Красивые цитаты про горы (170 цитат)

Никто не запрещает тебе считать себя царём горы, но прошу, знай свою гору.

Гора не кажется неприступной, если смотреть с ее вершины.

Я люблю горы. Они похожи на вечность. Мне приятно думать, что они стояли здесь тысячи лет назад — и простоят еще тысячи лет, вонзаясь своими острыми вершинами в тяжелое подбрюшье неба. Меня не будет, не будет и моих детей, а горы будут так же смеяться, так же рвать небо в клочья — и так же будут идти века, не затрагивая их надменного облика.

Моя двоюродная бабушка по отцу — она была русской — часто повторяла:
— Ты — как мой отец, все ностальгируешь по горам.
— По каким горам, Мушка? — удивлялся я.
— По тем, которых никогда не видел, конечно!

Много-много лет назад… в далекой печальной стране… стояла огромная гора из грубого черного камня. На рассвете на вершине этой горы расцветала волшебная роза, которая могла дать бессмертие тому, кто ее сорвет. Но никто не осмеливался к ней приближаться, потому что ее шипы были ядовиты. Люди делились друг с другом своими страхами смерти и боли, и никто даже не задумывался о вечной жизни. И каждый день роза увядала, не в состоянии передать хоть кому-нибудь свой дар. Потерянная… и забытая всеми…. на вершине этой холодной темной горы. Навеки одинокая…. до скончания времен.

Горы — это хорошо. Когда ты здесь, всё плохое остаётся внизу, и на душе становится так легко.

Повышенная температура в сочетании с горным воздухом творит с человеческим разумом недобрые чудеса.

Когда закат расправит свои крылья,
Согреет ночь в своих объятьях облака.
Ночную мглу, присыпав звездной пылью,
Распишет темный холст художника рука.
Тогда, очнувшись, сказка станет былью,
И дети гор услышат голос сквозь века…

– … Мы должны идти, Холмс.
– Конечно, идите.
– А вы?
– А я полюбуюсь здесь видами. В одиночестве.
– В горах одному опасно.
– Не более, чем везде в нашем несовершенном мире.

Снежные горы прекрасны. Все грязные и неприятные вещи всего мира смываются прекрасной белизной.

Я люблю эти снежные горы
На краю мировой пустоты.
Я люблю эти синие взоры,
Где, как свет, отражаешься ты.

Брать вершины очень просто — надо только все время идти вверх.

— В России нет беженцев. В Украине всё спокойно и под нашим контролем. — А кто же эти женщины и дети, которые в большом количестве прибывают в российские области? — Это туристы. В ростовских горах прекрасный лечебный горный воздух…

Это разве город? Это какие-то горы и пригорки!

Пока небеса пели колыбельную солнцу, пеленая его в красный бархат заката, жизнь в долине Глен-Мор только начинала пробуждаться. Она вспархивала с деревьев, летя на крыльях сов, выползала из норок вместе с их обитателями, испуганно озираясь по сторонам. День уходил прочь, широкой поступью шагая в направлении высоких гор на запад, оставляя за собой россыпь звезд на небосклоне. Ухватившись за их белые пики, он последний раз украдкой оглянулся, окинув взором холмистую поляну, оставшуюся позади…

Пусть открытым останется взор – Равно в ясные дни и в ненастье. Расскажи мне историю гор, Песню неба, легенду о счастье.

Горы научили нас разговаривать молча.

За зелёными горами, в мире, который от нас скрывали, оказалось так интересно…

При достаточной решимости любой идиот может подняться на эту гору, — заметил Холл. — Но вся хитрость в том, чтобы спуститься назад живым.

Попытка подняться на Эверест — по сути, глубоко иррациональный акт, торжество мечты над здравым смыслом. Любой человек, которым всерьез завладела эта идея, по определению, неподвластен доводам рассудка.

Невозможно оценить в твёрдой валюте то ощущение свободы и вневременности, что даруют тебе горы, когда ты стоишь на высоком отроге под безупречно синим апрельским небом и глядишь вокруг.

Горы не стадионы, где я удовлетворяю свои амбиции, они — храмы, где я исповедую мою религию.

Во времена, когда на вершине Эвереста в один день могут оказаться 30 человек, Антарктида все еще остается пустынным, далеким и необитаемым континентом. Это место, где можно узреть необъятность и великолепие мира природы в самых волнующих проявлениях, более того, стать свидетелем этих проявлений практически в том же виде, в каком они существовали задолго, задолго до появления на этой планете людей. И пусть это так и останется.

