжету.

Несмотря на всю мою болтовню о клятвах и чести, то, чего я действительно хочу, так это прижать тебя к этой стене и целовать, пока ты не забудешь все другие мужские имена. Так что прикажи мне уйти, Алина. Я не могу дать тебе ни титула, ни армию, ничего, в чем ты нуждаешься.

Я придерживаюсь строгой диеты из опрометчивого энтузиазма и чистосердечного раскаяния

– Тебе было предначертано стать моим противовесом, Алина. Только ты в целом мире могла бы править вместе со мной, держать мою силу в узде.

У меня твердое правило никогда не соблазнять того, кто красивее меня.

– Тогда наденем наши лучшие наряды и умрем как герои.

Я скучала по нему. По его болтовне. По тому, как он справлялся с неприятностями. По тому, как он приносил с собой надежду, куда бы ни шел. Впервые за долгие месяцы я почувствовала, как узел в моей груди ослабевает.

Обожаю, когда ты меня цитируешь, – он вздохнул. – Жаль, что я такой чертовски мудрый.

– Уже темнеет. Не стоит тебе сидеть здесь одной. – Я – заклинательница Солнца. Стемнеет, когда я скажу.

– Вообще-то, тебя уже зовут «Королем резни». – Я слышала, как люди на улицах Крибирска шептали: «Король шрамов».

Такие чудища не умирают; они затаиваются на время.

Близость с ними – роскошь, за которую придется платить. Теперь мне есть что терять.

Они назвали выдуманные имена, но клятвы дали настоящие.

«Проблема вожделения в том, что оно делает нас слабыми».

Николай спустился и полетел тараном на еще одну из ничегой Дарклинга. Я почти слышала его смех. «Что ж, раз уж я теперь монстр, то с тем же успехом могу стать королем монстров».

– Хоть кто-то будет меня оплакивать. – Дарклинг уронил руку, словно та весила слишком много. – Не надо могилы, – выдавил он, сжимая мою ладонь, – они ее осквернят.

– Что происходит? – спросила я. – Это та часть, где мы делаем ноги, – любезно уточнил Николай, но я видела напряжение на его испачканном грязью лице.

– Мал, – вздохнула я. – Ты будешь меня винить, если я убью ее в Сикурзое? – Да. – Затем добавил: – Что значит «Давай подстроим все как несчастный случай».

Но независимо от того, кем бы и чем я стал, я всегда был бы твоим.

«Что в жизни бесконечно? Вселенная да человеческая жадность».

Ты живешь одним мгновением. Я живу тысячью.

любовь – это просто стремление к чему-то невероятно яркому и бесконечно недостижимому.

Но я устала, а рядом с ним мне становилось так легко…

– Я – дочь Морозова, а Дарклинг – последний из рода Морозовых

– Все умирают, – произнес он, подбегая к своей добыче. – Но не все ради высшей цели.

– А это точно безопасно? – спросила я. – Ничто не безопасно наверняка.– Спасибо, это обнадеживает.Давид улыбнулся. – Я рад.

Я скучала по нему. По его болтовне. По тому, как он справлялся с неприятностями. По тому, как он приносил с собой надежду, куда бы ни шел.

– Зоя? У меня твердое правило никогда не соблазнять того, кто красивее меня. Я рассмеялась. – А вот сейчас было обидно!

И я осознала, что они не просто меня утешали. Девочки опирались на меня – а я – на них, для поддержки.

– Может, мне разрезать Зоя поправила прическу. – Могу поспорить, они такие же шикарные, как и вся я.

Зоя взвизгнула. – Этот маленький поганец меня пнул! – Мудрое дитя, – усмехнулся Мал.

Я не могла разделить их восторг. Несмотря на все его преступления, Дарклинг любил Равку и жаждал ответной любви.

Тамара закинула шарф на шею Нади и притянула ее к себе для поцелуя.

Я убью единственного человека, которого когда-либо любила и который любил меня. А затем вклинюсь обратно в бой, нося его кости.

– Преуменьшение переоценивают, – с дрожью выдохнула я. – Обожаю, когда ты меня цитируешь

– Ты могла бы остаться со мной, – тихо произнес Николай, продолжая вертеть бутылку. – Мне по-прежнему нужна королева.

Тогда наденем наши лучшие наряды и умрем как герои.

– Еще раз, – попросил Дарклинг. – Назови мое имя еще раз. Он древний, я это знала. Но в эту секунду он был просто мальчишкой – гениальным, одаренным непосильным могуществом, обремененным вечностью.– Александр.Его веки с трепетом опустились. – Не бросай меня одного, – пробормотал он. И его не стало.

Проблема вожделения в том, что оно делает нас слабыми

Как он мог быть таким жестоким и в то же время человечным?

– Еще раз, – попросил Дарклинг. – Назови мое имя еще раз.

Он похлопал Мала по плечу. – Рад снова тебя видеть, Оретцев. Мал искренне улыбнулся в ответ.– И я тебя. Спасибо, что спас нас.– Всем нужно какое-то хобби.– Мне казалось, твое – самолюбование. – У меня два хобби.

Умоляю, скажи, что планируешь переодеться в волькру и выпрыгнуть из торта.

