Гениальные цитаты Александра Сергеевича Пушкина (300 цитат)

У Кларисы денег мало,
Ты богат; иди к венцу:
И богатство ей пристало,
И рога тебе к лицу.

И с каждой осенью я расцветаю вновь.

Я далёк от того, чтобы восхищаться всем, что вижу вокруг себя; как писатель я огорчён…, многое мне претит, но клянусь вам моей честью – ни за что в мире я не хотел бы переменить Родину, или иметь иную историю, чем история наших предков, как её нам дал Бог.

Сердце в будущем живёт;
Настоящее уныло:
Всё мгновенно, всё пройдёт;
Что пройдёт, то будет мило.

В миг, когда любовь исчезает, наше сердце ещё лелеет её воспоминание.

Все женщины прелестны, а красоту им придает любовь мужчин.

Я вас любил: любовь ещё, быть может,
В душе моей угасла не совсем;
Но пусть она вас больше не тревожит;
Я не хочу печалить вас ничем.
Я вас любил безмолвно, безнадежно,
То робостью, то ревностью томим;
Я вас любил так искренно, так нежно,
Как дай вам Бог любимой быть другим.

Мне изюм
Нейдет на ум,
Цуккерброд
Не лезет в рот,
Пастила нехороша
Без тебя, моя душа.

Первая любовь всегда является делом чувствительности. Вторая — делом чувственности.

Первый признак умного человека — с первого взгляда знать, с кем имеешь дело, и не метать бисера…

Мне грустно и легко; печаль моя светла;
Печаль моя полна тобою.

Я, конечно, презираю отечество мое с головы до ног — но мне досадно, если иностранец разделяет со мной это чувство.

Что ни говори, а любовь без надежд и требований трогает сердце женское вернее всех расчетов обольщения.

Безответная любовь не унижает человека, а возвышает его.

Научить человека быть счастливым — нельзя, но воспитать его так, чтобы он был счастливым, можно.

Любовь — это восхитительный обман, на который человек соглашается по доброй воле.

Нравственные поговорки бывают удивительно полезны в тех случаях, когда мы от себя мало что можем выдумать себе в оправдание.

Поэзия, прости господи, должна быть глуповата.

Я, конечно, презираю отечество мое с головы до ног — но мне досадно, если иностранец разделяет со мной это чувство.

Отказаться от риска — значит отказаться от творчества.

Кто жил и мыслил, тот не может в душе не презирать людей.

Любовь одна — веселье жизни хладной,
Любовь одна — мучение сердец:
Она дарит один лишь миг отрадный,
А горестям не виден и конец.

Блажен, кто смолоду был молод, Блажен, кто вовремя созрел.

Обычай — деспот меж людей.

Что ни говори, а любовь без надежд и требований трогает сердце женское вернее всех расчетов обольщения.

Научить человека быть счастливым — нельзя, но воспитать его так, чтобы он был счастливым, можно.

Мы почитаем всех нулями, А единицами — себя.

Любовь — это восхитительный обман, на который человек соглашается по доброй воле.

Гений и злодейство — две вещи несовместные.

Быть славным — хорошо, спокойным — лучше вдвое.

Нравственные поговорки бывают удивительно полезны в тех случаях, когда мы от себя мало что можем выдумать себе в оправдание.

Да, жалок тот, в ком совесть не чиста.

Ах, обмануть меня не трудно!..
Я сам обманываться рад!

Любовь — это восхитительный обман, на который человек соглашается по доброй воле.

Я вас люблю, — хоть я бешусь,
Хоть это труд и стыд напрасный,
И в этой глупости несчастной
У ваших ног я признаюсь!
Мне не к лицу и не по летам…
Пора, пора мне быть умней!
Но узнаю по всем приметам
Болезнь любви в душе моей:
Без вас мне скучно, — я зеваю;
При вас мне грустно, — я терплю;
И, мочи нет, сказать желаю,
Мой ангел, как я вас люблю!

Нет ни в чем вам благодати;
С счастием у вас разлад:
И прекрасны вы некстати
И умны вы невпопад.

Я пишу для себя, а печатаю для денег.

Тонкость не доказывает еще ума. Глупцы и даже сумасшедшие бывают удивительно тонки.

Глупая критика не так заметна, как глупая похвала.

Прекрасное должно быть величаво…

Где нет любви, там нет веселий.

Ох, лето красное! любил бы я тебя,
Когда б не зной, да пыль, да комары, да мухи.

Скука есть одна из принадлежностей мыслящего существа.

Пустое Вы, сердечным Ты
Она, обмолвясь, заменила,
И все счастливые мечты
В душе влюблённой возбудила.
Пред ней задумчиво стою,
Свести очей с неё нет силы,
И говорю ей: как Вы милы!
И мыслю: как Тебя люблю!