И тогда я вдруг понял, что горы одновременно труднее и проще нашего такого запутанного мира, где есть место обману и предательству. Где обещают невозможное, но не делают даже самых простых вещей. Вершина горы и путь к ней — это способ сбросить груз житейских забот и стать на толику ближе к далёким и равнодушным звёздам.

Эти горы сравнительно молодые. Говорят, они появились сразу же после того, как в нашем городе была создана секция альпинизма.

Горы — ступени в небо. Поднимаясь по ним, я иду к новой жизни…

Коралио нежился в полуденном зное, как томная красавица в сурово хранимом гареме. Город лежал у самого моря на полоске наносной земли. Позади, как бы даже нависая над ним, вставала — стена Кордильер. Впереди расстилалось море, улыбающийся тюремщик, еще более неподкупный, чем хмурые горы.

Но знаешь, я уверен: как бы ни бурлила жизнь вдали от гор, и раньше, и сейчас, и завтра они останутся сильнейшим магнитом для тысяч людей. Каждый ищет в них свое, ему необходимое. И — находит! В этом все дело.

— Женились большой и малый Арарат, и пошли у них дети — горы по всей земле. Выросли они, некоторые своих родителей переросли. — Красивая легенда… — Это я сейчас придумал.

Тот день, когда вы полностью возьмете на себя ответственность за собственное будущее и прекратите искать оправдание сомнениям, станет днем начала движения к вершинам.

Если хочешь дотронуться до звёзд, то покори хотя бы вершину, устремлённую к звёздам, стань на носки и протяни к ним руку. Если и не дотронешься, то будешь хотя бы ближе к ним, и будешь знать, что сделал всё от тебя зависящее.

Такова человеческая натура. Более сильные всегда стараются залезть на верхнюю ступеньку, пролезая по головам товарищей.

Взобравшись на любую вершину, оказываешься на краю пропасти.

Она попыталась представить себе, каково это — лететь по воздуху, сидя на шее дракона. Должно быть, так же, как когда стоишь на вершине горы, — только лучше. Ты видишь под собой весь мир.

Устойчивость пирамиды редко зависит от вершины, но всегда именно вершина привлекает наше внимание.

Успех — это вершина небоскрёба, в котором наверх движешься по крутой лестнице, а вниз — на скоростном лифте.

В рок-н-ролле есть одна замечательная особенность — ты понимаешь, что на вершине есть место не только для одной группы.

Когда корни грызут, вершины сохнут.

Что такое вершина? Последний шаг перед спуском.

Для тех, кто мечтает о великом и не сомневается в своем мужестве, найдется место на вершине.

С горы легче идти, чем в гору, но вид намного лучше с вершины.

Лучше быть внизу и мечтать оказаться наверху, чем быть наверху и упасть обратно вниз.

Дает нам ключ прохладу, в тени ветвей усладу, А кто-то из колодца берет себе воды, а есть еще водица с верховьев гор к нам мчится,вода из льда вершится и жажда утолится.

— Не стоит в горах плевать против ветра.
— Почему?
— Получите сосулькой в лоб!

Ты когда-нибудь слышал, как грохочет лавина в горах? Как раз после того, как отгрохочет лавина, и приходит Абсолютная Тишина. Перестаешь понимать, где находишься, — такая она стопроцентная. Просто ОЧЕНЬ тихо…

Попытка подняться на Эверест — по сути, глубоко иррациональный акт, торжество мечты над здравым смыслом. Любой человек, которым всерьез завладела эта идея, по определению, неподвластен доводам рассудка.

— В горах ты испытываешь невероятные чувства. Ты ощущаешь свободу.
— А я только страх.
— Страх тоже невероятное чувство.

99% безопасности в горах — привычка брать мозги с собой и регулярно ими пользоваться.

— Зачем ты взбираешься высоко в горы?
— Потому что для меня горы — это… Хмпф, звучит заезженно. Но внизу жизнь не приносит ничего, кроме раздражения, там сплошная боль. А в горах свобода.
— Свобода?… Даже на высоте надоедливые люди никуда не пропадают. Когда ты уходишь в горы, проблемы всё равно остаются, так? И если этого не избежать, что же заставляет тебя взбираться на горы?
— Я действительно люблю их, горы. Эти холодные скалы, чистый воздух, нетронутый снежный покров… Прогулка вдоль хребта позволяет ощутить, будто ты скользишь по небу над облаками…
— Это доставляет удовольствие, но стоит ли оно того? Сегодня ты можешь воодушевлённо взбираться на новую вершину, но велик риск, что уже завтра ты оступишься и упадёшь в объятия смерти. И, несмотря на это, ты всё так же продолжаешь восхождение?..
— Да. Именно так.

