Крутые цитаты из фильма ДМБ (100 цитат)

Фильм ДМБ — это российская кинолента про жизнь солдат в армии. Главными героями являются трое парней, на пути которых появляются приключения и неприятности. У этого фильма имеется продолжение, разделенное на несколько частей. В данной подборке собраны крутые цитаты из фильма ДМБ.

— Мне всегда задают три вопроса: почему я армии, сколько мне лет и отчего у меня волосы на груди окрасились. Начну с последнего: волосы у меня на груди окрасились, потому что я пролил на них ракетный окислитель. Лет мне двадцать девять, скоро юбилей. А в армии я потому, что меня жена с тёщей хотели в сумасшедший дом отдать — за убеждения. … Видишь суслика?
— Нет.
— И я не вижу. А он есть!
Вот взять меня — кем я был? А кем я стал? Мягко говоря, всем! А почему? Да потому что я — русский солдат! А русский солдат никогда не сдаётся. Один хрен, ему терять нечего. Это и есть наша главная военная тайна.


— Хочу пи-пи…
— Ёлки-палки, военный! Тебя в спешке делали. Вся твоя жизнь — реклама безопасного секса.
Сложный был год: налоги, катастрофы, проституция, бандитизм и недобор в армию. С последним мириться было нельзя, и за дело принялся знающий человек — наш военком. Он собрал всех тунеядцев, дураков и калек в районе, даже глухих определил в погранотряд «Альпийские тетерева». Столько лет уже прошло, а они ещё где-то чудят!
Это вам не это.
Это не овощная база, товарищ призывник. Это то место, где вы интересно и чрезвычайно увлекательно проведете ближайшие два года.
— Пришивайте подворотничок к воротничку.
— А мы не умеем.
— Никто не умеет… Дело не в умении, не в желании, и вообще ни в чём. Дело в самом пришивании подворотничка.
Мужики, где здесь берут в морские котики? А то к стройбату у меня нет никакого настроения. С детства не выношу бесплатного физического труда.
Армия — не просто доброе слово, а очень быстрое дело. Так мы выигрывали все войны. Пока противник рисует карты наступления, мы меняем ландшафты, причём вручную. Когда приходит время атаки, противник теряется на незнакомой местности и приходит в полную небоеготовность. В этом смысл, в этом наша стратегия.
— Что, солдат, ссымся?
— Так точно, ссусь!
— Это, солдат, не беда. Такая сегодня экологическая обстановка. Все ссутся. Я ссусь. Даже главком пысается, бывает. Но по ситуации. Что же нам из-за этого, последний долг родине не отдавать? Твой позорный недуг мы в подвиг определим. Пошлем в десантники. Там ты ещё и сраться начнешь.
Надо понимать всю глубину наших глубин.
Я, конечно, не против, если вы этого гидроцефала спеленаете…
Этот прапор глубоко невоспитанный тип. Да что там невоспитанный! Дикий прапор!
Нет, Марина, к Баринову на день рождения не ходи. И к Толяну — не ходи. А к тёте Вере — ходи.
Шмалите, друзья, скоко хотите. У Чебурашки-Который-Ищет-Друзей парники.
За деда, чудо-богатыря.
Зинаида! К маме, с чемоданами! А вы, молодой человек, наденьте брюки — и ко мне с зачёткой. Потом — в армию. Годы у вас подходящие.
Лютый дед! Таким дедам надо памятники чугунные на вокзалах ставить, а не руки ремнями вязать и никак уж не в вытрезвитель сдавать.
— Гера, ты здесь? — Я здесь, я там, я всегда… [Гера, в прострации] — Кто ж так с каптёром разговаривает? Смотри, как надо! Чужое! Халява! Взять-взять! [Гера по-грызунски клацает зубами и резко открывает глаза] — Что будем пить, девочки?
— Есть такое слово: «Надо»! — А я тогда присягу принимать не буду! — Эх, дружок, молод ты… Не ты выбираешь присягу, а присяга выбирает тебя! Прапорщик, запишите эти простые, но в то же время великие слова.
Махнув ханки, я решил признаться что Бобков, это я. — Если бы вы знали моих друзей. Я им денег немало был должен. Хотя они сами нарывались. В руки купюры совали. В лицо кидались.
