«Крёстный отец»— эпическая гангстерская драма режиссёра Фрэнсиса Форда Копполы. Экранизация одноимённого романа Марио Пьюзо, изданного в 1969 году. Главные роли Вито и Майкла Корлеоне. История величайшего фильма показывает нам, что даже положительные персонажи могут попасть в глубокую яму и утонуть в ней в своих грехах, которые так их боялись. В данной подборке собраны лучшие цитаты из фильма “Крестный отец”.
Месть – это блюдо, которое вкусней всего, когда осты
Он давным-давно понял – общество на каждом шагу наносит тебе оскорбления и надо терпеть, утешаясь сознанием, что, если держаться начеку, всегда наступает время, когда самый маленький человек может отомстить тому, на чьей стороне сила.
Секрет успеха дона Корлеоне отчасти в том и состоял, что он из всего умел извлечь выгоду.
Каждому человеку назначена судьбой единственная дорога.
Уважительно, но без тени подобострастия.
– Не это у вас, военных, называется «скорострел»? – Оно, – отозвался Майкл. – А что, недурно, – вынесла она суждение тоном знатока.
Никогда не сердись, внушал ему дон. Никогда не угрожай
Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло
Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло.
Женщины, дети могут позволить себе жить беспечно
Кто бы ни был гость, богач или бедняк, сильный мира сего или скромнейший из скромных, дон Корлеоне каждого принимал с широким радушием, никого не обойдя вниманием. Таково было его отличительное свойство.
Бывают на свете люди, – сказал он, – которые ходят и просят – прямо-таки требуют, – чтобы их убили. Ты сам, наверно, замечал. Они скандалят за игорным столом, набрасываются на тебя с кулаками, если ты оставил царапину на крыле их машины, оскорбляют первого встречного, не утруждая себя вопросом, на что этот человек способен. Я наблюдал однажды глупца, который приставал к компании опасных людей, нарочно стараясь разозлить их, сам будучи при этом, что называется, с голыми руками. Люди этой породы топают по земле, вопя: «Вот он я! Убейте меня!» И в желающих, как правило, нет недостатка. Мы каждый день читаем про это в газетах. Естественно, что люди этой породы приносят и другим много вреда.
При Муссолини шеф полиции, посланный на Сицилию с заданием очистить остров от мафии, в первую очередь приказал разобрать все каменные ограды до высоты три фута от земли, чтобы вооруженные лупарами убийцы не могли использовать их в качестве укрытий. Это не слишком помогло, и полицейский начальник решил задачу, начав хватать и отправлять в лагеря каждого, кто заподозрен в причастности к мафии.
Дон Корлеоне повернулся спиной к просителю. Это означало, что разговор окончен. Бонасера не шелохнулся.
Это наше дело. Sonna cosa nostra
С молодых лет за Вито Корлеоне укрепилась слава человека уравновешенного и рассудительного. Он никогда не угрожал. Он прибегал к логике – и она оказывалась неопровержимой. Всегда заботился о том, чтобы от сделки выгадывала и противная сторона. Никто не оставался внакладе.
Я сделаю ему предложение, которое он не сможет отклонить.
Он был нормальный легавый, который честно брал взятки, и его продвижение по службе совершалось неуклонно, хотя и неголовокружительно.
– Да нет, этот человек не понимает, когда с ним хотят спокойно разобраться.
Разумные люди всегда сумеют найти выход из деловых затруднений
Никогда не сердись, внушал ему дон. Никогда не угрожай, заставь человека здраво рассуждать
Позволю себе прибавить, что мой босс знает о вашей дружбе с мистером Гувером и относится к ней с уважением. С большим уважением.
Жизнь слишком сурова, без второго отца не обойтись, на этот случай у них и существуют крестные отцы
И вот теперь вы приходите ко мне и говорите: «Дон Корлеоне, пусть вашими руками свершится правосудие». Причем просите вы меня непочтительно. Вы не предлагаете мне свою дружбу. Вы приходите в мой дом в день свадьбы моей дочери и предлагаете мне совершить убийство, а после прибавляете, – дон Корлеоне с издевкой передразнил Бонасеру: – «Я заплачу вам сколько угодно». Нет-нет, я не обижаюсь – только чем я мог заслужить у вас подобное неуважение к себе?
Аполлония приехала как была, в подвенечном платье, набросив поверх него шаль.
Никогда не сердись, внушал ему дон. Никогда не угрожай, заставь человека здраво рассуждать. Насколько лучше звучало это «рассуждать» по-сицилийски: «rajunah», разбираться. Главное искусство состояло в том, чтобы не замечать ни оскорблений, ни угроз, подставлять левую щеку, когда тебя ударят по правой.
Ты жил как дурак – и, понятное дело, кончил тем, что остался в дураках.
Никогда не сердись, внушал ему дон. Никогда не угрожай, заставь человека здраво рассуждать.
глупо прибегать к угрозам, когда в них нет надобности
За всяким большим состоянием кроется преступление
Всякая деловая мера по отношению к кому-то – личный выпад
Заставь человека здраво рассуждать. Насколько лучше звучало это «рассуждать» по-сицилийски: «rajunah», разбираться.
Он утверждал, что из всех жизненных ситуаций самая выигрышная – когда враг преувеличивает твои недостатки; лучше этого может быть лишь такая, когда друг недооценивает твои достоинства.
Дон постоянно внушал, что если ты проявляешь щедрость, то придай этой щедрости личную окраску.
Суметь бы, думал он, умереть со словами: «Жизнь так прекрасна», и тогда все остальное неважно. Проникнуться бы такой верой в себя – тогда прочее не играет роли.
Есть вещи, которые приходится делать, – их делаешь, но о них никогда не говоришь. Их не пытаешься оправдать. Им нет оправданий. Их просто делаешь, и все. И забываешь.
Первоначально слово «мафия» означало «убежище». Потом оно стало названием тайной организации, возникшей для противоборства с правителями, которые сотни лет подавляли эту страну и ее народ
Великими, как известно, не рождаются – великим становятся
Глупо прибегать к угрозам, когда в них нет надобности. Полезный вывод; над ним стоило поразмыслить на досуге.