Я почувствовала это притяжение, тоску напуганной девочки. Даже теперь, после всего, что он сделал, мне хотелось верить Дарклингу, найти способ простить его. Мне хотелось, чтобы Николай был жив. Хотелось доверять другим гришам. Хотелось верить хоть во что-то, чтобы не идти навстречу будущему в одиночку. «Проблема вожделения в том, что оно делает нас слабыми». Прежде чем я успела обдумать свой поступок, у меня вырвался смешок.

Николай остановился у железной двери. – Последняя возможность дать деру.– Давай, – кивнула я. – Спасайся сам.Он вздохнул. – Запомни меня героем. – Он тихо постучал в дверь, и мы вошли.

– Когда люди тебе нравятся, это все усложняет. Тогда по ним дольше скорбишь.

– Думаешь, со следопытом будет как-то иначе? Или со щенком Ланцовым? – Да, – просто ответила я.– Потому что ты будешь сильной в этой паре?– Потому что они лучше тебя.– Ты могла бы сделать меня лучше. – А ты мог бы сделать меня монстром.

– Это кажется маловероятным. – Невозможным, – одновременно сказали мы с Малом.

– Я уничтожу все, что ты знаешь, все, что ты любишь, пока у тебя не останется другого пристанища, кроме меня.

Но Мал мог найти кролика даже под камнем. Мог найти север, стоя на голове. Он найдет путь обратно, ко мне.

Он опустил руки. Я увидела, как его осенило. Теперь он действительно остался один. И всегда таким будет.

Утрата. Это цена, которую мир требовал за баланс.

Рад снова тебя видеть, Оретцев. Мал искренне улыбнулся в ответ.– И я тебя. Спасибо, что спас нас.– Всем нужно какое-то хобби.– Мне казалось, твое – самолюбование. – У меня два хобби.

– Накошка постоянно меня царапает, – сказал Хэршоу, подойдя ко мне. – Мм? – равнодушно отозвалась я. – Но самое забавное, что она все равно предпочитает оставаться рядом.

– Не бросай меня одного, – пробормотал он. И его не стало.

– Может, это и свело нас вместе, но сила не определяет наши личности. Она не сделала тебя девушкой, которая заставляла меня смеяться, когда у меня не было ничего. И она уж точно не сделала меня идиотом, который принимал это как должное. Что бы ни было между нами, мы это выковали. Оно принадлежит нам.

– Кто знает, – ответил Николай. – Я без дела не сидел. Возможно, у меня еще припасена пара сюрпризов для Дарклинга. – Умоляю, скажи, что планируешь переодеться в волькру и выпрыгнуть из торта. – Ну вот, ты испортила весь сюрприз!

Они прожили заурядную жизнь, полную заурядных событий – если любовь можно так назвать

Что в жизни бесконечно? Вселенная да человеческая жадность

– Ты могла бы сделать меня лучше.

– А если нет? Николай пожал плечами. – Тогда наденем наши лучшие наряды и умрем как герои.

– Без тебя я бы тоже стал другим. Слабее, безрассуднее, – он слегка улыбнулся. – И до сих пор боялся бы темноты. – Смахнул слезы с моих щек. Я даже не заметила, когда начала плакать. – Но независимо от того, кем бы и чем я стал, я всегда был бы твоим.

Ради всех святых, Алина! Надеюсь, ты не ждешь, что я стану твоим голосом разума. Я придерживаюсь строгой диеты из опрометчивого энтузиазма и чистосердечного раскаяния

Я была актрисой в пьесе, но текста не знала.

– Может, ты проголодалась? – спросила Зоя. – Я всегда злюсь, когда голодна. – То есть ты всегда голодна? – полюбопытствовал Хэршоу.

Несмотря на все его преступления, Дарклинг любил Равку и жаждал ответной любви.

«Отвлечь, обезоружить и обезвредить».

Это все, что нам было нужно. Все, что у нас когда-либо будет.

Теперь я поняла. Поняла, что он сделал. Вот в чем крылся дар трех усилителей: сила, умноженная в тысячу раз, но не в одном человеке. Сколько только что появилось новых заклинателей? Как далеко распространялось могущество Морозова?

– Нет, – ласково ответил Дарклинг, заключая меня в объятия и целуя в макушку. – Я уничтожу все, что ты знаешь, все, что ты любишь, пока у тебя не останется другого пристанища, кроме меня.

– Мне ничего не нужно. Просто… – он отпустил руку Николая и отвернулся. – Заслужи ее.

– У меня есть принципы. – Что значит «если я могу капризничать, то буду капризничать».

Но Миша не просто напоминал мне Сергея. Он воплощал каждого ребенка, чьи родители отправились на войну. Каждого мальчика и девочку в Керамзине. Он Багра, молящая отца о внимании. Он Дарклинг, научившийся одиночеству у юбки матери. Вот что производила Равка. Сирот. Несчастье. «Ни земли, ни жизни, только форма и пушка». Николай верил в лучшее будущее.

Под землей особо нечем заняться, кроме как тренироваться. – Я могу придумать более интересные способы провести время. – Что за грязные намеки? – Мысли у тебя грязные! Я намекал на головоломки и чтение поучительных текстов.

И однажды я стану достаточно хорошим человеком, чтобы пожелать ему всего наилучшего. Но не сегодня.