— Джигит, иди сюда! — Чего? — Ты маму любишь? — Маму люблю. И тетю Таню люблю. И Олю Крымову люблю, она у нас на заводе в ОТК работает. — А деньги любишь? — Очень. — Скажи нам, где Гена Бобков есть этот шакал, мы его друзья. Мы за это много денег дадим.
— Командиры в кустах не слабятся! — Давайте его на вокзал отведём. Чё ему страдать? Пусть поссыкает… Он вошёл в кабинку и заперся там навсегда. — Выходи, а?.. Может, ему плохо? — Хорошо ему! — Смирна-а! Командир выходит! Сарынь на кичку! [Посмотрел прапор на ждущих его Бомбу, Штыка и Пулю и обратно в туалете заперся.]
— Пациент, вы деньги принесли? Простите, а зачем вам столько галоперидола? — Я его натурально съем, и меня повезут в дурдом. — Но зачем?! — Не плющит меня в солдаты идти.
Дух рано или поздно становится дембелем, а перед дембелем лежат все мечты! Потому что любят его очень — и здесь, и там. В пожарные берут, и в милицию. Там курорты от профсоюза, бесплатный проезд на автобусе. Девки с дойками так и плачут по дембелю… Потому что дембеля больше в армию не берут.
— Солдаты! Вы знаете, что я вам могу сказать, и я знаю, что вы мне можете ответить. Короче, служите! [Генерал раздал всем автоматы. А кому не хватило — сапёрные лопатки. На присягу.] — Давай Беркут, не менжуйся! Служи!
— После разговора с дембелями, я пошел и вывернул палец об косяк… — Прикольно… Могло быть и хуже.
— Надо ему указательный палец отнимать. Без указательного пальца в солдаты не берут, потому как стрелять нечем. Предлагаю циркулярку. Но если на дому, то и кусачками можно.
— Как же я без указательного пальца, дядь Вить, жениться-то буду?
— Чё ты с женой указательным пальцем делать будешь?
— Ну, я точно не знаю, я человек ещё молодой…
В человеке всё должно быть прекрасно — погоны, кокарда, исподнее, иначе это не человек, а млекопитающее.
Мне было душно от мира. Мир ко мне симпатий тоже не испытывал. Надо было сделать выбор. В монастырях не давали курить, в тюрьмах — пить, оставалась армия. Армия — прекрасная страна свободы… и от мира, и от себя.
— Ещё немного — и я сойду с ума…
— А я уже сошёл… У меня глаз дёргается…
— А я себе палец пришил…
Пока я его за левую туфлю тащил, то отчего-то представлял, как в этот момент на другом конце города в моей съёмной квартире дико тоскуют по мне братья Улугбек и Максуд.
Надышаться можно только ветром…
Талалаев! Ты здесь прекращай всякие испытания… Свинёнок твой мутантом оказался. Глаз мне подбил и кортик отобрал!
С верхней полки пердел проказник прапор, а мы мечтали о подвиге.
Для хорошего человека армия — мать родная… а для плохого — теща!
Есть разные люди: одни Родину от врага защищают, другие жен своих педагогов за сиськи по институтам таскают. И те, и другие могут быть солдатами, только первые уже солдаты, а вторые — ещё нет.
— А кормят здесь как?
— Сухари и вода.
— Вот те на! Товарищ дембель, а когда нам кушать дадут?
— Никогда, товарищ дух — это армия…
Жизнь без армии — все равно что любовь в резинке: движение есть, прогресса нет.
Чао, Буратины! Можете даже писать мне письма «до востребования». Меня зовут Себастьян Перейра, торговец чёрным деревом! Шутка.
Максуд, как я восхищаюсь твоим умом и мужеством! К тебе доллары так и липнут.
— Военный, а нам оружие дадут?
— Триста тридцать пять…
— Отсюда, ребятки, наша Родина диктует свою непреклонную волю остальному мировому сообществу.
— Может, бахнем?
— Обязательно бахнем! И не раз! Весь мир в труху!… Но… потом.
— Авиационный, без осадка…
— Ракетный. Лучшее — детям!
— Американским!
В армии главное — не упустить.
— Дежурный придет — там разберемся. — Эт чего? Я те, дубина, который раз говорю, что я в армию уже ходил. О. А сейчас я племянника провожал. Вон он, лежит, губастенький, обоссанный, весь. Ты проверь, проверь. Слушай, мне через час на дойку идти. Че ты молчишь? Башмаков моя фамилия. Виктор Эдвардович, понимаешь? — Дежурный придет — там разберемся.