Разумные люди всегда сумеют найти выход из деловых затруднений.
Один законник с портфелем в руках награбит больше, чем сто невежд – с автоматами.
Из всех жизненных ситуаций самая выигрышная – когда враг преувеличивает твои недостатки; лучше этого может быть лишь такая, когда друг недооценивает твои достоинства
Месть – это блюдо, которое вкусней всего, когда остынет,
Мы тут не юристы собрались, чтобы выдавать друг другу заверенные и подписанные ручательства. Мы – люди чести.
Суметь бы, думал он, умереть со словами: «Жизнь так прекрасна», и тогда все остальное неважно
В тот вечер они допоздна просидели вдвоем, потягивая вино. Они пришлись по душе друг другу. Клеменца был прирожденный рассказчик – Вито Корлеоне умел слушать. Они стали приятелями.
Дружба – это все. Дружба превыше таланта. Сильнее любого правительства. Дружба значит лишь немногим меньше, чем семья. Никогда это не забывай.
Женщины, дети могут позволить себе жить беспечно, мужчины – нет.
Хейген записал себе – сказать Клеменце, чтобы как-то отметил Поли Гатто. Похоже, что малый знает свое дело.
Суметь бы, думал он, умереть со словами: «Жизнь так прекрасна», и тогда все остальное неважно.
Сильнее заболела челюсть – и хорошо, боль не даст ему расслабиться.
Никогда не сердись, внушал ему дон. Никогда не угрожай, заставь человека здраво рассуждать. Насколько лучше звучало это «рассуждать» по-сицилийски: «rajunah», разбираться. Главное искусство состояло в том, чтобы не замечать ни оскорблений, ни угроз, подставлять левую щеку, когда тебя ударят по правой
Общество на каждом шагу наносит тебе оскорбления и надо терпеть, утешаясь сознанием, что, если держаться начеку, всегда наступает время, когда самый маленький человек может отомстить тому, на чьей стороне сила.
Людям, которых любишь, говорить «нет» нельзя – во всяком случае, часто. В этом весь секрет. Когда же все-таки приходится, то твое «нет» должно прозвучать как «да». Или добейся, чтобы они тебе сами сказали это «нет». И не жалей на это времени и усилий.
Ты подчинялся в своих поступках женщинам, – а женщины, они на этом свете только помеха делу, хотя на том, разумеется, попадут в святые, а мы, мужчины, будем гореть в адском пламени.
Дон Вито Корлеоне был человеком, к которому обращался за помощью всякий, и никому не случалось уходить от него ни с чем.
Только не истолкуйте мои слова неверно. Я ничего не замышляю. Я проявляю осмотрительность, я был всегда осмотрительным человеком, ничто мне так не чуждо в этой жизни, как беспечность. Женщины, дети могут позволить себе жить беспечно, мужчины – нет.
Женщины вообще не любят, когда у их мужчин слишком хорошо идут дела. Это их расстраивает. Они в этом видят угрозу той власти над мужчиной, которой их наделяет привязанность, привычка к интимной близости, узы супружества…
У итальянцев есть шутка – жизнь слишком сурова, без второго отца не обойтись, на этот случай у них и существуют крестные отцы.
И еще: тому, кто не разевает рот, кто действует с умом, в военное время легче нажить состояние.
Но время быстро уносит благодарность – быстрее даже, чем красоту.
всегда лучше, если друг недооценивает твои достоинства, а враг – преувеличивает недостатки.
Дон постоянно внушал, что если ты проявляешь щедрость, то придай этой щедрости личную окраску.
Его слова навели Джонни на размышления. Он думал о том, как сметлив и проницателен должен быть его крестный отец, если сразу определил, что от такого, как Нино, в ремесле рэкетира не будет проку – либо засыплется, либо его прикончат. Сморозит шуточку некстати – и прикончат. Но откуда дон знает, что Нино суждено стать артистом? Да оттуда, черт возьми, что стать им, по расчетам дона, ему рано или поздно поможет Джонни Фонтейн!
В памяти всплыли слова Крестного отца о том, что он может строить свою жизнь по собственному усмотрению. Звучит заманчиво, если точно знать, чего хочешь. Только знает ли он?
Согласились также, что семейства будут, по требованию, оказывать друг другу взаимные услуги – делиться заплечных дел мастерами, помогать при технических затруднениях в таких, подчас жизненно важных, операциях, как, например, подкуп присяжных.
Хейген терпеливо слушал. От такой фигуры, как Вольц, он ожидал большего. Неужели человек, который так глупо себя ведет, смог возглавить компанию, ворочающую сотнями миллионов?
Он не давал пустых обещаний, не прибегал к жалким отговоркам, что в мире-де есть силы, более могущественные, чем он, – что у него связаны руки.
Я лично считаю, что вы совершаете ошибку.
Он знал по горькому опыту, сколько требуется мужества, чтобы просить об одолжении
Мысль у Майкла работала все так же четко – гнев не туманил ему голову
Хейген смотрел и дивился. Дон постоянно внушал, что если ты проявляешь щедрость, то придай этой щедрости личную окраску. Сколь лестно для Энтони Копполы, когда такой человек, как дон, просит об одолжении ради того, чтобы его выручить деньгами! Коппола знал, понятно, что дон – миллионер, но много ли найдется миллионеров, готовых доставить себе хоть малейшее неудобство ради знакомца в бедственном положении?..
Дружба значит лишь немногим меньше, чем семья.
Месть – это блюдо, которое вкусней всего, когда остынет,
Дон слушал, склонив голову в знак уважения к чужому горю.
Орудием этой власти служила полиция, в такой степени отождествляемая народом с властителями, что нет на Сицилии страшнее оскорбления, чем обозвать человека полицейским.
Никогда не показывай посторонним, что у тебя на уме. Никогда не раскрывай перед чужими свои карты.
– Ну, тогда я не могу учить тебя, как себя вести. Но неужели тебе не хочется окончить университет, стать юристом? Законник с портфелем в руках загребет больше, чем тысяча вооруженных налетчиков в масках.