О люди! Жалкий род, достойный слез и смеха!
Жрецы минутного, поклонники успеха!
Как часто мимо вас проходит человек,
Над кем ругается слепой и буйный век,
Но чей высокий лик в грядущем поколенье
Поэта приведет в восторг и в умиленье!

На свете счастья нет, но есть покой и воля.

Вы грозны на словах — попробуйте на деле!
Иль старый богатырь, покойный на постеле,
Не в силах завинтить свой измаильский штык?
Иль русского царя уже бессильно слово?
Иль нам с Европой спорить ново?
Иль русский от побед отвык?
Иль мало нас? Или от Перми до Тавриды,
От финских хладных скал до пламенной Колхиды,
От потрясенного Кремля
До стен недвижного Китая,
Стальной щетиною сверкая,
Не встанет русская земля?..
Так высылайте ж нам, витии,
Своих озлобленных сынов:
Есть место им в полях России,
Среди нечуждых им гробов.

Но ты любить, как я, не можешь;
Зачем же хладной красотой
Ты сердце слабое тревожишь?

Не продаётся вдохновенье,
Но можно рукопись продать.

Себя как в зеркале я вижу,
но это зеркало мне льстит.

Привычка свыше нам дана:
Замена счастию она.

Ах, обмануть меня не трудно!..
Я сам обманываться рад!

И с каждой осенью я расцветаю вновь.

Счастье можно найти лишь на проторенных дорогах.

Книги — это переплетенные люди.

Себя как в зеркале я вижу,
но это зеркало мне льстит.

Под старость жизнь такая гадость…

Мне грустно и легко; печаль моя светла;
Печаль моя полна тобою.

На свете счастья нет, но есть покой и воля.

Тонкость не доказывает еще ума. Глупцы и даже сумасшедшие бывают удивительно тонки.

Я далёк от того, чтобы восхищаться всем, что вижу вокруг себя; как писатель я огорчён…, многое мне претит, но клянусь вам моей честью – ни за что в мире я не хотел бы переменить Родину, или иметь иную историю, чем история наших предков, как её нам дал Бог.

В миг, когда любовь исчезает, наше сердце ещё лелеет её воспоминание.

Истинное воображение требует гениального знания.

Воспитатель должен себя так вести, что6ы каждое движение его воспитывало, и всегда должен знать, чего он хочет в данный момент и чего он не хочет. Если воспитатель не знает этого, кого он может воспитывать?

Кто жил и мыслил, тот не может в душе не презирать людей.

И с каждой осенью я расцветаю вновь.

Книги — это переплетенные люди.

Под старость жизнь такая гадость…

Если жизнь тебя обманет,
Не печалься, не сердись!
В день уныния смирись:
День веселья, верь, настанет.

На свете счастья нет, но есть покой и воля.

Тонкость не доказывает еще ума. Глупцы и даже сумасшедшие бывают удивительно тонки.

Что день грядущий мне готовит?

Я далёк от того, чтобы восхищаться всем, что вижу вокруг себя; как писатель я огорчён…, многое мне претит, но клянусь вам моей честью — ни за что в мире я не хотел бы переменить Родину, или иметь иную историю, чем история наших предков, как её нам дал Бог.

В миг, когда любовь исчезает, наше сердце ещё лелеет её воспоминание.

Истинное воображение требует гениального знания.

Воспитатель должен себя так вести, что6ы каждое движение его воспитывало, и всегда должен знать, чего он хочет в данный момент и чего он не хочет. Если воспитатель не знает этого, кого он может воспитывать?

Разберись, кто прав, кто виноват, да обоих и накажи.

Прекрасное должно быть величаво…

Не продается вдохновенье,
Но можно рукопись продать.

Говорят, что несчастия хорошая школа; может быть. Но счастия есть лучший университет.

Злословие даже без доказательств оставляет почти вечные следы.

Если жизнь тебя обманет,
Не печалься, не сердись!
В день уныния смирись:
День веселья, верь, настанет.

Говорят, что несчастие хорошая школа; может быть. Но счастие есть лучший университет. Оно довершает воспитание души, способной к доброму и прекрасному.

Я верю: я любим; для сердца нужно верить.
Нет, милая моя не может лицемерить;
Всё непритворно в ней: желаний томный жар,
Стыдливость робкая, харит бесценный дар,
Нарядов и речей приятная небрежность,
И ласковых имён младенческая нежность.

Говорят, что несчастия хорошая школа; может быть. Но счастия есть лучший университет.

Вечор, ты помнишь, вьюга злилась,
На мутном небе мгла носилась;
Луна, как бледное пятно,
Сквозь тучи мрачные желтела,
И ты печальная сидела —
А нынче… погляди в окно

Над лебедем желая посмеяться,
Гусь тиною его однажды замарал;
Но лебедь вымылся и снова белым стал. —
Что делать, если кто замаран?… Умываться.