Чтобы узнать, высока ли гора, взбираться на неё не обязательно.

Хотя я судьбой на заре моих дней,
О южные горы, отторгнут от вас,
Чтоб вечно их помнить, там надо быть раз.
Как сладкую песню отчизны моей,
Люблю я Кавказ.

Невозможно оценить в твёрдой валюте то ощущение свободы и вневременности, что даруют тебе горы, когда ты стоишь на высоком отроге под безупречно синим апрельским небом и глядишь вокруг.

При достаточной решимости любой идиот может подняться на эту гору, — заметил Холл. — Но вся хитрость в том, чтобы спуститься назад живым.

Пусть открытым останется взор –
Равно в ясные дни и в ненастье.
Расскажи мне историю гор,
Песню неба, легенду о счастье.

Горы – это застывшие волны, вода – это льющиеся горы.

— Запомни: в горах не умирают, там просто не живут.

Лжи не место в горах. Маски обмана вдребезги разбиваются об их каменный характер.

Пока небеса пели колыбельную солнцу, пеленая его в красный бархат заката, жизнь в долине Глен-Мор только начинала пробуждаться. Она вспархивала с деревьев, летя на крыльях сов, выползала из норок вместе с их обитателями, испуганно озираясь по сторонам. День уходил прочь, широкой поступью шагая в направлении высоких гор на запад, оставляя за собой россыпь звезд на небосклоне. Ухватившись за их белые пики, он последний раз украдкой оглянулся, окинув взором холмистую поляну, оставшуюся позади…

Горы — ступени в небо. Поднимаясь по ним, я иду к новой жизни…

Интересно, что бы я делал, если бы в моей жизни не было гор? Что бы я мог узнать про себя?

Я люблю горы. Они похожи на вечность. Мне приятно думать, что они стояли здесь тысячи лет назад — и простоят еще тысячи лет, вонзаясь своими острыми вершинами в тяжелое подбрюшье неба. Меня не будет, не будет и моих детей, а горы будут так же смеяться, так же рвать небо в клочья — и так же будут идти века, не затрагивая их надменного облика.

Иногда горы и лес имеют привлекательный и весёлый вид. Иногда наоборот, горы кажутся угрюмыми и дикими. Чувство это не бывает личным, оно является общим для всех людей в отряде.

Я люблю эти снежные горы На краю мировой пустоты. Я люблю эти синие взоры, Где, как свет, отражаешься ты.

Есть бог, учение о котором мне преподавали в школе. А есть бог, который скрыт от нас всеми благами цивилизации. И этого бога я нашёл в горах.

В королевстве Ланкр существовало не много таких мест, где можно было бы спокойно поиграть в футбол — если вы хотели действительно поиграть, а не бегать за постоянно укатывающимся мячом.

Когда закат расправит свои крылья, Согреет ночь в своих объятьях облака. Ночную мглу, присыпав звездной пылью, Распишет темный холст художника рука. Тогда, очнувшись, сказка станет былью, И дети гор услышат голос сквозь века…

Горы — это хорошо. Когда ты здесь, всё плохое остаётся внизу, и на душе становится так легко.

— Зачем ты взбираешься высоко в горы? — Потому что для меня горы — это… Хмпф, звучит заезженно. Но внизу жизнь не приносит ничего, кроме раздражения, там сплошная боль. А в горах свобода.

Гора не кажется неприступной, если смотреть с ее вершины.

Горы – это застывшие волны, вода – это льющиеся горы.

Чаще сходятся гора с горой, чем человек с человеком.

— В горах ты испытываешь невероятные чувства. Ты ощущаешь свободу. — А я только страх. — Страх тоже невероятное чувство.

Никогда в горах я не ощущал ароматы с такой остротой. Может быть, мое обоняние обострено? Или эти запахи сильнее воспринимаются, потому что высокогорный мир не имеет собственных запахов?