Вот теперь Хейген был действительно поражен. Чтобы зрелый человек, состоятельный, солидный, мог принимать во внимание такую чепуху, когда решается дело – и дело столь нешуточное? Непостижимо! В мире Хейгена – мире Корлеоне – красота и интимные достоинства женщин не имели никакого отношения к деловым вопросам. Считалось, что это твое частное, личное – кроме, конечно, тех случаев, когда речь шла о браке или семейной чести. Хейген решил сделать последнюю попытку.
Ее житейский опыт свидетельствовал, что боль и страх не притупляют чувство голода, ее житейская мудрость гласила, что боль переносится легче за едой.
Законник с портфелем в руках загребет больше, чем тысяча вооруженных налетчиков в масках
Время быстро уносит благодарность – быстрее даже, чем красоту
С течением лет может сложиться ситуация, когда кому-то из его сообщников окажется выгодно давать против него показания. Если свидетель один, то показания уравновешиваются. Если сообщников двое, их
Мой отец – деловой человек, который старается обеспечить свою жену и детей. И друзей, которые могут понадобиться ему в трудную минуту. Он живет не по общим правилам – потому что правила того общества, в котором мы живем, обрекли бы его на существование, неприемлемое для такого человека, как он, – для такой сильной, недюжинной натуры. Пойми одно, он считает себя ровней всем этим президентам, премьер-министрам, членам Верховного суда, губернаторам и прочим сановным шишкам. Он отказывается признавать над собою их волю. Отказывается жить по правилам, установленным другими, – правилам, навязывающим ему на каждом шагу поражение. Конечная цель у него – все-таки войти в это общество, но сохраняя за собой известное могущество, ибо того, кто беззащитен, общество не защищает. А до тех пор – руководствоваться собственными моральными правилами, которые он ставит куда выше узаконенных.
– Месть – это блюдо, которое вкусней всего, когда остынет
В эту минуту понял про Нино все. И почему соучастник первых его шагов на певческом поприще в молодые годы так и не добился успеха, и почему старается закрыть для себя всякий путь к успеху сейчас. Натура Нино, понял он, отторгает то, чем приходится платить за успех, попытки что-либо сделать для него в определенном смысле ему оскорбительны.
Для каждого его должника наступит день, когда раздастся стук в дверь, и уж тогда – изволь раскошеливайся…
Кто бы ни был гость, богач или бедняк, сильный мира сего или скромнейший из скромных, дон Корлеоне каждого принимал с широким радушием, никого не обойдя вниманием.
Sonna cosa nostra, – сказал дон Корлеоне. – Наше дело, наши заботы.
Но полицейскому, как правило, не всучишь взятку за попустительство вооруженному грабежу, торговле наркотиками, изнасилованиям, убийствам и прочему, что числится в наборе изощренных злодеяний. Они, по его понятиям, подрывают самые основы его личного всесилия, и мириться с ними нельзя.
Вовсе нет. Я пришел просить за друга об одолжении. И хотел показать, что вы при этом ничего не теряете.
Он рассуждал, следуя элементарной логике. С течением лет может сложиться ситуация, когда кому-то из его сообщников окажется выгодно давать против него показания. Если свидетель один, то показания уравновешиваются. Если сообщников двое, их свидетельства перевесят. Нет, пусть все идет как намечено.
Один законник с портфелем в руках награбит больше, чем сто невежд – с автоматами
Законник с портфелем в руках загребет больше, чем тысяча вооруженных налетчиков в масках.
Но время быстро уносит благодарность – быстрее даже, чем красоту.
Он не давал пустых обещаний, не прибегал к жалким отговоркам, что в мире-де есть силы, более могущественные, чем он, – что у него связаны руки
Другое дело, что дона, разумеется, настроить так или иначе невозможно по определению. Любые перемены в его пристрастиях исходят лишь от него самого.
Главное искусство состояло в том, чтобы не замечать ни оскорблений, ни угроз, подставлять левую щеку, когда тебя ударят по правой.
Конечная цель у него – все-таки войти в это общество, но сохраняя за собой известное могущество, ибо того, кто беззащитен, общество не защищает. А до тех пор – руководствоваться собственными моральными правилами, которые он ставит куда выше узаконенных.
Каждый понимал, что это будет не самая пылкая в мире дружба – эти двое не станут посылать друг другу подарки на Рождество, – но они хотя бы не станут убивать друг друга. А значит, и такая хороша – и это тоже называется дружбой.
фокус состоит в том, чтобы сделаться для него тем единственным в мире человеком, от которого он смерть принять не хочет. Чтобы одного лишь он страшился – не смерти, но того, что может принять ее от тебя. И тогда он твой.
Если ты проявляешь щедрость, то придай этой щедрости личную окраску
Этот человек совершил на своем жизненном пути не так уж много ошибок и на каждой из этих немногих чему-то научился.
Из всех жизненных ситуаций самая выигрышная – когда враг преувеличивает твои недостатки; лучше этого может быть лишь такая, когда друг недооценивает твои достоинства.
– Дружба – это все. Дружба превыше таланта. Сильнее любого правительства. Дружба значит лишь немногим меньше, чем семья. Никогда это не забывай. Тебе стоило воздвигнуть вокруг себя стену дружбы – и сегодня ты не взывал бы ко мне о помощи.
Искусству вести переговоры он обучался у самого дона. Никогда не сердись, внушал ему дон. Никогда не угрожай, заставь человека здраво рассуждать. Насколько лучше звучало это «рассуждать» по-сицилийски: «rajunah», разбираться. Главное искусство состояло в том, чтобы не замечать ни оскорблений, ни угроз, подставлять левую щеку, когда тебя ударят по правой.
Но он не обижался, что ему мало платят, он понимал: сам о себе не позаботишься – останешься на бобах.
Где сказано, что ты не имеешь права строить собственную жизнь, считаясь лишь с собственными желаниями?
В Лос-Анджелесе, среди кричащей роскоши гостиничного люкса, Джонни Фонтейн глушил виски, как самый заурядный обманутый муж.
– Ох, Том, прости, ради бога, сорвалось.