Народ требует сильных ощущений, для него и казни — зрелище.

Веленью Божию, о муза, будь послушна,
Обиды не страшась, не требуя венца,
Хвалу и клевету приемли равнодушно
И не оспаривай глупца.

Всё кончено: меж нами связи нет.
В последний раз обняв твои колени,
Произносил я горестные пени.
Всё кончено — я слышу твой ответ.
Обманывать себя не стану вновь,
Тебя тоской преследовать не буду,
Прошедшее, быть может, позабуду —
Не для меня сотворена любовь.
Ты молода: душа твоя прекрасна,
И многими любима будешь ты.

Уважение к минувшему — вот черта, отличающая образованность от дикости.

В глуши, во мраке заточенья
Тянулись тихо дни мои
Без божества, без вдохновенья,
Без слез, без жизни, без любви.

Истинное воображение требует гениального знания.

Первая любовь всегда является делом чувствительности. Вторая — делом чувственности.

Скука есть одна из принадлежностей мыслящего существа.

Жизнь есть не только подготовка к завтрашнему дню, но и непосредственная живая радость.

Не все я в небе ненавидел,
Не все я в мире презирал.

Не откладывай до ужина того, что можешь съесть за обедом.

Глупая критика не так заметна, как глупая похвала.

Не ужинать — святой тому закон,
Кому всего дороже легкий сон.

Не ужинать — святой тому закон,
Кому всего дороже легкий сон.

Жизнь есть не только подготовка к завтрашнему дню, но и непосредственная живая радость.

Быть можно дельным человеком И думать о красе ногтей.

Глупая критика не так заметна, как глупая похвала.

Мы все глядим в Наполеоны.

Не ужинать — святой тому закон,
Кому всего дороже легкий сон.

Поэтов — хвалят все, питают — лишь журналы…

Зависть — сестра соревнования, следственно из хорошего роду.

Наши дети — это наша старость.

Мысль! Великое слово! Что же и составляет величие человека, как не мысль! Да будет же она свободна, как должен быть свободен человек…

Переводчики — почтовые лошади просвещения.

Наука сокращает нам опыты быстротекущей жизни.

Иной имел мою Аглаю
За свой мундир и черный ус,
Другой за деньги — понимаю,
Другой за то, что был француз,
Клеон — умом ее стращая,
Дамис — за то, что нежно пел.
Скажи теперь, мой друг Аглая,
За что твой муж тебя имел?

Односторонность есть пагуба мысли.

Буря мглою небо кроет,
Вихри снежные крутя;
То, как зверь, она завоет,
То заплачет, как дитя,
То по кровле обветшалой
Вдруг соломой зашумит,
То, как путник запоздалый,
К нам в окошко застучит.

Выпьем, добрая подружка
Бедной юности моей,
Выпьем с горя; где же кружка?
Сердцу будет веселей.

Иди, куда влечет тебя свободный ум.

Я памятник себе воздвиг нерукотворный,
К нему не зарастет народная тропа,
Вознесся выше он главою непокорной
Александрийского столпа.

Беда стране, где раб и льстец
Одни приближены к престолу,
А небом избранный певец
Молчит, потупя очи долу.

Вся тварь разумная скучает:
Иной от лени, тот от дел;
Кто верит, кто утратил веру;
Тот насладиться не успел,
Тот насладился через меру,
И всяк зевает да живет —
И всех вас гроб, зевая, ждет.

Никогда не делай долгов; лучше терпи нужду; поверь, она не так ужасна, как кажется, и, во всяком случае, она лучше неизбежности вдруг оказаться бесчестным или прослыть таковым.

Унылая пора! Очей очарованье!
Приятна мне твоя прощальная краса —
Люблю я пышное природы увяданье,
В багрец и в золото одетые леса,
В их сенях ветра шум и свежее дыханье,
И мглой волнистою покрыты небеса,
И редкий солнца луч, и первые морозы,
И отдаленные седой зимы угрозы.

В дверях эдема ангел нежный
Главой поникшею сиял,
А демон мрачный и мятежный
Над адской бездною летал.

Движенья нет, сказал мудрец брадатый.
Другой смолчал и стал пред ним ходить.
Сильнее бы не мог он возразить;
Хвалили все ответ замысловатый.
Но, господа, забавный случай сей
Другой пример на память мне приводит:
Ведь каждый день над нами Солнце ходит,
Однако ж прав упрямый Галилей.

Повторенное острое слово становится глупостью.

Он чином от ума избавлен.

Не продаётся вдохновенье,
Но можно рукопись продать.