Вершина, трудная большая вершина… не имеет себе равных в качестве разоблачителя. На ней видишь себя обнаженным. Нигде, как там, не можешь себя правильно оценить, нигде не узнаешь, чего ты стоишь на самом деле. Без гор, по правде говоря, я никогда бы не смог себя найти; я умер бы, не зная, кто такой Робер Параго.

… достигнув высоченной вершины, ты оказываешься на крохотном и безжизненном пятачке обдуваемом ледяным воющим ветром. Стоя там ты испытываешь ощущения, которые не передать словами. Это надо пережить и это навсегда останется с тобой. Но вот беда – остаться на вершине не получится. Там нельзя жить так же, как нельзя жить на Луне без скафандра. И пробыв на вершине совсем немного, ты вынужденно покидаешь ее, оставляя место, ради достижения которого потратил все силы без остатка и даже сверх того… ты уходишь и не оглядываешься. И ты уходишь не победителем – потому что горную вершину нельзя победить. Во всяком случае навсегда.

Когда человек достигает вершины, дальше можно только упасть.

Высоты дают нам лишь то, что мы сами в них вкладываем.

Это жестокий парадокс — когда Бог бросает людей, создавших Его самого…

О эта притягательная сила бездарности и бесстыдства! Как она стремительно возносит нас на вершину жизни, как неудержимо толкает вверх по карьерной лестнице!

И только забравшись наверх, убедился, что ошибся.

Перед покорением горы нужно взять на прицел вершину, однако не стоит забывать наслаждаться пейзажем.

В человеке с древности живет неизбывный фантазм — самому воздвигнуть горы. Возводя башни до облаков, человек доказывает самому себе, что он более велик, чем природа. И это чувство в самом деле приходит на вершине бетонно-алюминиево-стеклянно-стальных ракет: горизонт принадлежит мне, я говорю «до свидания» пробкам, канализационным люкам, тротуарам, я человек, парящий над землей. Чувствуешь не упоение своим могуществом, а скорее гордость. Гордость без всякой гордыни. Просто радость от сознания того, что способен взобраться выше любого дерева.

Некоторые из нас проявляют себя наилучшим образом в неблагоприятных обстоятельствах, и трудности должны поощрять нас делать все от нас зависящее и карабкаться вверх, ибо на вершине всегда есть место!

Белые люди всегда хотят подняться все выше и выше, но, достигнув вершины, понимают, что у них кружится голова. Белый человек должен смотреть на небоскреб снизу. Наверху он начинает видеть свою смерть.

Вершина любит, чтоб ее покоряли, разве она не женского рода?

Достичь же вершин пирамид фараонских могут лишь орлы или гады ползучие.

Восхождение в этом смысле — идеальный прибор, снимающий точную электрокардиограмму душевных достоинств. Равно как и недостатков. И вместе с тем это уникальный точильный инструмент, способный вернуть сабельный блеск мужеству, покрывающемуся коррозией в вялой городской суете.

В этом застывшем, сверкающем снегом и льдом, громадном, давящем масштабами мире мы всего лишь три мелкие малозаметные точки. Стоит побывать здесь, чтобы осознать свою бесконечную малость… И все же, как кляксы, мараем его ослепительную белизну.

Ад… Почему его представляют темным, бурлящим, клокочущим? Я его видел. Он идеально белый, идеально тихий, идеально застывший. Ад — это гнетущая однородность. Он манит своей идеальностью и незаметно, но быстро выматывает, доводит до обморочной усталости неподвижностью, беззвучием, одноцветностью — не на чем задержать глаза, не к чему прислушаться, нечего ощутить, кроме равномерно жгущего солнца. Когда нет ничего, кроме идеальной, растянутой на весь мир белизны, тишины, стылости… Чтобы испытать адовы муки, надо пробыть здесь не более часа…

Находясь на вершине горы, мы всматриваемся в пропасть. Упав в бездну, созерцаем небо.

Когда ты достиг вершины, у тебя есть отговорка – дальше идти некуда.

Оказывается, победа, – серьезное испытание. Покорителя вершины после восторга и эйфории ждет… пустота. Стремиться больше не к чему, восхищение публики постепенно идет на убыль, страсти охладевают, довольство перерастает в скуку и раздражение. Не от того ли бывшие «звезды» и бывшие чемпионы начинают прикладываться к бутылке, забываться при помощи наркотиков? На вершине долго не простоишь, – холод, ветер… да и делать больше нечего. Придется спускаться… Если новую вершину себе не наметил, так и застрянешь внизу.