всегда лучше, если друг недооценивает твои достоинства, а враг – преувеличивает недостатки
За всяким большим состоянием кроется преступление. Бальзак
И несколько оторопел, когда Нино Валенти громко заржал, хватив о стул кулаком. В ответ на довольно среднего качества остроту. С очередным пароксизмом гогота Джула достиг запах виски, и ясно стало, что этот мистер Валенти, или как его там, с утра пораньше успел хорошо набраться.
Политик побуждал к войне, законника влекло под сень закона.
Всякая деловая мера по отношению к кому-то – личный выпад. Каждый кусок дерьма, который человеку приходится глотать каждый божий день, есть выпад против него лично. Называется – в интересах дела. Пусть так. Но все равно – сугубо личный выпад.
А он мне знаешь что сказал? Каждому человеку, говорит, назначено судьбой свое – и тебе на роду написано быть артистом. В смысле, что рэкетира из меня не получится.
Угрозы дон считал глупейшим из всех способов выдать себя, необузданную и слепую гневливость – опаснейшей блажью. Никто никогда не слышал от дона открытой угрозы, никто не видел его в припадке безудержного гнева.
Но время быстро уносит благодарность – быстрее даже, чем красоту
Угрозы дон считал глупейшим из всех способов выдать себя, необузданную и слепую гневливость – опаснейшей блажью.
Рвали розовый денежник, лиловые глицинии, перемежая их цветущими ветками апельсинов и лимонов.
Кей слушала его с лицом, мокрым от слез. – И Майкл прислал тебя сказать мне все это? Хейген посмотрел на нее с искренним изумлением. – Да нет. Он велел передать, что ты можешь иметь что захочешь и поступать как захочешь, если только будешь как следует заботиться о детях. – Хейген улыбнулся. – Велел сказать тебе, что его дон – это ты. Шутка такая.
Наживем себе кругом врагов. А этого твой отец не одобрял никогда.
Его отец сказал, умирая: «Жизнь так прекрасна». Майкл не помнил, чтобы отец хоть слово когда-нибудь сказал о смерти, можно подумать, дон питал слишком большое уважение к смерти и оттого не позволял себе пускаться в рассуждения о ней.
– Дон Томмазино, вы знаете моего отца. Когда ему говорят «нет», он глохнет и ничего не слышит до тех пор, покамест не скажут «да». Так вот – от меня он слышал «нет» много раз. Охрана – ладно, куда ни шло, пусть, если вам так спокойнее. Но если я захочу жениться, я женюсь. Раз я отцу не позволяю вмешиваться в мою личную жизнь, то могу ли позволить вам? Это было бы непочтением к нему.
Секрет успеха дона Корлеоне отчасти в том и состоял, что он из всего умел извлечь выгоду.
Приходилось рассчитывать на силу собственной личности – да еще на репутацию персоны, пользующейся уважением.
Сантино, никогда не показывай посторонним, что у тебя на уме. Никогда не раскрывай перед чужими свои карты. Я думаю, у тебя оттого голова плохо работает, что ты слишком закрутился с этой девчонкой. Кончай, пора заниматься делами. А теперь ступай прочь.
Да, разверзнется ад кромешный – только его при том не будет.
– Я полагаю, вам часто приходится иметь дело с незначительными людьми, которые норовят выдать себя за важную персону. В моем случае дело обстоит как раз наоборот. Отчего бы вам не справиться обо мне подробнее у нашего общего знакомого? Если у вас появятся новые соображения, позвоните мне в гостиницу.
Восемь часов, – а потом дон Корлеоне беспомощно вскинул вверх ладони и, обращаясь к тем, кто сидел за столом, сказал:
Дружба – это все. Дружба превыше таланта. Сильнее любого правительства. Дружба значит лишь немногим меньше, чем семья. Никогда это не забывай.
Возможно, с моей бабкой в России побаловался какой-нибудь казак и во мне есть казацкая кровь.
Влиятельных сицилийских кланов, обосновавшихся в Америке.
Санни показал себя приверженцем дреколья, не рапиры.
Выходит, правда, что не было бы счастья в иных случаях, если б несчастье не помогло? Оба
«Э, чего мне бояться? Меня давно хотят убить – первый раз попробовали, когда мне было двенадцать…»
Общество на каждом шагу наносит тебе оскорбления и надо терпеть, утешаясь сознанием, что, если держаться начеку, всегда наступает время, когда самый маленький человек может отомстить тому, на чьей стороне сила.
Он давным-давно понял – общество на каждом шагу наносит тебе оскорбления и надо терпеть, утешаясь сознанием, что, если держаться начеку, всегда наступает время, когда самый маленький человек может отомстить тому, на чьей стороне сила.
Sonna cosa nostra, – сказал дон Корлеоне. – Наше дело, наши заботы
Он утверждал, что из всех жизненных ситуаций самая выигрышная – когда враг преувеличивает твои недостатки;
– Почему рыба, что это означает, елки зеленые? Ему ответил consigliori, ирландец Хейген: – Это означает, что Люка Брази спит на дне океана. Так издавна сообщают о подобных вещах на Сицилии.
«Тогда за каким же ты чертом, подлец, меня тащил сюда в такую даль», – подумал Хейген. Видно, продюсер держал на уме что-то еще.
Великими, как известно, не рождаются – великим становятся, так случилось и с Вито Корлеоне.
Дружба – это все. Дружба превыше таланта. Сильнее любого правительства. Дружба значит лишь немногим меньше, чем семья. Никогда это не забывай. Тебе стоило воздвигнуть вокруг себя стену дружбы – и сегодня ты не взывал бы ко мне о помощи
Всегда лучше, если друг недооценивает твои достоинства, а враг – преувеличивает недостатки.