– А ты, – рявкнула она Николаю, – иди куда-нибудь, где тебя хотят видеть. – Список таких мест безграничен, – парировал он. – Алина, я вернусь, чтобы отвести тебя на ужин, но если тебе надоест тут торчать, не стесняйся, можешь выбежать отсюда с дикими воплями или метнуть в нее топором. Все, что тебе покажется уместным на тот момент. – Ты еще здесь? – гаркнула Багра. – Я уйду, но надеюсь остаться в вашем сердце, – торжественно произнес он. Затем подмигнул мне и скрылся из виду. – Мерзкий мальчишка.

Меня накрыла волна голода, равномерное, тоскливое биение вожделения, которое было не нужно нам обоим, но все равно никак не проходило. Мы единственные во всем мире, уникальные. Мы связаны между собой, и это навсегда.

– Оставь себе, – сказал он, загибая мои пальцы вокруг изумруда. – Корсар учится хвататься за любое преимущество. – А принц? – Принцы привычны к слову «да».

Он взял меня за руку, обхватывая голое запястье своими пальцами. Я напряглась и осознала, что ждала притока уверенности, как от прикосновений Дарклинга, или разряда тока, как в ту ночь у Малого дворца, когда мы с Малом ссорились за баней. Но ничего не произошло. Кожа Николая была теплой, его хватка – нежной. Интересно, почувствую ли я когда-нибудь снова нечто столь же обыденное, или напряжение во мне будет продолжать скакать и потрескивать, ища, к чему подключиться, как молния ищет высокую точку.

Ценой этой силы будет жизнь Мала.

– Слава святым, нам хватило прозорливости попасть в плен. – Очень дальновидно с твоей стороны. Я в восхищении.

– Ты двигаешься вперед, а оступившись, снова встаешь. А если не сможешь, то мы тебя понесем. Я тебя понесу.

Мы будем как полевые цветы, зажатые между страницами забытых книг.

– Долго же вы резвились в лесу. А нам что прикажете, помирать от холода? Скрывать мое зареванное лицо было бессмысленно, поэтому я просто ответила:– Как оказалось, мне было необходимо хорошенько выплакаться.Я приготовилась к оскорблениям, но Зоя меня удивила. – В следующий раз позови меня с собой. Мне тоже это не помешает.

– Невозм… – Даже не смей это произносить, – буркнул Мал.

– Она же шутит? – обеспокоенно спросил Давид. – Я не понимаю, когда она шутит, а когда нет.

Зоя скинула рюкзак на землю и осела на него. – Можете восхищаться своим пейзажем. А я хочу теплую кровать и бокал вина. Толя нахмурился. – Это священное место. – Чудесно, – сухо отчеканила она. – Тогда вымоли мне пару сухих носков.

Тамара всхлипнула. Толя выругался. И вот снова он: слабый, чудесный звук, когда Мал сделал вдох.

– Я еще никогда так не радовался, что я не гриш, – покачал головой Мал.

– Сначала рвота, теперь слезы, – сказал Николай, подходя ко мне. – Только не говори, что я потерял хватку.

– Разумеется, лестница есть, но это не так весело. И когда достаточно набегаешься по четырем пролетам вверх и вниз, то обнаружишь, что ты человек куда более широких взглядов.

– В следующий раз предупреждай, если слушаешь. Я буду меньше болтать. – Что ж ты раньше не сказал!

Сумасшедшая энергия Николая так отвлекала, что я едва успела задуматься о том, что мы, вообще-то, летим.

– Я знал, что ты подумаешь обо мне то же, что и всегда. Так ведь гораздо проще, не правда ли? Кичиться собственной праведностью.

«Санкта, – кричали они. – Санкта-Алина!» Глаза защипало от дыма. Появился неприятный приторный аромат.«Санкта-Алина!»Никто не знал, проклинать его имя или восхвалять, поэтому я произнесла его тихо, на одном дыхании. – Александр, – прошептала я. Имя мальчика – отринутое и почти забытое.

надежда хитрая, как вода. Она всегда находит способ просочиться

– Если собираешься прыгнуть, дай мне хотя бы время придумать балладу в твою честь

– Однажды я и к тебе питала привязанность. – Он резко поднял голову. Эти слова стали для него неожиданностью. Святые, до чего же приятно! – Почему ты не навещал меня? – полюбопытствовала я. – Все эти долгие месяцы?

Тебе было предначертано стать моим противовесом, Алина. Только ты в целом мире могла бы править вместе со мной, держать мою силу в узде.

– Думаешь, я могу выследить огромную мифическую птицу, но не смогу найти горластого принца?

– Багра, – произнес принц, – как вы сегодня? – Я привел кое-кого повидаться с вами, – ответил Николай, выталкивая меня вперед.

– Всем нужно какое-то хобби. – Мне казалось, твое – самолюбование. – У меня два хобби.

– Может, нам удастся замаскировать его под очень крупное дерево.

– Равкианскую дворянку или гриша, такого как Зоя. – Зоя? У меня твердое правило никогда не соблазнять того, кто красивее меня.

Слишком умного лиса наконец словили.

Мне хотелось, чтобы он никогда не чувствовал себя так, как я в детстве, – сказала Багра. – Поэтому внушила, что ему нет равных, что ему предначертано ни перед кем не склонять голову. Мне хотелось, чтобы он был стойким, сильным. Я преподала ему тот же урок, что преподали мне родители: ни на кого не полагаться. Что любовь – хрупкая, мимолетная и ненадежная – ничто в сравнении с властью. Он был гениальным мальчиком. И слишком способным учеником.