Говорят, что несчастие хорошая школа; может быть. Но счастие есть лучший университет. Оно довершает воспитание души, способной к доброму и прекрасному.

Народ требует сильных ощущений, для него и казни — зрелище.

Зависимость жизни семейной делает человека более нравственным.

Ох, тяжела ты, шапка Мономаха!

Точность — вежливость поваров.

Брак холостит душу.

Презирать суд людей нетрудно, презирать суд собственный — невозможно.

Во всяком случае, в аду будет много хорошеньких, там можно будет играть в шарады.

Чувство выздоровления — одно из самых сладостных.

Кто счастье знал, уж не узнает счастья.

Служенье муз не терпит суеты.

Пошлость — это то, что пошло в народ.

Иди, куда влечет тебя свободный ум.

Кто раз любил, уж не полюбит вновь.

Нет убедительности в поношениях, и нет истины, где нет любви.

Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать.

Тьмы низких истин мне дороже
Нас возвышающий обман…

Толпа жадно читает исповеди, записи etc., потому что в подлости своей радуется унижению высокого, слабостям могущего. При открытии всякой мерзости она в восхищении. Он мал, как мы, он мерзок, как мы! Врете, подлецы: он и мал и мерзок не так, как вы, — иначе!

Гордиться славою своих предков не только можно, но и должно; не уважать оной есть постыдное малодушие.

Разум неистощим в соображении понятий, как язык неистощим в соединении слов.

Ох, лето красное! любил бы я тебя,
Когда б не зной, да пыль, да комары, да мухи.

Зачем кусать нам груди кормилицы нашей; потому что зубки прорезались?

Что слава? — Яркая заплата
На ветхом рубище певца.

Страсть к игре — самая сильная из страстей.

Никогда не забывай умышленной обиды, — будь немногословен или вовсе смолчи и никогда не отвечай оскорблением на оскорбление.

Никогда не делай долгов; лучше терпи нужду; поверь, она не так ужасна, как кажется, и, во всяком случае, она лучше неизбежности вдруг оказаться бесчестным или прослыть таковым.

Я деньги мало люблю, но уважаю в них единственный способ благопристойной независимости!

Вдохновение нужно в поэзии, как в геометрии.

Если средства или обстоятельства не позволяют тебе блистать, не старайся скрывать лишений; скорее избери другую крайность: цинизм своей резкостью импонирует суетному мнению света, между тем как мелочные ухищрения тщеславия делают человека смешным и достойным презрения.

То, что я могу сказать тебе о женщинах, было бы совершено бесполезно. Замечу только, что чем меньше любим мы женщину, тем вернее можем овладеть ею. Однако забава эта достойна старой обезьяны восемнадцатого столетия. Что касается той женщины, которую ты полюбишь, от всего сердца желаю тебе обладать ею.

Желудок просвещенного человека имеет лучшие качества доброго сердца: чувствительность и благодарность.

Нет ничего безвкуснее долготерпения и самоотверженности.

Обращаюсь к русскому стихосложению. Думаю, что со временем мы обратимся к белому стиху. Рифм в русском языке слишком мало. Одна вызывает другую. Пламень неминуемо тащит за собою камень. Из-за чувства выглядывает непременно искусство. Кому не надоели любовь и кровь, трудный и чудный, верный и лицемерный, и проч.

Точность и кратость — вот первые достоинства прозы. Она требует мыслей и мыслей, без них блестящие выражения ничему не служат.

Благодарю, душа моя, что в шахматы учишься. Это непременно нужно во всяком благоустроенном семействе.

Нельзя прощать тем, которые в ответ на русскую ласку способны клеветать на русский характер, мазать грязью священные страницы наших летописей, поносить лучших сограждан и, не довольствуясь современниками, издеваться над гробами отцов.

Чтение — вот лучшее учение.

Браните мужчин вообще, разбирайте все их пороки, ни один не подумает заступиться. Но дотроньтесь сатирически до прекрасного пола — все женщины восстанут на вас единодушно — они составляют один народ, одну секту.

Никогда не принимай одолжений. Одолжение, чаще всего — предательство. — Избегай покровительства, потому что это порабощает и унижает.

На лицах дерзость, в сердце страх.

Вдохновение — это умение приводить себя в рабочее состояние.

С некоторого времени Северо-Американские Штаты обращают на себя в Европе внимание людей наиболее мыслящих. Не политические происшествия тому виною: Америка спокойно совершает свое поприще, доныне безопасная и цветущая, сильная миром, упроченным ей географическим ее положением, гордая своими учреждениями.

Мы все ленивы и нелюбопытны.

Нет, весь я не умру — душа в заветной лире
Мой прах переживет и тленья убежит —
И славен буду я, доколь в подлунном мире
Жив будет хоть один пиит.