А к кому же и идти ему в трудную минуту, если не к крестному отцу
Том, не обманывайся на этот счет. Всякая деловая мера по отношению к кому-то – личный выпад. Каждый кусок дерьма, который человеку приходится глотать каждый божий день, есть выпад против него лично. Называется – в интересах дела. Пусть так. Но все равно – сугубо личный выпад. И знаешь, от кого я это усвоил? От дона. От своего отца. От Крестного. У него, если в друга ударит молния, – это рассматривается как личный выпад. Когда я ушел в морскую пехоту, он посчитал, что его это задевает лично. В чем и кроется причина его величия. Почему он и есть великий дон. Он все воспринимает как свое личное дело. Как господь бог. Без его ведома перышко у воробья не выпадет, и он еще проследит, куда оно упало. Верно я говорю? И хочешь знать еще кое-что? С теми, кто воспринимает несчастный случай как личное оскорбление, несчастные случаи не происходят. Я припозднился малость, согласен, но раз уж ступил на эту дорогу, то пойду до конца. Да, я считаю личной обидой, что мне сломали челюсть, – да, черт возьми, я считаю личной обидой, что Солоццо пытается убить моего отца. – Майкл рассмеялся. – Передай дону, я это усвоил от него и рад, что мне представился случай отплатить ему добром за все, что он для меня делал. Он был мне хорошим отцом.
Он знал по горькому опыту, сколько требуется мужества, чтобы просить об одолжении.
Еженедельно, невзирая на свои семьдесят с гаком, наведывался в Палермо почтить вниманием молоденьких жриц древнейшей профессии, и чем моложе, тем лучше.
Хорошо, – сказал он. – Пусть свершится правосудие. Быть может, настанет день – хоть я и не говорю, что такой день непременно настанет, – когда я призову вас сослужить мне за это службу. А пока примите этот акт правосудия как дар от моей жены, крестной матери вашей дочки. Когда похоронщик, бормоча слова благодарности, закрыл за собою дверь, дон Корлеоне обратился к Хейгену:
Дон Корлеоне убедил Лесса Галли достаточно веским доводом: приставил к его лбу пистолет и с предельной серьезностью пообещал, что пройдет минута – и на бумаге окажется либо подпись мистера Галли, либо его мозги.
С теми, кто воспринимает несчастный случай как личное оскорбление, несчастные случаи не происходят.
Мягко стелет, да жестко спать.
Трахнул Солоццо? – спросил он. Майкла на мгновение поразило, что Тессио воспользовался таким словцом. Его неизменно употребляли в определенном смысле, трахнуть женщину означало переспать с нею.– Обоих трахнул, – отвечал он.– Это точно? – Я видел их мозги, – сказал Майкл.
Маху дал, хоть отец крепко-накрепко вколотил в меня, что о разногласиях внутри семейства никогда не должен знать посторонний.
А что он отца моего прикончил, так это же не из личных побуждений, исключительно в интересах дела. И я, как деловой человек, согласился бы на его предложение.
Глупо прибегать к угрозам, когда в них нет надобности.
История затянулась на несколько лет, а тем временем к власти пришел Муссолини.
Оmerta – круговую поруку, закон, повелевающий хранить молчание.
Ты что, бесполая кукла голливудская, что вздумал хныкать и клянчить о жалости? Бабьи истерики закатывать – «Что же делать? Ах, что мне делать?».
С этого-то перепутья он и вынес убеждение, которое после высказывал столько раз: что каждому человеку назначена судьбой единственная дорога. Ведь мог он в тот вечер пойти и уплатить дань Фануччи – а там устроиться снова в лавку и, глядишь, по прошествии лет открыть собственную бакалейную торговлю? Однако судьба решила, что быть ему доном, и столкнула его с Фануччи, дабы направить на уготованную ему тропу.
Ты жил как дурак – и, понятное дело, кончил тем, что остался в дураках.
Дружба – это все. Дружба превыше таланта. Сильнее любого правительства. Дружба значит лишь немногим меньше, чем семья.
Когда Сицилию освободили войска союзников, американские военные чины, считая, что всякий, кто пострадал от фашистского режима, – это борец за демократию, частенько назначали лагерника-мафиозо на должность мэра в провинциальном городке, переводчика при военной комендатуре. Такой счастливый поворот событий дал мафии возможность быстро восстановить свои ряды и сделаться еще более грозной силой, чем прежде.
С завтрашнего дня тебе будет перепадать не только на хлеб насущный, но и на масло. Хотя об этом успеем после. Сам знаешь – сейчас семейству не до того, сейчас есть более неотложные заботы.
Сантино, никогда не показывай посторонним, что у тебя на уме. Никогда не раскрывай перед чужими свои карты.
Я этим людям доверяю свою жизнь. Каждый из них мне – как правая рука. Попросить их выйти значило бы нанести им оскорбление.
За всяким большим состоянием кроется преступление. Бальзак
Усугубил бы опасность обстановки, мог послужить толчком к предательству. Вначале Санни думал держать оборону и тем ограничиться, пока дон не поправится и не станет у руля
Тогда со вздохом, как человек, неспособный по доброте сердечной держать зло на друга, когда тот ступил на ложный путь, дон обернулся к похоронщику, который в эту минуту мог бы помериться бледностью с любым из своих покойников. Теперь дон Корлеоне заговорил терпеливо, ласково.
С молодых лет за Вито Корлеоне укрепилась слава человека уравновешенного и рассудительного. Он никогда не угрожал. Он прибегал к логике – и она оказывалась неопровержимой. Всегда заботился о том, чтобы от сделки выгадывала и противная сторона. Никто не оставался внакладе. Разумеется, он добивался своего очевидными средствами. Подобно многим одаренным предпринимателям, он рано усвоил, что свободная конкуренция нецелесообразна – целесообразна и действенна монополия. И, не мудрствуя лукаво, принялся эту действенную монополию устанавливать.
Правда, еще не бывало случая, чтобы его крестный отец посулил что-то сделать и не сделал.
Дружба – это все. Дружба превыше таланта. Сильнее любого правительства. Дружба значит лишь немногим меньше, чем семья. Никогда это не забывай. Тебе стоило воздвигнуть вокруг себя стену дружбы – и сегодня ты не взывал бы ко мне о помощи.
По слухам, он сумел внедриться даже на Уолл-стрит.
Бывают на свете люди, – сказал он, – которые ходят и просят – прямо-таки требуют, – чтобы их убили. Ты сам, наверно, замечал. Они скандалят за игорным столом, набрасываются на тебя с кулаками, если ты оставил царапину на крыле их машины, оскорбляют первого встречного, не утруждая себя вопросом, на что этот человек способен.