Видите этих прекрасных парней во главе со старшим сержантом Лавровым? Им ноги мыть по сроку службы не положено, а чистоту они любят. Будете им портянки стирать с детским мылом: дембеля микробов боятся.
— Парни, у вас деньги есть. Надо генералу готовальню с циркулем купить в подарок. — Знаю я там по дороге одно место — с офигенными циркулями!..
Мать моя женщина! Кого же батя тиранить будет?
— Нам так и не удалось выяснить, как то́рмоза зовут! — Напишите в приписном: «Федя». У него морда толстая, ему пойдёт.
В воздухе носился страшный дух праздника. Нам привезли свинью, которую Талалаев после выпивки замочит из пулемета.
— Ты не гони на мой желудок. Я в детстве подшипник переварил. — Он ещё и идиот…
— У нас убеждения. — Какие такие убеждения? — Мы веруем в Господа нашего, Говинду, а он нам в людей стрелять не велит. — Всё, вы нам подходите. И говинда ваша ничего. Жидковата, но ничего. И стричь вас опять же не надо. И люди вы, видно, выносливые: четыре часа «Харе Кришну» орать — это не каждый сдюжит… Пойдёте в химвойска.
— Да, о чём разговор?! Пошлите меня куда-нибудь в горячую точку. Снайпером. Я очень усидчивый. — Что-то такое мы вам и прописали. А заодно и вашему другу.
— А-ааа, плохие у вас дела, товарищ призывник. — А у кого они сейчас хорошие? — У вас дела не просто плохие, а ещё хуже. — Чем раньше? — Гораздо. Кошмар. — Кошмар! Что будем делать, товарищ контрразведчик? — Будем помогать соответствующим органам выявлять неблаго­надёж­ных элементов в армии. — Я как раз одного такого знаю. — Побожись. — Чтоб мне пусто было! … У дежурного офицера — газы. — Поподробнее: какие газы, маркировка, производные? — Газы — сугубо удушливые. Производные: копчёная колбаса, сыр «Волна», лимонад «Колокольчик». Срок годности истёк! Как из туалета выйдет — полчаса зайти невозможно: глаза режет! — Ага. Понятно. Продолжайте вести наблюдение, мы с вами свяжемся. Свободны!
Тут в лазарет заходила медсестра. Я её потрогал и лишился покоя. Такая сладенькая: ушки красненькие, носик в угрях, жопа толстая и шершавая, как ананас… Валькирия!
— Будешь ты, «Федя», Бомбой… — Почему Бомбой? — Потому что вспыльчивый… Ты, Владик, будешь Штык — потому что стройный… А я буду Пуля — потому что в цель!
— Толя, что же ты всю нашу работу пожёг? — Я не нарочно. Эксперимент это был. На предмет рационализаторского предложения. — А нельзя было хотя бы бухгалтерию со столовой оставить? — А чё это? — Сегодня получка должна была быть. — Я не подумал. — Не подумал! Теперь думай, как с первым поездом в войска укатить — а то засадють в клетку, как жирафу.
— Ну раз ты такой молодой, то тогда тебе надо по-маленькому в штаны ходить. иначе говоря, ссаться. По-научному — энурез. С энурезом тоже не берут. — Я ссаться не хочу! Я брезгую. И потом, как же я по-маленькому буду, если меня бабушка в одно и то же время приучила? Ровно в четыре утра. Бабушка у нас доярка была. У нее в пять дойка начиналась. Брала, значит, меня, малыша, и на очко.


— К гадалке не ходи! Опять пьяный военный, не пущу! — Этот прапор контуженый в боях за свободу нашей родины. Он герой, а вы его в часть сопроводить не даете. — Ладно, заноси. Но! В коридор героя не отпускать — у меня ковры.
Даёшь Беломорканал! За Родину! За победу! Хлебай, внучки́, ханку!
— Мам, я не хочу идти в солдаты… Я боюсь. — Ну, надо звать дядю Витю из Ерденева. Он зоотехник, он знает, как в армию не ходить.