Должно быть, она передала эту силу своим потомкам. Могущество текло у них в жилах. – Из меня вырвался горький смешок. – Я считала себя одной из них. Мне так отчаянно хотелось верить, что все это делается ради какой-то высшей цели, что мое участие не просто… случайность. Я считала себя наследницей второй ветки рода Морозовых. Но это был ты, Мал. Это всегда был ты.

И тогда боль в моей груди усилилась до такой степени, что я чуть не согнулась пополам. Потому что это – то, что спешил показать мне Мал. Потому что выражение на его лице – открытое, нетерпеливое, счастливое – предназначалось мне. Потому что я всегда буду первым человеком, к которому он побежит, увидев что-то интересное, и я поступила бы так же. Святая, королева или самый могущественный гриш в мире – я всегда буду бежать к нему.

Обожаю, когда ты меня цитируешь.

– Умоляю, скажи, что планируешь переодеться в волькру и выпрыгнуть из торта. – Ну вот, ты испортила весь сюрприз!

Или же третий усилитель превратит меня в алчного диктатора, и тебе придется меня убить. – Да, медовый месяц выйдет не из лучших.

Нет, – ласково ответил Дарклинг, заключая меня в объятия и целуя в макушку. – Я уничтожу все, что ты знаешь, все, что ты любишь, пока у тебя не останется другого пристанища, кроме меня.

– Ради всех святых, Алина! Надеюсь, ты не ждешь, что я стану твоим голосом разума. Я придерживаюсь строгой диеты из опрометчивого энтузиазма и чистосердечного раскаяния, – он выдержал паузу, улыбка сошла с его губ. – Но мне искренне жаль, что ты потеряла своих солдат и что я не сделал чего-то большего в ту ночь.

Лицо короля побагровело. Может, у него случится сердечный приступ, и это сэкономит нам нервы?

– Алина, если мы каким-то чудом переживем следующие пару недель, я попрошу тебя стать моей женой.

– Ты еще здесь? – гаркнула Багра. – Я уйду, но надеюсь остаться в вашем сердце, – торжественно произнес он.

Я пожала плечами, желая поскорее сменить тему. – Под землей особо нечем заняться, кроме как тренироваться.– Я могу придумать более интересные способы провести время.– Что за грязные намеки? – Мысли у тебя грязные! Я намекал на головоломки и чтение поучительных текстов.

– Я стану только обузой. Власть обязывает, – напомнила я. – Обожаю, когда ты меня цитируешь, – он вздохнул. – Жаль, что я такой чертовски мудрый.

Алина, если мы каким-то чудом переживем следующие пару недель, я попрошу тебя стать моей женой.

Он поднялся, и я обняла его, шепча на ухо: – Вы благословите нашу миссию и будете следовать моим приказам. Или я разрежу вас пополам и брошу по частям в Каньон. Все понятно?

– Он невероятно смел и чертовски умен. – Теперь голос будто доносился откуда-то сверху. Лученко вытянул шею, вглядываясь в кроны деревьев. – Превосходный танцор, – продолжил голос. – О, и стрелок что надо! – Кто… – Лученко так и не закончил предложение. Раздался выстрел, и между его глаз появилось маленькое черное отверстие.Я ахнула.– Невозм…– Даже не смей это произносить, – буркнул Мал. А затем воцарился хаос.

Но, наверное, я такой же эгоистичный ублюдок, каким был всегда. Несмотря на всю мою болтовню о клятвах и чести, то, чего я действительно хочу, так это прижать тебя к этой стене и целовать, пока ты не забудешь все другие мужские имена. Так что прикажи мне уйти, Алина. Я не могу дать тебе ни титула, ни армию, ничего, в чем ты нуждаешься.

– Я видела принца, когда была в Ос Альте, – встряла Екатерина. – Вполне недурен собой. – Недурен? – раздался другой голос. – Да он чертовски красив!Лученко нахмурился.– С каких это пор… – Он невероятно смел и чертовски умен. – Теперь голос будто доносился откуда-то сверху. Лученко вытянул шею, вглядываясь в кроны деревьев. – Превосходный танцор, – продолжил голос. – О, и стрелок что надо!

– Это правда, – ласково сказала я. – Ты сильнее, мудрее, твой опыт бесконечен. – Затем подалась вперед и прошептала так, чтобы мои губы касались его ушной раковины: – Но я способная ученица.

– Ради всех святых, Алина! Надеюсь, ты не ждешь, что я стану твоим голосом разума. Я придерживаюсь строгой диеты из опрометчивого энтузиазма и чистосердечного раскаяния

– Я подумаю об этом. Он закатил глаза. – Что у тебя за проблемы со словом «да»?

Мы проводили слишком много времени в пути, предаваясь собственным мыслям, а в мои мысли забредать небезопасно. Прошлое кишело ужасами, а от будущего нарастала паника и перехватывало дыхание.

Рядом с нами раздался глухой удар – кто-то выпрыгнул из крон деревьев. – Чего это вы валяетесь босые и полуголые в грязи? – полюбопытствовал знакомый голос. – Ищете трюфели, я надеюсь? Николай разрезал веревки на наших запястьях и рывком поднял меня на ноги.