Кости влюблённых в солнце должны лежать на вершине. Кости влюблённых в деньги гниют в долине.

Человек по-настоящему никогда не может достичь самой высокой вершины. Но какой это чудесный момент, когда он завоевывает очередной пик и перед ним открывается великолепный вид на еще более высокие горы! Какая награда за долгие годы упорного труда, усилий, разочарований, ощущения безнадежности!

– Пора спускаться на землю! Мы, Туки и Брендибаки, в небесах долго не выдерживаем… Вершины не про нас. – Не про нас, – признался Мерри. – Во всяком случае, пока. Уж не про меня – это точно… Но зато мы теперь их видим, эти вершины, и чтим их, правда? Я думаю, каждый должен любить то, что ему положено по его чину, и не мучиться. Надо же с чего-то начинать, надо иметь корни – а чернозем у нас, в Шире, хороший, и глубина – в самый раз!.. Но есть вещи и глубже, и выше. Если бы их не было, никакой Старикан Гемджи не смог бы мирно копаться в своем огороде, что бы он сам про это ни думал! Хорошо, что я хоть одним глазком глянул наверх…

Эверест не считается внешне привлекательной вершиной. Его пропорции слишком велики, он слишком широко разбросан, слишком грубо высечен. Но то, чего Эвересту не хватает с точки зрения архитектурного изящества, он добирает за счет своей ошеломляющей массы.

Лео обожает лазить по горам, для него это удовольствие в чистом виде. Ведь когда достигнешь вершины, дальше карабкаться уже некуда. Ты добился своего, и никаких сомнений в этом не остается. Редко что в жизни, с её нескончаемыми суетой и незаконченными делами, можно отнести к таким абсолютным свершениям.

Забирайся на вершину и оставайся на ней, и застрели любого другого, кто посмеет на нее забраться!

Горы зовут тех, чья душа им по росту.

Покорение вершины – большая радость, но близость неба величественнее.

Я чувствовал себя одновременно и богом и жалкой незаметной пылинкой.

Оттуда, где моря простор,
Светит весеннее солнце.
Вишни в цвету на горах!

— На этой высоте ты не умираешь – ты уже мертв.

Здесь вам не равнина, здесь климат иной —
Идут лавины одна за одной,
И здесь за камнепадом ревет камнепад.
И можно свернуть, обрыв обогнуть, —
Но мы выбираем трудный путь…

Природа создала горы в наказание людям, когда ей захотелось их унизить.

— Вообрази, что ты паришь… на лыжах.
— В последний раз на лыжах я съезжал с горы, отстреливаясь от агентов ГИДРЫ.
— Тогда это более лучше. И шоколад с меня, если ничего не сломаешь.

Есть горы — под небосводом
они завидуют водам,
и как отраженье неба
придумали звёзды снега.
И есть иные горы,
но та же у них тоска.
и горы в тоске по крыльям
придумали облака.

— Может, Эльза не хочет тебя видеть?
— Я тебя не слушаю, мне надо сосредоточиться.
— Обычно те, кто уходит в горы, хотят быть одни.
— Никто не хочет быть один! Кроме тебя, конечно.

— Женились большой и малый Арарат, и пошли у них дети — горы по всей земле. Выросли они, некоторые своих родителей переросли.
— Красивая легенда…
— Это я сейчас придумал.

Заблудилось утро в снах.
Сумрак спрятался в тумане.
Тихо так, что даже страх
с одиночеством в горах
манят.

Землею, что славна в веках красотой,
не волен владеть никто.
А горным просторам хозяева все,
кто любит бродить в горах.

При спуске на горных лыжах либо думай быстрее, чем едешь, либо езжай медленнее, чем думаешь.

Высоты дают нам лишь то, что мы сами в них вкладываем.

О погоде в горах: «На солнце – нестерпимая жара, в тени – адский холод».

Горы для меня все – я провел среди них лучшие дни своей жизни… Пусть даже я не смогу делать эффектных, громких восхождений, но я хочу наслаждаться горами, хотя бы на самых обычных маршрутах.

Природа создала горы в наказание людям, когда ей захотелось их унизить.