Цветы последние милей
Роскошных первенцев полей,
Они унылые мечтанья
Живее пробуждают в нас.
Так иногда разлуки час
Живее сладкого свиданья.

Презирать суд людей нетрудно, презирать суд собственный — невозможно.

К чему? Вольнее птицы младость;
Кто в силах удержать любовь?
Чредою всем дается радость;
Что было, то не будет вновь.

Блажен, кто крепко словом правит
И держит мысль на привязи свою,
Кто в сердце усыпляет или давит
Мгновенно прошипевшую змию.

Пока свободою горим,
Пока сердца для чести живы,
Мой друг, отчизне посвятим
Души прекрасные порывы!

Фиалка в воздухе свой аромат лила,
А волк злодействовал в пасущемся народе;
Он кровожаден был, фиалочка — мила:
Всяк следует своей природе.

Я деньги мало люблю, но уважаю в них единственный способ благопристойной независимости!

Я пережил свои желанья,
Я разлюбил свои мечты;
Остались мне одни страданья,
Плоды сердечной пустоты.

О чем шумите вы, народные витии?
Зачем анафемой грозите вы России?
Что возмутило вас? волнения Литвы?
Оставьте: это спор славян между собою,
Домашний, старый спор, уж взвешенный судьбою,
Вопрос, которого не разрешите вы.

Ты видел деву на скале
В одежде белой над волнами,
Когда, бушуя в бурной мгле,
Играло море с берегами.
Когда луч молний озарял
Ее всечасно блеском алым,
И ветер бился и летал
С ее летучим покрывалом?
Прекрасно море в бурной мгле
И небо в блесках без лазури;
Но верь мне: дева на скале
Прекрасней волн, небес и бури.

О сколько нам открытий чудных
Готовят просвещенья дух
И опыт, сын ошибок трудных,
И гений, парадоксов друг,
И случай, Бог изобретатель…

Жизнь есть не только подготовка к завтрашнему дню, но и непосредственная живая радость.

Не откладывай до ужина того, что можешь съесть за обедом.

Товарищ, верь: взойдет она,
Звезда пленительного счастья,
Россия вспрянет ото сна,
И на обломках самовластья
Напишут наши имена!

Никогда не забывай умышленной обиды, — будь немногословен или вовсе смолчи и никогда не отвечай оскорблением на оскорбление.

Что в имени тебе моём?
Оно умрёт, как шум печальный
Волны, плеснувшей в берег дальний,
Как звук ночной в лесу глухом.

Бывало, но по счастью, что было, то прошло.

Внемлите истине полезной:
Наш век — торгаш; в сей век железный
Без денег и свободы нет.

Совесть — когтистый зверь, скребущий сердце.

Почитай поэзию — доброй умной старушкою, к которой можно иногда зайти, чтоб забыть на минуту сплетни, газеты и хлопоты жизни, повеселиться ее милым болтаньем и сказками; но влюбиться в нее — безрассудно.

Блажен лишь тот, кто поутру имеет стул без принужденья,
Тому и пища по нутру и все доступны наслажденья.

Тебе придется иметь дело с людьми, которых ты еще не знаешь. С самого начала думай о них все самое плохое, что только можно вообразить: ты не слишком сильно ошибешься.

Драматического писателя должно судить по законам, им самим над собою признанным.

Врагов имеет в мире всяк,
Но от друзей спаси нас, Боже!

О, если б голос мой умел сердца тревожить! Почто в груди моей горит бесплодный жар и не дан мне судьбой витийства грозный дар?

Надо было прибавить (не в качестве уступки, но как правду), что правительство все еще единственный европеец в России. И сколь бы грубо и цинично оно ни было, от него зависело бы стать сто крат хуже. Никто не обратил бы на это ни малейшего внимания.

Вот здесь лежит больной студент;
Его судьба неумолима.
Несите прочь медикамент:
Болезнь любви неизлечима!

С изумлением увидели демократию в ее отвратительном цинизме, в ее жестоких предрассудках, в ее нестерпимом тиранстве. Всё благородное, бескорыстное, всё возвышающее душу человеческую — подавленное неумолимым эгоизмом и страстию к довольству (comfort); большинство, нагло притесняющее общество; рабство негров посреди образованности и свободы; родословные гонения в народе, не имеющем дворянства; со стороны избирателей алчность и зависть; со стороны управляющих робость и подобострастие; талант, из уважения к равенству, принужденный к добровольному остракизму; богач, надевающий оборванный кафтан, дабы на улице не оскорбить надменной нищеты, им втайне презираемой: такова картина Американских Штатов, недавно выставленная перед нами.

Мысль! Великое слово! Что же и составляет величие человека, как не мысль! Да будет же она свободна, как должен быть свободен человек…

Кто счастье знал, уж не узнает счастья.