Сначала рвота, теперь слезы, – сказал Николай, подходя ко мне. – Только не говори, что я потерял хватку.

– Вы что-то подорвали? – жалобно протянул Хэршоу. – Без меня?

Николай выставил его дураком, и теперь Дарклинг взял моего идеального, гениального, благородного принца и превратил его в чудовище. Смерть была бы слишком милосердной.

Или даже о Дарклинге и выражении его лица, когда мать исчезла под облаками. Как он мог быть таким жестоким и в то же время человечным?

– Как оказалось, мне было необходимо хорошенько выплакаться. Я приготовилась к оскорблениям, но Зоя меня удивила. – В следующий раз позови меня с собой. Мне тоже это не помешает.

Николай спустился и полетел тараном на еще одну из ничегой Дарклинга. Я почти слышала его смех. «Что ж, раз уж я теперь монстр, то с тем же успехом могу стать королем монстров». Внезапно мою целую руку прижали к палубе, и я ахнула. Надо мной нависал Дарклинг, больно наступив ботинком на запястье.

– Как хорошо с твоей стороны предупредить меня об этом, чтобы я не стала ссориться с тобой. – Милая, – ухмыльнулась она, поворачиваясь ко мне то одной израненной щекой, то другой, – у меня больше нет хорошей стороны.

Прошлое кишело ужасами, а от будущего нарастала паника и перехватывало дыхание.

– Он смотрит на нее, как Хэршоу – на огонь. Будто ему всегда будет мало. Будто он пытается насытиться тем, чем может, прежде чем она уйдет.

Ни армии. Ни союзников. У нас оставалось всего три дня до встречи с Дарклингом. Мы рискнем, и если ничего не выйдет, вариантов больше не останется. Я убью единственного человека, которого когда-либо любила и который любил меня. А затем вклинюсь обратно в бой, нося его кости.

– Ты могла бы сделать меня лучше. – Никогда не понимал твою привязанность к отказникам. Это потому, что ты долгое время считала себя одной из них?

– Страдания никого не обходят стороной и встречаются сплошь и рядом. Главное, какой мы выносим из них урок.

– Впечатляет, – прокомментировал Мал. Я изумленно покачала головой.– Как он это делает?– Хочешь узнать мой секрет? – спросил Николай из-за спины. Мы с Малом подпрыгнули от неожиданности. Принц подался вперед, посмотрел вправо-влево, а затем заговорщицки прошептал: – У меня много денег.Я закатила глаза. денег.

Он улыбнулся шире и склонил голову набок. Видеть его таким было почти физически больно. – Ты произнесешь его?Я замерла, ощущая, как опасность сжимает меня в тиски. А затем прошептала:– Александр.Его улыбка померкла, серые глаза заблестели.– Еще, – потребовал он. – Александр.

– Простите, – пробормотала я. – Может, ты проголодалась? – спросила Зоя. – Я всегда злюсь, когда голодна. – То есть ты всегда голодна? – полюбопытствовал Хэршоу.

«Он – воин, – сказала она. – Если заставишь его почувствовать себя слабым сейчас, он никогда не узнает, насколько может быть сильным».

Быть может, любовь – это суеверие, молитва, которой мы откупаемся от правды о нашем одиночестве

Я – заклинательница Солнца. Стемнеет, когда я скажу.

Порой наши герои не доживают до конца.

«Презирай свое сердце». Я бы хотела так уметь. Я не желала и дальше горевать, переживать потери, испытывать чувство вины или беспокойство. Хотелось стать жесткой, расчетливой. Бесстрашной. Под землей это казалось возможным. Здесь, в лесу, с этими людьми, я чувствовала себя менее уверенно.

– Ты все, чего я когда-либо хотел. Ты – все мое сердце. И тут я увидела себя его глазами – ворчливую, глупую, сложную, милую. Притянув Мала к себе, почувствовала, как он вздрогнул при соприкосновении наших тел, кожи к коже. Ощутила жар его губ, языка, рук, ласкающих меня, пока нетерпение и желание не натянулось между нами, как тетива лука, ожидая, когда ее отпустят.

– Я прожил долгую жизнь, щедрую на горе. Мои слезы давно иссякли. Если бы я до сих пор чувствовал все, как ты, страдал, как ты, то не вынес бы этой вечности.

– Александр. Его веки с трепетом опустились. – Не бросай меня одного, – пробормотал он. И его не стало.

Он смотрит на нее, как Хэршоу – на огонь. Будто ему всегда будет мало. Будто он пытается насытиться тем, чем может, прежде чем она уйдет.

Она просто сокровище, не так ли? – Да, примерно как чума.

Что в жизни бесконечно? – процитировала она. Я хорошо знала эту строчку. – Вселенная да человеческая жадность, – процитировала в ответ.

Я подобрала ветку и разворошила угли, взметая вверх искры. У меня были подозрения, почему Багра отказалась обучать Давида. Он слишком напоминал ей Морозова, настолько одержимого знаниями, что он не замечал страданий собственного ребенка и пренебрегал женой. И действительно, Давид изобрел люмию просто «потехи ради», по сути вручив Дарклингу средство, чтобы попасть в Каньон. Но Давид не такой, как Морозов. Он был с Женей, когда она в нем нуждалась. Он не боец, но все равно нашел способ, как за нее бороться.