Быть Заратустрой — это значит, что вместо ступней у вас крылатые божества, пожирающие гору и превращающие ее в небо, а вместо коленей катапульты, где стрела — все ваше тело. Это значит, что в животе у вас бьют барабаны войны, а в сердце раздается победный марш, и в вас вселяется такая устрашающая радость, что вынести ее обычный человек не в состоянии; быть Заратустрой — значит владеть всеми силами этого мира только потому, что вы призвали их и способны в себя вместить, это значит перестать касаться земли, вступив в прямой диалог с солнцем.

— На этой высоте ты не умираешь – ты уже мертв.

Умный альпинист всегда носит страховочный ремень и подтяжки. Два крюка – хорошо. Три – лучше.

– … Мы должны идти, Холмс. – Конечно, идите. – А вы? – А я полюбуюсь здесь видами. В одиночестве. – В горах одному опасно. – Не более, чем везде в нашем несовершенном мире.

— А горы в Латвии есть? — Конечно! Там такие горы! Только они в море. Такие высокие — почти до поверхности. Вот идёшь по морю — и всё горы, горы…

— Не стоит в горах плевать против ветра. — Почему? — Получите сосулькой в лоб!

Ни разу не побывав в горах, моя бывшая жена уверенно говорила: «Горы? Горы — это то место, где изменяют женам, пьют плохую водку и ломают ноги».

Восхождение в этом смысле — идеальный прибор, снимающий точную электрокардиограмму душевных достоинств. Равно как и недостатков. И вместе с тем это уникальный точильный инструмент, способный вернуть сабельный блеск мужеству, покрывающемуся коррозией в вялой городской суете.

Интересно, что бы я делал, если бы в моей жизни не было гор? Что бы я мог узнать про себя?

Если скалолазание — искусство прохождения стен, то альпинизм к тому еще (а может прежде всего) искусство человеческого поведения.

Безобидных гор не бывает. Горы — хищники. Иногда они спят, сытые, ублаженные… Подолгу, по многу лет. И людям мнится, будто они ручные. Все — и самые опытные, самые осторожные, осмотрительные — усыпляются, если горы подолгу спят.

Ад… Почему его представляют темным, бурлящим, клокочущим? Я его видел. Он идеально белый, идеально тихий, идеально застывший. Ад — это гнетущая однородность. Он манит своей идеальностью и незаметно, но быстро выматывает, доводит до обморочной усталости неподвижностью, беззвучием, одноцветностью — не на чем задержать глаза, не к чему прислушаться, нечего ощутить, кроме равномерно жгущего солнца. Когда нет ничего, кроме идеальной, растянутой на весь мир белизны, тишины, стылости… Чтобы испытать адовы муки, надо пробыть здесь не более часа…

Никто не запрещает тебе считать себя царём горы, но прошу, знай свою гору.

О, как прекрасен этот вид, Величья наших гор! Рыбак я старый, и люблю Родную ширь озер. Свободная, простая жизнь На долю мне дана, От всех раздоров я далек – На сердце тишина. В соломенном своем жилье Спокойно, крепко сплю, А на рассвете старый плащ Напялю и встаю. Лишь сливы дикие в горах Да сосны – мне друзья, И независим я и горд, Забыл о прошлом я. Средь белых цапель день идет, Средь чаек на волне, Уже ни слава, ни корысть Не докучают мне.

Нет цветка прекраснее, чем роза. Но насколько беднее были бы наши горы, если бы их покрывали только розы. Хороши все цветы…Однако горе, если один из цветков вдруг оборачивается хмелем, оплетает соседнее растение и начинает душить его. Тогда тот цветок, который душат, должен обрести силу душителя, чтоб разорвать путы, освободиться. Так и мы. Нельзя нам больше терпеть.

Чтобы узнать, высока ли гора, взбираться на неё не обязательно.

Горы нужно заслужить — море же дарит себя безвозмездно.

В горах моё сердце… Доныне я там.
По следу оленя лечу по скалам.
Гоню я оленя, пугаю козу.
В горах моё сердце, а сам я внизу.

Умный альпинист всегда носит страховочный ремень и подтяжки. Два крюка – хорошо. Три – лучше.