Мистер Корлеоне обещает вступиться за вас в конфликте с профсоюзом исключительно по дружбе – из признательности, что вы вступились за его подопечного. Вы пускаете в ход свое влияние, он – свое, дружеский обмен любезностями, ничего больше. Однако вы, я вижу, не настроены подойти к делу серьезно.
Ибо того, кто беззащитен, общество не защищает.
Велел сказать тебе, что его дон – это ты.
Надо только шагать в ногу со временем. А время стрельбы и поножовщины прошло. Пора брать умом, изворотливостью
Разве не в том проклятье Сицилии, где мужчины так заняты кровной местью, что им некогда зарабатывать хлеб для семьи? Это ли не безрассудство!
Всякая деловая мера по отношению к кому-то – личный выпад. Каждый кусок дерьма, который человеку приходится глотать каждый божий день, есть выпад против него лично. Называется – в интересах дела. Пусть так. Но все равно – сугубо личный выпад. И знаешь, от кого я это усвоил? От дона. От своего отца. От Крестного. У него, если в друга ударит молния, – это рассматривается как личный выпад. Когда я ушел в морскую пехоту, он посчитал, что его это задевает лично. В чем и кроется причина его величия. Почему он и есть великий дон. Он все воспринимает как свое личное дело. Как господь бог. Без его ведома перышко у воробья не выпадет, и он еще проследит, куда оно упало. Верно я говорю? И хочешь знать еще кое-что? С теми, кто воспринимает несчастный случай как личное оскорбление, несчастные случаи не происходят. Я припозднился малость, согласен, но раз уж ступил на эту дорогу, то пойду до конца. Да, я считаю личной обидой, что мне сломали челюсть, – да, черт возьми, я считаю личной обидой, что Солоццо пытается убить моего отца. – Майкл рассмеялся. – Передай дону, я это усвоил от него и рад, что мне представился случай отплатить ему добром за все, что он для меня делал. Он был мне хорошим отцом.
Уверенность в этом удерживала дона от гордыни, питая то смиренномудрие, которое так ценили в нем приближенные.
С теми, кто воспринимает несчастный случай как личное оскорбление, несчастные случаи не происходят.
Только для этого необходимо, чтобы, пока за крепостными стенами бушует война, внутри царил мир.
Что каждому человеку назначена судьбой единственная дорога.
Она мгновенно умолкла. Не потому, что боялась мужа, а потому, что спорить с ним по такому поводу в присутствии других было бы неуважением к нему.
Уговорить себя можно в чем угодно. Да только выбор был с самого начала сделан правильно. Ну а мне, что ж, не век выезжать на чужом горбу, пора уже отрабатывать свою долю.
Глупо прибегать к угрозам, когда в них нет надобности.
В 1919 году умелых шоферов было еще наперечет.
Угрозы дон считал глупейшим из всех способов выдать себя, необузданную и слепую гневливость – опаснейшей блажью. Никто никогда не слышал от дона открытой угрозы, никто не видел его в припадке безудержного гнева. Такое нельзя было себе представить. И дон стремился привить Санни выдержку, которой обладал сам. Он утверждал, что из всех жизненных ситуаций самая выигрышная – когда враг преувеличивает твои недостатки; лучше этого может быть лишь такая, когда друг недооценивает твои достоинства.
Дружба – это все. Дружба превыше таланта. Сильнее любого правительства. Дружба значит лишь немногим меньше, чем семья. Никогда это не забывай
Он употребил ходкое выражение сицилийской мафии: «Fari vagnari a pizzu». «Pizzu» – это клюв любой мелкой птахи, скажем, канарейки. А смысл самого выражения – выкладывай часть добычи.
К их страсти не примешивалась духовная общность, ее не облагораживала поэзия – то была телесная любовь самого грубого, яростного, примитивного свойства, взаимное влечение на клеточном уровне, если можно так выразиться.
Месть – это блюдо, которое вкусней всего, когда остынет, – сказал он.
– Нет, постойте. Помолчите. Америка представлялась вам раем. Вы открыли солидное дело, вы хорошо зарабатывали, вы решили, что этот мир – тихая обитель, где можно жить-поживать в свое удовольствие. Вы не позаботились о том, чтобы окружить себя надежными друзьями. Да и зачем? Вас охраняла полиция, на страже ваших интересов стоял закон – какие беды могли грозить вам и вашим присным? И для чего вам нужен был дон Корлеоне? Ну что ж. Мне было больно, но я не привык навязывать свою дружбу тем, кто ее не ценит, – тем, кто относится ко мне с пренебрежением. – Дон помолчал и взглянул на похоронщика с вежливой и насмешливой улыбкой. – И вот теперь вы приходите ко мне и говорите: «Дон Корлеоне, пусть вашими руками свершится правосудие». Причем просите вы меня непочтительно. Вы не предлагаете мне свою дружбу. Вы приходите в мой дом в день свадьбы моей дочери и предлагаете мне совершить убийство, а после прибавляете, – дон Корлеоне с издевкой передразнил Бонасеру: – «Я заплачу вам сколько угодно». Нет-нет, я не обижаюсь – только чем я мог заслужить у вас подобное неуважение к себе?
Чтобы одного лишь он страшился – не смерти, но того, что может принять ее от тебя. И тогда он твой.
Я проявляю осмотрительность, я был всегда осмотрительным человеком, ничто мне так не чуждо в этой жизни, как беспечность. Женщины, дети могут позволить себе жить беспечно, мужчины – нет.
Общество на каждом шагу наносит тебе оскорбления и надо терпеть, утешаясь сознанием, что, если держаться начеку, всегда наступает время, когда самый маленький человек может отомстить тому, на чьей стороне сила
Во главе семейного клана Корлеоне стоял дон, он направлял всю деятельность семейства, определял его политику. Три прослойки, три буфера отделяли дона от тех, кто осуществлял его волю, непосредственно исполнял его приказания. Таким образом, ни один след не мог привести на вершину. При единственном условии. Если не предаст consigliori.
Что творилось бы на земле, если б люди, вопреки всяким доводам рассудка, только и знали, что сводили друг с другом счеты?
Господи боже мой, столько времени провести возле меня и после этого остаться размазней! Ты что, бесполая кукла голливудская, что вздумал хныкать и клянчить о жалости? Бабьи истерики закатывать – «Что же делать? Ах, что мне делать?».