Каждый сломлен по-своему. Мы не идеальная команда. Наши края настолько острые, что иногда мы режемся друг об друга, но, свернувшись на боку, чувствуя теплоту костра за спиной, я ощутила столь мощный прилив благодарности, что у меня заныло сердце. А с ней пришел и страх. Близость с ними – роскошь, за которую придется платить. Теперь мне есть что терять.

И я тебя. Спасибо, что спас нас. – Всем нужно какое-то хобби. – Мне казалось, твое – самолюбование. – У меня два хобби.

Ценой этой силы будет жизнь Мала. Что мне говорила Багра? «Возможно, ты не переживешь жертву, которую потребует скверна».

Они плакали, смеялись, ликовали от своего триумфа, да так громко, что я почти его не услышала – тихий хрип, хрупкий, невозможный. Я попыталась не обращать на него внимания, но надежда вцепилась в меня стальной хваткой, а еще – острая тоска, чей конец стал бы моей погибелью. Тамара всхлипнула. Толя выругался. И вот снова он: слабый, чудесный звук, когда Мал сделал вдох.

– Дело было не только в том, что рассказала Багра. Ты мне лгал. Манипулировал мной. Ты… завлек меня. Соблазнил, заставил проникнуться к себе чувствами, поставить под сомнение решения собственного сердца. – Я нуждался в твоей преданности, Алина. Чтобы тебя связывало со мной нечто большее, чем долг или страх.

«Я прожил долгую жизнь, щедрую на горе».

Нет более великой силы, чем вера, и не будет более великой армии, чем та, которой она движет

Он – воин, – сказала она. – Если заставишь его почувствовать себя слабым сейчас, он никогда не узнает, насколько может быть сильным

– А ты не из тех, кто любит приукрашивать, да, Ланцов? – Это не приукрашивание, если оно соответствует действительности.

На восток, к Цере-Хуо, где обитали привидения. Но мы и так путешествовали с собственными призраками.

«Нет более великой силы, чем вера, и не будет более великой армии, чем та, которой она движет»

– Ты все, чего я когда-либо хотел. Ты – все мое сердце

Я кричала, пока сила затапливала меня, сжигала, поглощала изнутри. Я стала живой звездой. Возгоранием. Новым солнцем, рожденным, чтобы сотрясать воздух и пожирать землю. Я – сокрушение.

– Утрата есть утрата, – рассудительно произнес Мал. – Ты имеешь полное право горевать.

Можете восхищаться своим пейзажем. А я хочу теплую кровать и бокал вина. Толя нахмурился. – Это священное место. – Чудесно, – сухо отчеканила она. – Тогда вымоли мне пару сухих носков.

Преуменьшение переоценивают, – с дрожью выдохнула я. – Обожаю, когда ты меня цитируешь, – Николай постучал по кольцу. – Можешь утешиться мыслью, что если ты наденешь его и когда-нибудь меня ударишь, то, скорее всего, лишишь меня глаза. А мне бы очень этого хотелось. Не лишиться глаза, а чтобы ты надела его, естественно.

Я знала, что нужно уходить, ну или хотя бы помалкивать. Но я устала, а рядом с ним мне становилось так легко…

Вы на коленях, – заметила я. – Это не переговоры.

– Ты когда-нибудь дашь ей нормальное имя? – поинтересовалась Зоя. – Я и дал.– «Накошка» – это не имя. Это просто «кошка» на каэльском. – Но ей подходит, не так ли?

Даже теперь, после всего, что он сделал, мне хотелось верить Дарклингу, найти способ простить его.

В голове зазвучал голос Николая: «Люди любят зрелище».

С другой стороны послышался тихий всхлип, и я потянулась свободной рукой к Зое, беря ее за ладонь.

«Я стану клинком». Оружием в руках других. Как же он был прав!

– Что ты видел? – поинтересовалась я. – Когда… – Когда умер?Я легонько его пихнула, и он скривился. – Видел Илью Морозова на единороге, играющего на балалайке.

– Однажды ты станешь королевой, Алина. Чем меньше крови на твоих руках, тем лучше.

– Мы говорим, что подобное притягивает подобное, девочка. Но если наука действительно мала, мы такие же, как всё, что нас окружает. Свет живет в промежутках. Он там, в грунте той горы, в камнях и снеге. Разрез уже готов.

– Забавно, – задумчиво произнесла она. – Я понимаю, почему Дарклинг или Николай хотят твою силу. Но Мал смотрит на тебя так, будто… ну, будто ты – это я. – А вот и нет, – встрял Толя. – Он смотрит на нее, как Хэршоу – на огонь. Будто ему всегда будет мало. Будто он пытается насытиться тем, чем может, прежде чем она уйдет.

– Хочешь услышать любовную историю? Такой не было. Я хотела ребенка и нашла самого могущественного гриша, какого могла. Он был сердцебитом. Я даже не помню его имени.

– А Дарклинг? – Я пыталась его убить.– А кто не пытался.– Убив себя.– Ясно.– И обрушила часовню.– Ты…– Ну, формально это сделали ничегои, но по моему приказу. – Ты можешь ими командовать?