А потом горы принимают меня в свою среду и несут меня вверх, спокойно и благостно позволяя мне попирать их ногою и карабкаться по их крутым обрывам. Их спокойствие передается мне, и я иду все выше и выше. Медленно взбираюсь я; торопиться нельзя и незачем; много времени нужно, чтобы одолеть высоту, чтобы привыкнуть к ней, чтобы не закружилась голова от этого дремлющего горного мятежа, чтобы не пресеклось дыхание от этой стихийной молитвы… Вот я уже устал, но с усталостью я не могу и не хочу считаться. Таинственная сила зовет меня кверху. Во мне проснулось некое влечение, как если бы меня захватил мощный довременный подъем, которому нельзя противостоять, — вверх, вверх, все выше, — и только исчерпав последние силы, можно отпасть и отказаться от восхождения… но и тогда в душе осталось бы чувство, будто я постыдно изнемог в великом деле… Нет, это невозможно, надо идти и дойти, чтобы пережить смысл и судьбу древнего восстания, чтобы научиться мятежной молитве гор…

Горы разведу руками,
Трижды землю обойду,
Да найду ль её, не знаю.

В горах с гостей не берут плату. У нас закон: помоги, но не бери денег. Вместо денег бери обещание помочь кому-то другому. Помоги тому, кто попросит — и мы будем в расчёте.

Там, в лазурной дали,
разливает сияние солнце,
но печалью сквозят
эти горы в зелени свежей,
что вокруг безмолвно застыли…

Здесь время замедляет рваный бег,
И знают ли живущие на свете:
Как пахнет освещённый солнцем снег?
Чем дышит с перевала льнущий ветер?

— А горы в Латвии есть?
— Конечно! Там такие горы! Только они в море. Такие высокие — почти до поверхности. Вот идёшь по морю — и всё горы, горы…

В горах между людьми возникают особые связи. Поэтому меня тянет к ним так неудержимо.

Когда я вижу снежные горы, поднимающиеся вдали к облакам, — сердце мое трепещет от нежданного счастья: в нем просыпаются какие-то угасшие древние воспоминания… как если бы я уже созерцал когда-то эти видения и потому всегда тосковал по ним, как если бы начали исполняться самые дивные и священные обетования… Я стою захваченный и потрясенный и не знаю, можно ли верить этим призракам… Как легок, как смел этот взмах к небесам. Как нежны, как призрачны очертания. И как могущественны скрытые за ним земные массы. Я вижу землю, восходящую к небу, я вижу небо, ее обнимающее, я вижу, как земля теряется в небе, сливается с ним, — может быть, сама становится небом? Не сон ли это? Или, может быть, это видение есть сущая реальность, а плоская жизнь повседневности — всего-навсего тягостный сон?

Во времена, когда на вершине Эвереста в один день могут оказаться 30 человек, Антарктида все еще остается пустынным, далеким и необитаемым континентом. Это место, где можно узреть необъятность и великолепие мира природы в самых волнующих проявлениях, более того, стать свидетелем этих проявлений практически в том же виде, в каком они существовали задолго, задолго до появления на этой планете людей. И пусть это так и останется.

Ну как же тебе рассказать, что такое гора?
Гора — это небо, покрытое камнем и снегом,
А в небе мороз неземной, неземная жара
И ветер такой, что нигде, кроме неба, и не был.

Гора мышь родила.

Горы не стадионы, где я удовлетворяю свои амбиции, они — храмы, где я исповедую мою религию.

Коралио нежился в полуденном зное, как томная красавица в сурово хранимом гареме. Город лежал у самого моря на полоске наносной земли. Позади, как бы даже нависая над ним, вставала — стена Кордильер. Впереди расстилалось море, улыбающийся тюремщик, еще более неподкупный, чем хмурые горы.

Вот приехал сюда я в этом году —
белы летние облака.
А когда приезжал в минувшем году,
был багряным осенний лес.

Никогда в горах я не ощущал ароматы с такой остротой. Может быть, мое обоняние обострено? Или эти запахи сильнее воспринимаются, потому что высокогорный мир не имеет собственных запахов?

Покой скалы — сплошной обман; это река, и половодье смыло все мосты. Она в момент сорвет его с обломков свай и понесет вниз по течению, стоит только ноге на мгновение потерять опору. И сколь малую толику от него она принимает — пальцы на руках и ногах — в трещины и узкие морщины, расчертившие лицо скалы, драгоценные островки безопасности, уцепившись за которые он зависал в воздухе: на самой стремнине, которая с готовностью подхватит его и унесет далеко вниз, к точке покоя.

Ты когда-нибудь слышал, как грохочет лавина в горах? Как раз после того, как отгрохочет лавина, и приходит Абсолютная Тишина. Перестаешь понимать, где находишься, — такая она стопроцентная. Просто ОЧЕНЬ тихо..