— Тётя, а «Наука и жизнь» есть? — Наука есть, а жизни нет. У меня мужик прошлой зимой застудился на рыбалке. Теперь ниже пояса, так — не супруг, а сувенир. Только усы стоят. Если бы не вы, солдатики, хоть плачь. Пойдем, щекастик, ко мне в подсобное помещение, я тебе барбарысок насыплю. — Нет, вы уж лучше дайте «Технику — молодёжи».
Молчать! У меня ваш маршал под Кёнигсбергом сортиры чистил, пока я тараном эсминец брал за чекушку! Восемь машин положил, а на мне — ни царапины.
[Потом к нам привели генерала-ветерана. В орденах чуть не за взятие Шипки.] — Внучки́, пуля — дура, штык — молодец! — Не рви, дед, глотку, угости лучше. — А как же! Только здесь бабка не достанет, не унизит гвардейца.
— Как обычно, в «Националь», или в «Эль Гаучо»? — Сегодня — в военкомат.
— Мадемуазель, Вы прекрасны!
— Как Эдита Пьеха?
— Определённо! Можно я вас мягко потрогаю за талию?
— Но талия гораздо выше.
— Разве это сможет стать препятствием для наших чувств?
— Это не может, но вот тот мужчина в галстуке за третьим столиком — может.
— Почему?
— Потому что это мой муж, Григорий Саввич Топоров — серебряный призёр чемпионата Европы по метанию молота. А вас как зовут?
— Зовите меня просто: Элвис Пресли, поэт-песенник.
— Что это было?
— Батя был…
Что наша жизнь? Игра! А самая азартная игра начинается тогда, когда на кону, как минимум, твоё здоровье, но ещё прикольней — если жизнь. Можно давать в прикуп.
— Толя, что же ты всю нашу работу пожёг?
— Я не нарочно. Эксперимент это был. На предмет рационализаторского предложения.
— А нельзя было хотя бы бухгалтерию со столовой оставить?
— А чё это?
— Сегодня получка должна была быть.
— Я не подумал.
— Не подумал! Теперь думай, как с первым поездом в войска укатить — а то засадють в клетку, как жирафу.
Понимаешь, Чебурашка-У-Которого-Нет-Друзей, я галоперидолу скушал, а меня в армию тянет всё больше и больше. Что же мне делать, Чебурашка-У-Которого-Нет-Друзей?
В отличие от всех остальных в армию я пошёл по духовным соображениям.
— А ты чё, «косить» не будешь?
— Смешные вы люди! Зачем же я тогда сюда приехал?! «Косить» дома надо… Хотя, это на любителя… Я вам советую: бутылку разбейте – и стекла нажритесь. Верное дело. А я лично е́ду в армию на халяву здоровья и знаний набираться.
— Э-ка тебя тыркнуло! Ну на, выпей, может, отпустит.
[Потом к нам привели генерала-ветерана. В орденах чуть не за взятие Шипки.] — Внучки́, пуля — дура, штык — молодец!
— Не рви, дед, глотку, угости лучше.
— А как же! Только здесь бабка не достанет, не унизит гвардейца.
— Тебя как, «Федя», зовут?
— Зовут меня Анатолий Васильевич Пестемеев. Я слесарь-инструментальщик… четвертого разряда.
— А чё ты им-то имя не назвал?
— А чё их баловать!? Сами документы потеряли. Пусть ищут.
Что будем кушать, мальчики?
— Я — много. Оливье и майонеза побольше. У нас в столовке хорошую оливье давали много. Однажды я даже в обморок упал — накушался. Меня мастер домой нёс.
— Труа́ бутель де водка́а, авэк плези́р.
— Мальчики, не желаете продажной любви?
— Я тебе сейчас лицо обглодаю.
— К гадалке не ходи! Опять пьяный военный, не пущу!
— Этот прапор контуженый в боях за свободу нашей родины. Он герой, а вы его в часть сопроводить не даете.
— Ладно, заноси. Но! В коридор героя не отпускать — у меня ковры.
— Будешь ты, «Федя», Бомбой…
— Почему Бомбой?
— Потому что вспыльчивый… Ты, Владик, будешь Штык — потому что стройный… А я буду Пуля — потому что в цель!
— Жениться кого-то везут. С цыганами и кордебалетом.
— Обожаю кордебалет…
— А про этого «кого-то» в газете «Гудок» писали. Что он наркотиками торгует через ларьки «Союзпечати».