– И что, это все? Никаких мудрых изречений? Зловещих предупреждений? – Ради всех святых, Алина! Надеюсь, ты не ждешь, что я стану твоим голосом разума. Я придерживаюсь строгой диеты из опрометчивого энтузиазма и чистосердечного раскаяния

– Я хотела бы увидеться с Багрой, – попросила я. – Ты в этом уверена?– Нисколечко. – Я отведу тебя к ней. Попрактикуюсь на тот случай, если когда-нибудь понадобится вести кого-то на виселицу. А после того, как ты получишь свою порцию грубости, вы с Оретцевым можете присоединиться ко мне за ужином.

– Обожаю, когда ты меня цитируешь.

Я попыталась вернуть ему кольцо. – Я не могу его принять. Не сейчас. А возможно, и никогда.– Оставь себе, – сказал он, загибая мои пальцы вокруг изумруда. – Корсар учится хвататься за любое преимущество.– А принц? – Принцы привычны к слову «да».

Я уничтожу все, что ты знаешь, все, что ты любишь, пока у тебя не останется другого пристанища, кроме меня.

– Простите, – пробормотала я. – Может, ты проголодалась? – спросила Зоя. – Я всегда злюсь, когда голодна.– То есть ты всегда голодна? – полюбопытствовал Хэршоу.– Ты еще не видел меня злой. А когда увидишь, тебе понадобится очень большой платок.Он фыркнул.– Чтобы вытирать слезки? – Чтобы остановить кровотечение.

– Только представь, сколько тебя ждет поклонов и лобызаний в будущем. – Да здравствует пиратский король!– Корсар.– Чего ходить вокруг да около? Скорее «Король-бастард». . – Я слышала, как люди на улицах Крибирска шептали: «Король шрамов».

– Я перед тобой в долгу, Алина. Как и вся Равка. Это меньшее, что я могу тебе предложить. Займись благотворительностью, выкупи оперный театр или смотри на кольцо с тоской во взгляде, когда будешь думать о прекрасном принце, который мог стать твоим. К твоему сведению, я бы выбрал последний вариант, желательно в сочетании с обильными слезами и декламацией отвратительных стихов.

Я почувствовала это притяжение, тоску напуганной девочки. Даже теперь, после всего, что он сделал, мне хотелось верить Дарклингу, найти способ простить его.

– Недурен? – раздался другой голос. – Да он чертовски красив!

– Он невероятно смел и чертовски умен.

Я привык всегда находиться в центре внимания. Мне говорили, что я могу очаровать даже скаковую лошадь, да так, что она прямо на бегу отдаст мне все свои подковы. Но ты, похоже, невосприимчива к моим чарам.

– Видишь? – просиял он. – Если мы не умрем через месяц, то можем стать вполне счастливой парой. – Прекрати, – осадила его я, по-прежнему улыбаясь.– Что прекратить?– Говорить нужные слова. – Я попытаюсь отучить себя от этой привычки.

– Да, – выдохнула я. Через долгое мгновение он сказал: – Александр.

Тогда наденем наши лучшие наряды и умрем как герои. * * *

Порой наши герои не доживают до конца

Теперь он действительно остался один.

Зоя? У меня твердое правило никогда не соблазнять того, кто красивее меня.

Женщина ткнула колокольчиком в Толю и спросила меня: на вертел.

– Она того стоит. И быть может, однажды она позволит мне привести ее в часовню. Я содрогнулась.– Не люблю часовни.– Но я же обещал Ане Куе, что женюсь на тебе.Я расхохоталась.– Ты это помнишь? – Алина, – Мал ласково поцеловал шрам на моей ладони, – я все помню.

«Я нашел усилители Морозова , Алина».

Вопреки всему, я желала услышать этот нашептанный секрет. – Да, – выдохнула я.Через долгое мгновение он сказал:– Александр.Я не смогла сдержать тихий смешок. Дарклинг вздернул бровь, уголки его губ приподнялись.– Что? – Просто оно… такое обычное.

И все же, оглядываясь назад, я четко видела всю картину. Впервые моя сила проявилась, когда Мал умирал на моих руках. Мы искали оленя неделями, но нашли его сразу после нашего первого поцелуя. Когда перед нами предстал морской хлыст, я стояла в объятиях Мала, впервые оказавшись вблизи с ним после того, как нас затащили на борт корабля Дарклинга. Усилители хотели воссоединиться.

– Я знаю, что ты не разделяешь нашу с Тамарой веру. Но независимо от того, как все закончится, я рад, что наша вера привела нас к тебе.

Займись благотворительностью, выкупи оперный театр или смотри на кольцо с тоской во взгляде, когда будешь думать о прекрасном принце, который мог стать твоим. К твоему сведению, я бы выбрал последний вариант, желательно в сочетании с обильными слезами и декламацией отвратительных стихов.

Мы были бы на равных до того дня, как я осмелилась бы не согласиться с тобой, до того момента, как я поставила бы под сомнение твои суждения или начала перечить приказам. Тогда ты разделался бы со мной так же, как с Женей и своей матерью, как пытался разделаться с Малом.

Юэ сэш : «презирай свое сердце».

Этой фразе научил нас отец, – ответил Толя. – – А вторая часть? «У меня нет сердца».

– Забудь. Я понижаю похвалу до неохотного одобрения.

Зоя взвизгнула. Я вздернула бровь.

Николай всегда казался бесконечно одаренным, непоколебимым в своей вере, что каждой проблеме есть решение, и именно он его найдет. Я не могла видеть его таким – сломленным и впервые побежденным.