«Всё моё», — сказало злато;
«Всё моё», — сказал булат.
«Всё куплю», — сказало злато;
«Всё возьму», — сказал булат.

То, что я могу сказать тебе о женщинах, было бы совершено бесполезно. Замечу только, что чем меньше любим мы женщину, тем вернее можем овладеть ею. Однако забава эта достойна старой обезьяны восемнадцатого столетия. Что касается той женщины, которую ты полюбишь, от всего сердца желаю тебе обладать ею.

В страстном состоянии духа ты в состоянии сделать то, о чем и не смел бы подумать в трезвом виде.

… она в то время
Несла трехмесячное бремя, —
А каждый ведает, что в эти времена
И даже самая степенная жена
Имеет прихоти то эти, то другие,
И боже упаси, какие!

Зависть — сестра соревнования, следственно из хорошего роду.

Пчела ужалила медведя в лоб.
Она за соты мстить обидчику желала;
Но что же? Умерла сама, лишившись жала.
Какой удел того, кто жаждет мести? — Гроб.

Воспитатель должен себя так вести, что6ы каждое движение его воспитывало, и всегда должен знать, чего он хочет в данный момент и чего он не хочет. Если воспитатель не знает этого, кого он может воспитывать?

Толпа жадно читает исповеди, записи etc., потому что в подлости своей радуется унижению высокого, слабостям могущего. При открытии всякой мерзости она в восхищении. Он мал, как мы, он мерзок, как мы! Врете, подлецы: он и мал и мерзок не так, как вы, — иначе!

Владыко дней моих!
Дух праздности унылой,
Любоначалия, змеи сокрытой сей,
И празднословия не дай душе моей.

И бога глас ко мне воззвал:
«Восстань, пророк, и виждь, и внемли,
Исполнись волею моей,
И, обходя моря и земли,
Глаголом жги сердца людей».

Вообще несчастие жизни семейственной есть отличительная черта во нравах русского народа. Шлюсь на русские песни: обыкновенное их содержание — или жалобы красавицы, выданной замуж насильно, или упреки молодого мужа постылой жене. Свадебные песни наши унылы, как вой похоронный.

Сохраню ль к судьбе презренье? Понесу ль навстречу ей непреклонность и терпенье?

Но я не в состоянии жертвовать необходимым в надежде приобрести излишнее.

Остроумием называем мы способность сближать понятия и выводить из них новые и правильные заключения.

Пора пришла, она влюбилась.

Не приведи бог видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный!

Любовью шутит сатана.

Я, сколько ни любил бы вас,
Привыкнув, разлюблю тотчас.

Слыхал я истину бывало:
Хоть лоб широк, да мозгу мало!

Мечтам и годам нет возврата.

Ты, от кого я пьян бывал!

Даже люди, выдающие себя за усерднейших почитателей прекрасного пола, не предполагают в женщинах ума, равного нашему, и, приноравливаясь к слабости их понятия, издают ученые книжки для дам, как будто для детей.

Должно стараться иметь большинство на своей стороне: не оскорбляйте же глупцов.

К беде неопытность ведет.

Поэзия выше нравственности — или по крайней мере совсем иное дело.

Чем меньше женщину мы любим
Тем больше нравимся мы ей
Тем ее быстрее губим
Средь обольстительных сетей

Люди никогда не довольны настоящим и, по опыту имея мало надежды на будущее, украшают невозвратимое минувшее всеми цветами своего воображения.

Никогда не принимай одолжений. Одолжение, чаще всего — предательство. — Избегай покровительства, потому что это порабощает и унижает.

Если средства или обстоятельства не позволяют тебе блистать, не старайся скрывать лишений; скорее избери другую крайность: цинизм своей резкостью импонирует суетному мнению света, между тем как мелочные ухищрения тщеславия делают человека смешным и достойным презрения.

О нет, мне жизнь не надоела,
Я жить люблю я жить хочу,
Душа не вовсе охладела,
Утратя молодость свою.
Еще хранятся наслажденья
Для любопытства моего,
Для милых снов воображенья,
Для чувств всего.

Сижу за решеткой в темнице сырой.
Вскормленный в неволе орел молодой,
Мой грустный товарищ, махая крылом,
Кровавую пищу клюет под окном.

Подите прочь — какое дело
Поэту мирному до вас!
В разврате каменейте смело,
Не оживит вас лиры глас!
Душе противны вы, как гробы.
Для вашей глупости и злобы
Имели вы до сей поры
Бичи, темницы, топоры; —
Довольно с вас, рабов безумных!
Во градах ваших с улиц шумных
Сметают сор, — полезный труд! —
Но, позабыв своё служенье,
Алтарь и жертвоприношенье,
Жрецы ль у вас метлу берут?
Не для житейского волненья,
Не для корысти, не для битв,
Мы рождены для вдохновенья,
Для звуков сладких и молитв.