— Красиво жить не запретишь…
— Тунгусы. По-русски ни хрена не понимают. — А я и не знал, что у нас тунгусы служат. Они повымерли же. — Они, наверно, по обмену. К нам в институт по обмену тоже не пойми кого присылали. С лишаями, как правило.
— Ну чё, ду́хи поганые?! Будем служить как положено или будем глазки строить? — Будем!
— Талалаев! Ты здесь прекращай всякие испытания… Свинёнок твой мутантом оказался. Глаз мне подбил и кортик отобрал! — Учтём!
— А я всегда считал, что НЛО по определению красное. — Красное — это с Марса. А зеленое — с Венеры. — Нет, красное — это не из нашей галактики. — А я ведь догадывался. Как-то оно не так на посадку заходит. Не по-нашему. — Товарищ адмирал, разрешите поинтересоваться. Как нам с йети быть? — Йети? Надо чаще мыть. — Да нет, я про снежного человека. — А-а! А это надо с контр-адмиралом посоветоваться, он Атлантиду видел.
— А это наш Батя, генерал Талалаев. Вопросы? — Вопросов нет. Дайте меню. — Я сам меню. Булка с маком, баба с ромом, эклеры, сигареты «Прима», вода «Колокольчик». — А кофе? — Кофе только офицерам. От кофе нервы. Приказ генерала.
В отличие от всех остальных в армию я пошёл по духовным соображениям.
— Как там, на гражданке? Бабы есть? — Практически нет, сами удивляемся.
— Без свадьбы только мухи женятся. — Это вам не это! — Понятно!
Бывайте, ихтиандры ***вы!
— А вы помните, что вчера товарища генерала за погон укусили? — Не согласен. Что погулять мог — да. Цыгане, тем более. Мы должны иметь некоторый гражданский отдых. Но чтобы генерала, да еще за такое место? Нет! Отставить! У нас субординация и выслуга лет! За мной!
— Здесь такие замечательные склепы. Прошлый век, чугунное литье. — Обожаю склепы. Обожаю чугунное литье. — А не прогуляться ли нам, Лариса, осмотреть местные достопримечательности? Излить, так сказать, посильно друг другу горе. — Конечно. Излить посильно…
Наш священный долг — защищать Родину и соблюдать правила личной гигиены! Иначе всё у нас пойдёт через жопу. Поэтому для более эффективного следования в часть мы должны сесть в автобус… и проследовать в часть.
Есть ещё волшебная русская традиция: оставлять на могилах усопших разного рода свежие продукты и напитки.
Наш священный долг — защищать Родину и соблюдать правила личной гигиены! Иначе всё у нас пойдёт через жопу. Поэтому для более эффективного следования в часть мы должны сесть в автобус… и проследовать в часть.
— А вы помните, что вчера товарища генерала за погон укусили?
— Не согласен. Что погулять мог — да. Цыгане, тем более. Мы должны иметь некоторый гражданский отдых. Но чтобы генерала, да еще за такое место? Нет! Отставить! У нас субординация и выслуга лет! За мной!
— Как там, на гражданке? Бабы есть?
— Практически нет, сами удивляемся.
Тут в лазарет заходила медсестра. Я её потрогал и лишился покоя. Такая сладенькая: ушки красненькие, носик в угрях, жопа толстая и шершавая, как ананас… Валькирия!
Есть ещё волшебная русская традиция: оставлять на могилах усопших разного рода свежие продукты и напитки.
— Талалаев! Ты здесь прекращай всякие испытания… Свинёнок твой мутантом оказался. Глаз мне подбил и кортик отобрал!
— Учтём!
— Ну раз ты такой молодой, то тогда тебе надо по-маленькому в штаны ходить. иначе говоря, ссаться. По-научному — энурез. С энурезом тоже не берут.
— Я ссаться не хочу! Я брезгую. И потом, как же я по-маленькому буду, если меня бабушка в одно и то же время приучила? Ровно в четыре утра. Бабушка у нас доярка была. У нее в пять дойка начиналась. Брала, значит, меня, малыша, и на очко.

Все афоризмы для вас
Подписаться
Уведомить о
guest
0 комментариев
Межтекстовые Отзывы
Посмотреть все комментарии
0
ТЕПЕРЬ НАПИШИ КОММЕНТАРИЙ!x