– Я скажу Хэршоу, что ты собачник. – Я скажу Зое, что тебе не нравится ее прическа.

– Унеси поднос. Маленькая святая что-то задумала. Если заставим ее ждать еще дольше, она может вскочить с места и начать трясти меня. Ужасная женщина. От нее ничего не скроешь.

Его улыбка дрогнула. Николай осторожно убрал волосы с моего лица. Я замерла. Он опустил руку на то место, где ошейник соприкасался с изгибом шеи, и когда я не отпрянула, поднял ладонь к моей щеке. Я не была уверена, что хотела этого.– Ты говорил… ты говорил, что не будешь целовать меня, пока…– Пока ты не начнешь думать обо мне, вместо того чтобы пытаться забыть его? – он придвинулся, свет от падающих звезд заиграл на его лице. Николай наклонился, давая мне время, чтобы отвернуться. Я чувствовала его дыхание, когда он произнес: – Обожаю, когда ты меня цитируешь.Он мимолетно задел мои губы, затем еще раз. Это был не столько поцелуй, сколько обещание оного. – Когда ты будешь готова, – сказал Николай. Затем крепко сжал мою руку, и мы продолжили вместе наблюдать за звездным ливнем, пронзающим небеса.

Зоя фыркнула, примеряя кокошник из жемчуга. – Я все равно считаю, что на твоем месте должна быть я.Женя кинула в нее шелковой тапочкой.– В тот день, когда мне придется тебе кланяться, Давид споет голым оперную арию посреди Тенистого Каньона.– Будто я возьму тебя в придворные дамы. – Тебе повезет, если возьмешь. Иди сюда. Не можешь даже ровно надеть головной убор.

С силой я родилась, а все остальное – заслужила.

– Это священное место. – Чудесно, – сухо отчеканила она. – Тогда вымоли мне пару сухих носков.

– Кто бы мог подумать, что ты окажешься такой способной ученицей. – В его голосе слышалось искреннее восхищение, он казался чуть ли не удивленным.

Если это была небольшая стычка, то нам действительно конец.

Впервые моя сила проявилась, когда Мал умирал на моих руках. Мы искали оленя неделями, но нашли его сразу после нашего первого поцелуя. Когда перед нами предстал морской хлыст, я стояла в объятиях Мала, впервые оказавшись вблизи с ним после того, как нас затащили на борт корабля Дарклинга. Усилители хотели воссоединиться.

У меня ничего не останется, – прошептала я. – Нет, – ласково ответил Дарклинг, заключая меня в объятия и целуя в макушку. – Я уничтожу все, что ты знаешь, все, что ты любишь, пока у тебя не останется другого пристанища, кроме меня.

– Кто бы мог подумать, что ты окажешься такой способной ученицей. – В его голосе слышалось искреннее восхищение, он казался чуть ли не удивленным. К своему ужасу, я осознала, что жалкая сиротская часть меня радуется его похвале. – Почему ты вдруг пришла ко мне сейчас? – поинтересовался он. – Тебе потребовалось так много времени, чтобы прийти в себя после нашей небольшой стычки?

Он сел на корточки и облокотился на колени, спрятав лицо в руках. Николай всегда казался бесконечно одаренным, непоколебимым в своей вере, что каждой проблеме есть решение, и именно он его найдет. Я не могла видеть его таким – сломленным и впервые побежденным.

Без тебя я бы тоже стал другим. Слабее, безрассуднее, – он слегка улыбнулся. – И до сих пор боялся бы темноты. – Смахнул слезы с моих щек. Я даже не заметила, когда начала плакать. – Но независимо от того, кем бы и чем я стал, я всегда был бы твоим.

По вечерам мальчик приносил девочке чай с цветком яблони, плавающим в голубой чашке, и кусочек лимонного пирога. Он целовал ее в шею и нашептывал ласковые слова на ухо: красавица, любимая, заветная, мое сердце. Они прожили заурядную жизнь, полную заурядных событий – если любовь можно так назвать.

надежда хитрая, как вода. Она всегда находит способ просочиться. * * *

Что в жизни бесконечно? – процитировала она. – Возможно, ты не переживешь жертву, которую потребует скверна. Однажды ты уже прочувствовала эту силу, и она чуть тебя не убила.

– Как человеку, столь одержимому священным огнем, вам стоит обращать больше внимания на дым.

– Можешь утешиться мыслью, что если ты наденешь его и когда-нибудь меня ударишь, то, скорее всего, лишишь меня глаза. А мне бы очень этого хотелось. Не лишиться глаза, а чтобы ты надела его, естественно.

Может, ты проголодалась? – спросила Зоя. – Я всегда злюсь, когда голодна. – То есть ты всегда голодна? – полюбопытствовал Хэршоу.– Ты еще не видел меня злой. А когда увидишь, тебе понадобится очень большой платок.Он фыркнул.– Чтобы вытирать слезки? – Чтобы остановить кровотечение.

«Сталь нужно заслужить». В Адрике была сталь, как и в Наде. Она снова это доказала во время полета из Эльбьена. Часть меня гадала, что в ней нашла Тамара. Но Надя участвовала в самых страшных битвах при Малом дворце. Потеряла лучшую подругу и полностью изменила свою жизнь. И все же она не расклеилась, как Сергей, и не закопалась под землю, как Максим. Несмотря ни на что, Надя всегда оставалась несокрушимой.