Любви невольной, бескорыстной
Невинно предалась она…
Что ж грудь моя теперь полна
Тоской и скукой ненавистной?..
На жертву прихоти моей
Гляжу, упившись наслажденьем,
С неодолимым отвращеньем.

Разум неистощим в соображении понятий, как язык неистощим в соединении слов.

Страсть к игре — самая сильная из страстей.

Я помню столь же милый взгляд
И красоту еще земную,
Все думы сердца к ней летят,
Об ней в изгнании тоскую…

Вот здесь лежит больной студент;
Его судьба неумолима.
Несите прочь медикамент:
Болезнь любви неизлечима!

Переводчики — почтовые лошади просвещения.

Разговорный язык простого народа (не читающего иностранных книг и, слава Богу, не выражающего, как мы, своих мыслей на французском языке) достоин также глубочайших исследований. Альфиери изучал итальянский язык на флорентийском базаре: не худо нам иногда прислушиваться к московским просвирням. Они говорят удивительно чистым и правильным языком.

Кто раз любил, уж не полюбит вновь.

Наши дети — это наша старость.

Мне не спится, нет огня;
Всюду мрак и сон докучный.
Ход часов лишь однозвучный
Раздается близ меня,
Парки бабье лепетанье,
Спящей ночи трепетанье,
Жизни мышья беготня…
Что тревожишь ты меня?
Что ты значишь, скучный шепот?
Укоризна или ропот
Мной утраченного дня?
От меня чего ты хочешь?
Ты зовешь или пророчишь?
Я понять тебя хочу,
Смысла я в тебе ищу…

Любви все возрасты покорны.

Как материал словесности, язык славяно-русский имеет неоспоримое превосходство перед всеми европейскими.

Со смехом ужас несовместим.

Вдохновение есть расположение души к живому приятию впечатлений, следовательно, к быстрому соображению понятий, что и способствует объяснению оных.

А счастье было так возможно, Так близко!

Презирать суд людей не трудно, презирать суд собственный — невозможно.

Мы все учились понемногу чему-нибудь и как-нибудь.

Пока свободою горим,
Пока сердца для чести живы,
Мой друг, отчизне посвятим
Души прекрасные порывы!

Неуважение к предкам есть первый признак безнравственности.

Но я, любя, был глуп и нем.

Одна из причин жадности, с которой читаем записки великих людей, — наше самолюбие: мы рады, ежели сходствуем с замечательным человеком чем бы то ни было, мнениями, чувствами, привычками — даже слабостями и пороками. Вероятно, больше сходства нашли бы мы с мнениями, привычками и слабостями людей вовсе ничтожных, если б они оставляли нам свои произведения.

Следовать за мыслями великого человека есть наука самая занимательная.

Льстецы, льстецы! старайтесь сохранить
И в подлости осанку благородства.

Браните мужчин вообще, разбирайте все их пороки, ни один не подумает заступиться. Но дотроньтесь сатирически до прекрасного пола – все женщины восстанут на вас единодушно – они составляют один народ, одну секту.

Будь холоден со всеми; фамильярность всегда вредит; особенно же остерегайся допускать ее в обращении с начальниками, как бы они ни были любезны с тобой. Они скоро бросают нас и рады унизить, когда мы меньше всего этого ожидаем.

Безумных лет угасшее веселье
Мне тяжело, как смутное похмелье.
Но, как вино — печаль минувших дней
В моей душе чем старе, тем сильней.
Мой путь уныл. Сулит мне труд и горе
Грядущего волнуемое море.

Любовь одна — веселье жизни хладной,
Любовь одна — мучение сердец:
Она дарит один лишь миг отрадный,
А горестям не виден и конец.
Стократ блажен, кто в юности прелестной
Сей быстрый миг поймает на лету;
Кто к радостям и неге неизвестной
Стыдливую преклонит красоту!

Не суди о людях по собственному сердцу, которое, я уверен, благородно и отзывчиво и, сверх того, ещё молодо; презирай их самым вежливым образом: это — средство оградить себя от мелких предрассудков и мелких страстей, которые будут причинять тебе неприятности при вступлении твоём в свет.

Быть славным — хорошо, спокойным — лучше вдвое.

Благо я не принадлежу к нашим писателям 18-го века: я пишу для себя, а печатаю для денег, а ничуть для улыбки прекрасного пола.

Я бы нашел много, что тебе сказать в извинение моей несостоятельности, но это по почте писать вещь излишняя.

Печальны были наши встречи:
Его улыбка, чудный взгляд,
Его язвительные речи
Вливали в душу хладный яд.