— Гора всё равно что мать. Прильни к ней, прижмись лицом к её груди, и она тебя не уронит. — Всегда хотел выяснить, кто была его мать, и думать не думал, что найдёт её в Клыках Мороза.

В альпинизме очень важно быть уверенным в своих партнёрах. Действия одного могут повлиять на благополучие всей команды. Плохо затянутый узел, неверный шаг, сдвинутый камень или какое-то другое небрежное действие могут привести к неприятным последствиям, одинаково ощутимым как для товарищей альпиниста, допустившего оплошность, так и для него самого. Поэтому неудивительно, что альпинисты не слишком охотно берут в команду людей, чьи истинные помыслы им не известны.

… как показывает история, когда предоставляется шанс достичь наивысшей точки планеты, люди удивительно быстро прекращают здраво мыслить.

Эверест не считается внешне привлекательной вершиной. Его пропорции слишком велики, он слишком широко разбросан, слишком грубо высечен. Но то, чего Эвересту не хватает с точки зрения архитектурного изящества, он добирает за счет своей ошеломляющей массы.

Люди, которые не поднимаются в горы (а это можно сказать о подавляющем большинстве человечества), склонны полагать, что этот спорт является всего лишь безрассудной дионисийской погоней за острыми ощущениями при подъёме. Но мнение об альпинистах как о каких-то адреналиновых наркоманах, охотящихся за дозой наркотика, является заблуждением, по крайней мере в случае с Эверестом. То, чем я занимался здесь наверху, не имело почти ничего общего ни с банджи-джампингом, ни со скайдайвингом, ни с ездой на мотоцикле со скоростью 200 километров в час.

В горах между людьми возникают особые связи. Поэтому меня тянет к ним так неудержимо.

Горы для меня все – я провел среди них лучшие дни своей жизни… Пусть даже я не смогу делать эффектных, громких восхождений, но я хочу наслаждаться горами, хотя бы на самых обычных маршрутах.

Поднявшись на вершину, человек возвышает себя и свою душу, свое сердце и свою мечту. Насколько хватает глаз, перед ним расстилается в молчании и таинственности страна снега и скал. Горы – это особый мир, они составляют часть планеты, как таинственное, изолированное королевство, где символом жизни являются воля и любовь.

Коль отправлюся я вновь
в Синано, где глас колокольный
раздается меж гор, —
доведется ли там увидеть
в добром здравии мать-старушку?…

Когда мы уедем, уйдем, улетим,
Когда оседлаем мы наши машины,
Какими здесь станут пустыми пути,
Как будут без нас одиноки вершины.

На фоне рассветной поры
Сверкающей, искренней, ранней
Серебряный панцирь горы…

Одного рода туристов не существовало никогда. 90% приезжавших в то время на турбазу — это были бессеребренники, безумно влюбленные в горы. Это были люди, которые не интересовались ничем, кроме той деятельности, ради которой они приехали. Это: зимой — лыжи, летом — походы, и они не особенно интересовались, какие номера, бытовые условия и т. п. Они не были столь претенциозны, как большинство приезжающей нынешней публики, воспитанные в санаториях, пансионатах, домах отдыха и т. д. Это не туристы, это публика отдыхающая. А то была туристская публика. Им было все равно, какое снаряжение, какие условия жизни, лишь бы были горы, крыша над головой и какое-то питание.

Там, где горы Ёсино,
Я печальное сердце своё затворю
В уединении зимнем…

Виды были хороши, но никто не делал снимков – все знали по опыту, что прозрачная даль съежится на экране до бессмысленной синей полоски.

… мысли текли своим чередом, а я, тяжело дыша, прислушивался к ним.

Гребень заволокло туманом, и в его разрывах виднелся темнеющий перед наступлением ночи Тибет, где еще сверкали ярко освещенные вершины. Казалось, что я единственный человек на земле.

Не будь на свете гор, кто бы разъединил ненавистные друг другу народы, упрятал бы от смерти, от погони, от мести… поубивали б они себе подобных существ на открытой местности, столкнулись бы все разом и сгинули б очень скоро, ибо не научились еще мы жить вместе без брани, зависти и насилия.

Близ Камакуры древней
по отлогим окрестным горам
мы гуляем с тобою —
горных лилий на склонах не счесть,
распускается луноцвет…