Кому-кому, а уж ему это известно: и боль, и ужас – все уходит, одна только смерть непреходяща.
Он давным-давно понял – общество на каждом шагу наносит тебе оскорбления и надо терпеть, утешаясь сознанием, что, если держаться начеку, всегда наступает время, когда самый маленький человек может отомстить тому, на чьей стороне сила
Это мафия, набирая силу, ввела на Сицилии omerta – круговую поруку, закон, повелевающий хранить молчание.
Матери, они вроде полицейских. Всегда верят худшему.
За всяким большим состоянием кроется преступление. Бальзак
Между тем, если бы вы пришли ко мне, я протянул бы вам свой кошелек. Если бы обратились ко мне за правосудием, то обидчики вашей дочери, эти подонки, уже сегодня заливались бы горькими слезами. Если бы, волею злого случая, вы – достойный человек – нажили себе недругов, они бы стали и мне врагами, и тогда, – дон поднял руку, указуя перстом на Бонасеру, – тогда, вы уж поверьте, они бы вас боялись.
Ругань не трогала Хейгена совершенно. Искусству вести переговоры он обучался у самого дона. Никогда не сердись, внушал ему дон. Никогда не угрожай, заставь человека здраво рассуждать. Насколько лучше звучало это «рассуждать» по-сицилийски: «rajunah», разбираться. Главное искусство состояло в том, чтобы не замечать ни оскорблений, ни угроз, подставлять левую щеку, когда тебя ударят по правой.
в знак почтения, никоим образом не в виде материальной компенсации.
– Дружба – это все. Дружба превыше таланта. Сильнее любого правительства. Дружба значит лишь немногим меньше, чем семья. Никогда это не забывай.
Тут есть над чем поразмыслить – тем более что дон подыскивает себе что-нибудь новое для помещения капитала, и, если в киноиндустрии заправляют подобные дубы, может быть, это как раз то, что нужно.
Всегда лучше, если друг недооценивает твои достоинства, а враг – преувеличивает недостатки.
Самая выигрышная – когда враг преувеличивает твои недостатки; лучше этого может быть лишь такая, когда друг недооценивает твои достоинства.
Угрозы дон считал глупейшим из всех способов выдать себя, необузданную и слепую гневливость – опаснейшей блажью.
Он давным-давно понял – общество на каждом шагу наносит тебе оскорбления и надо терпеть, утешаясь сознанием, что, если держаться начеку, всегда наступает время, когда самый маленький человек может отомстить тому, на чьей стороне сила. Уверенность в этом удерживала дона от гордыни, питая то смиренномудрие, которое так ценили в нем приближенные.
– Если дойдет до дела, он с вами сам переговорит, – сказал Хейген. И таким образом избежал необходимости связывать себя обещаниями.
– Людям, которых любишь, говорить «нет» нельзя – во всяком случае, часто. В этом весь секрет. Когда же все-таки приходится, то твое «нет» должно прозвучать как «да». Или добейся, чтобы они тебе сами сказали это «нет». И не жалей на это времени и усилий. Но что тебе меня слушать – ты человек современный, а я рассуждаю по старинке.
Я верю в дружбу и готов выразить дружеские чувства авансом.
Людям, которых любишь, говорить «нет» нельзя – во всяком случае, часто. В этом весь секрет. Когда же все-таки приходится, то твое «нет» должно прозвучать как «да». Или добейся, чтобы они тебе сами сказали это «нет». И не жалей на это времени и усилий. Но что тебе меня слушать – ты человек современный, а я рассуждаю по старинке.
Людям, которых любишь, говорить «нет» нельзя – во всяком случае, часто. В этом весь секрет. Когда же все-таки приходится, то твое «нет» должно прозвучать как «да». Или добейся, чтобы они тебе сами сказали это «нет». И не жалей на это времени и усилий.
Вспоминалась заповедь дона – всегда лучше, если друг недооценивает твои достоинства, а враг – преувеличивает недостатки.
Многие в молодости, по пути к назначенной им судьбе, плутают, но время и случай обычно выводят их на верную дорогу.
– Один законник с портфелем в руках награбит больше, чем сто невежд – с автоматами.
Надежного – такого, чтобы, если попадется в руки полиции, держал язык за зубами, – беззаветно приверженного сицилийской omerta, закону о молчании.
Он давным-давно понял – общество на каждом шагу наносит тебе оскорбления и надо терпеть, утешаясь сознанием, что, если держаться начеку, всегда наступает время, когда самый маленький человек может отомстить тому, на чьей стороне сила. Уверенность в этом удерживала дона от гордыни, питая то смиренномудрие, которое так ценили в нем приближенные.
И буркнул «infamita» – это слово у него выражало крайнюю степень отвращения.
Сидеть за баранкой, когда у тебя за спиной Лампоне, – значит лишиться возможности оказать сопротивление.
Дружба – это все. Дружба превыше таланта. Сильнее любого правительства. Дружба значит лишь немногим меньше, чем семья.
Главное искусство состояло в том, чтобы не замечать ни оскорблений, ни угроз, подставлять левую щеку, когда тебя ударят по правой. Хейгену довелось быть свидетелем того, как дон восемь часов просидел, глотая оскорбления, в усилии урезонить оголтелого гангстера с манией величия, поднявшего вокруг себя много шума.
Тогда, увидев на газетной фотографии окровавленные рожи двух мерзавцев, он был готов, в приливе благодарности, сделать для дона все на свете. Но время быстро уносит благодарность – быстрее даже, чем красоту.
Нери ушел от него довольный, с приятным сознанием, что живет в мире, где человека, который добросовестно выполняет свою работу, вознаграждают по заслугам.
Кроме того, consigliori был действительно тем, что обозначает это слово. То есть советником дона, первым его помощником, второю головой. А также – самым верным соратником и самым близким другом.
Дружба – это все. Дружба превыше таланта. Сильнее любого правительства. Дружба значит лишь немногим меньше, чем семья. Никогда это не забывай. Тебе стоило воздвигнуть вокруг себя стену дружбы – и сегодня ты не взывал бы ко мне о помощи.