Кто ж родился мужчиною, тому
Рядиться в юбку странно и напрасно:
Когда-нибудь придется же ему
Брить бороду себе, что несогласно
С природой дамской… Больше ничего
Не выжмешь из рассказа моего.

Молодость это горячка, безумие, напасть. Её побуждения обычно бывают благородны, в нравственном смысле даже возвышенны, но чаще всего ведут к великой глупости, а то и к большой вине. Вы, вероятно, знаете, что я считался либералом, революционером, конспиратором, словом, одним из самых упорных врагов монархизма, и в особенности самодержавия. Таков я и был в действительности.

В политике кто гений —
Тот злодей.

Я помню чудное мгновенье:
Передо мной явилась ты,
Как мимолетное виденье,
Как гений чистой красоты.

Что слава? — Яркая заплата
На ветхом рубище певца.

Тьмы низких истин мне дороже
Нас возвышающий обман…

В одну телегу впрячь не можно Коня и трепетную лань.

Молодость — величайший чародей.

Что было, то не будет вновь.

О люди! Все похожи вы
На прародительницу Еву:
Что вам дано, то не влечет;
Вас непрестанно змий зовет
К себе, к таинственному древу;
Запретный плод вам подавай,
А без того вам рай не рай.

Со смехом ужас несовместен.

Учёный без дарования подобен тому бедному мулле, который изрезал и съел «Коран», думая исполниться духа Магометова.

Хвалу и клевету приемли равнодушно и не оспаривай глупца.

Чем более мы холодны, расчётливы, осмотрительны, тем менее подвергаемся нападениям насмешки.

Эгоизм может быть отвратительным, но он не смешон, ибо отменно благоразумен. Однако есть люди, которые любят себя с такой нежностью, удивляются своему гению с таким восторгом, думают о своём благосостоянии с таким умилением, о своих неудовольствиях с таким состраданием, что в них и эгоизм имеет смешную сторону энтузиазма и чувствительности.

Мы почитаем всех — нулями,
А единицами — себя.

Не тот поэт, кто рифмы плесть умеет.

Нет правды на земле, но правды нет и выше…

Ни музы, ни труды, ни радости досуга,
Ничто не заменит единственного друга.

— Мне скучно, бес.
— Что делать, Фауст?
Таков вам положен удел.

Тебе придется иметь дело с людьми, которых ты еще не знаешь. С самого начала думай о них все самое плохое, что только можно вообразить: ты не слишком сильно ошибешься.

Скажи — не я ль тебя заметил
В толпе застенчивых подруг,
Твой первый взор не я ли встретил,
Не я ли был твой первый друг?

Паситесь, мирные народы!
Вас не разбудит чести клич.
К чему стадам дары свободы?
Их должно резать или стричь.
Наследство их из рода в роды
Ярмо с гремушками да бич.

Все призрак, суета,
Все дрянь и гадость;
Стакан и красота —
Вот жизни радость.

Почитай поэзию — доброй умной старушкою, к которой можно иногда зайти, чтоб забыть на минуту сплетни, газеты и хлопоты жизни, повеселиться ее милым болтаньем и сказками; но влюбиться в нее — безрассудно.

Воды глубокие
Плавно текут.
Люди премудрые
Тихо живут.

Итак, я счастлив был, итак, я наслаждался,
Отрадой тихою, восторгом упивался…
И где веселья быстрый день?
Промчался лётом сновиденья,
Увяла прелесть наслажденья,
И снова вкруг меня угрюмой скуки тень!..

Я слезы лью; мне слезы утешенье;
И я молчу; не слышен ропот мой,
Моя душа, объятая тоской,
В ней горькое находит наслажденье.
О жизни сон! Лети, не жаль тебя,
Исчезни в тьме, пустое привиденье;
Мне дорого любви моей мученье,
Пускай умру, но пусть умру любя!

Что нужно Лондону, то рано для Москвы.

Наука сокращает нам опыты быстротекущей жизни.

Читал я Чацкого — много ума и смешного в стихах, но во всей комедии ни плана, ни мысли главной, ни истины. Чацкий совсем не умный человек, но Грибоедов очень умен.

Оставь любопытство толпе и будь заодно с гением. Толпа жадно читает исповеди, записки, потому что в подлости своей радуется унижению высокого, слабости могущего. При открытии всякой мерзости она в восхищении.

Что дружба? Легкий пыл похмелья,
Обиды вольный разговор,
Обмен тщеславия, безделья
Иль покровительства позор.

Бунт и революция мне никогда не нравились.

Никому
Отчета не давать, себе лишь самому
Служить и угождать…
Не гнуть ни совести, ни помыслов, ни шеи…
Вот счастье! вот права!