Еще: тому, кто не разевает рот, кто действует с умом, в военное время легче нажить состояние. Только для этого необходимо, чтобы, пока за крепостными стенами бушует война, внутри царил мир.
Он в полной мере обладал тою спокойной силой, тем умом, какими славился его отец, – врожденной способностью избирать такой способ действий, что люди невольно начинали уважать его.
Он подошел к столу и потянул за край серого одеяла. Против воли, несмотря на всю свою выдержку, на многолетний опыт, Америго Бонасера глухо вскрикнул от ужаса. На столе для бальзамирования трупов лежала пробитая пулями голова Санни Корлеоне. В левом, залитом кровью глазу зияла дыра. На месте переносицы и левой скулы осталось крошево из мяса и костей. Дон протянул руку и на долю секунды оперся о Бонасеру. – Вот видите, что сотворили с моим сыном, – сказал он.
Да и вообще по тонкости письма красота его не уступала девической
Переговоры увенчались соглашением, но через два месяца гангстера застрелили в его любимой парикмахерской.
Хейгена слегка задела его отчужденность – а впрочем, ему было не привыкать. Он был разящий меч дона Корлеоне, за это приходилось расплачиваться и такою ценой.
Мы сами управимся в своем мире, потому что это наш мир, cosa nostra. И мы должны держаться вместе, чтобы оградить его от вмешательства посторонних. А иначе быть бычку на веревочке – вденут нам в нос кольцо, как вдели его миллионам неаполитанцев и других итальянцев в этой стране.
Законник с портфелем в руках загребет больше, чем тысяча вооруженных налетчиков в масках.
За всяким большим состоянием кроется преступление.
Я уверена, что все это буря в стакане воды
Не было бы счастья, да несчастье помогло.
Свидетельства перевесят. Нет, пусть все идет как намечено.
Если мужчина не стал своим детям настоящим отцом, он не мужчина.
Она смотрела, как он выходит из номера, машет ей рукой, садится в лифт. Никогда еще он не был ей так близок, так любим ею – и если бы ей сейчас сказали, что она не увидится с ним целых три года, она бы, наверное, с ума сошла от горя.
Великими, как известно, не рождаются – великим становятся, так случилось и с Вито Корлеоне.
У итальянцев есть шутка – жизнь слишком сурова, без второго отца не обойтись, на этот случай у них и существуют крестные отцы.
Сам о себе не позаботишься – останешься на бобах.
Он попробовал было пойти дальше, но, когда она решительно оттолкнула его, принял свое поражение беззлобно. – Я же тебя предупреждала, – полуукоризненно-полувиновато сказала Люси. – Но я не мог хотя бы не попытаться, – отвечал он, – ты бы жутко обиделась. И она невольно прыснула, потому что он сказал правду.
Время быстро уносит благодарность – быстрее даже, чем красоту.
– Да потому, что, по обычаю, в день свадьбы дочери ни один сицилиец не может никому отказать в просьбе. И ни один сицилиец не упустит такого случая.
Самому сбывать платья Вито счел неразумным – он отнес свою долю товара скупщику краденого и выручил за все оптом только семьсот долларов. Однако в 1919 году и это были солидные деньги.
Никогда не сердись, внушал ему дон. Никогда не угрожай, заставь человека здраво рассуждать.
. Sonna cosa nostra, – сказал дон Корлеоне. – Наше дело, наши заботы
За всяким большим состоянием кроется преступление
Людям, которых любишь, говорить «нет» нельзя – во всяком случае, часто. В этом весь секрет. Когда же все-таки приходится, то твое «нет» должно прозвучать как «да». Или добейся, чтобы они тебе сами сказали это «нет». И не жалей на это времени и усилий
Всякая деловая мера по отношению к кому-то – личный выпад. Каждый кусок дерьма, который человеку приходится глотать каждый божий день, есть выпад против него лично. Называется – в интересах дела.
Хозяин угостил булочника дорогой итальянской сигарой, налил ему янтарной настойки и ободряюще положил руку на плечо. То был пример свойственной дону человечности. Он знал по горькому опыту, сколько требуется мужества, чтобы просить об одолжении.
Матери, они вроде полицейских. Всегда верят худшему.
Месть – это блюдо, которое вкусней всего, когда остынет
Всякая деловая мера по отношению к кому-то – личный выпад. Каждый кусок дерьма, который человеку приходится глотать каждый божий день, есть выпад против него лично. Называется – в интересах дела. Пусть так. Но все равно – сугубо личный выпад.
Если вдруг с моим младшим сыном произойдет несчастный случай, если его ненароком подстрелит полицейский офицер, если он повесится в тюремной камере, если объявятся новые свидетели с показаниями против него – я, по суеверию, припишу это злой воле кого-то из присутствующих. Скажу больше. Если в моего сына ударит молния, я буду винить в этом некоторых из вас. Если самолет его упадет в море, пароход пойдет ко дну, если он схватит смертельную простуду, если на его машину наедет поезд – я, из чистого суеверия, сочту, что, значит, кто-то из сидящих здесь все еще желает мне зла. Такого рода злую волю, господа, такую несчастную случайность я не прощу никогда.
Женщины, дети могут позволить себе жить беспечно, мужчины – нет.
Выходит, правда, что не было бы счастья в иных случаях, если б несчастье не помогло?
Обходительный и любезный, он правил железной рукой – это про таких, как он, сказано: мягко стелет, да жестко спать.
Главное искусство состояло в том, чтобы не замечать ни оскорблений, ни угроз, подставлять левую щеку, когда тебя ударят по правой.
С теми, кто воспринимает несчастный случай как личное оскорбление, несчастные случаи не происходят.
Подобно многим великим властителям, основоположникам законов, чьи имена вошли в историю, дон Корлеоне решил, что мир и порядок невозможны, покуда число суверенных держав не будет сведено до минимума, поддающегося управлению.
Ничто не могло скрыть от глаз усталость их духа и плоти, время вытравило из них божественность.
Sonna cosa nostra, – сказал дон Корлеоне. – Наше дело, наши заботы.
Однако вот что я хотел бы здесь заявить. Я – человек суеверный, стыдно признаться, но что поделаешь. Так вот. Если вдруг с моим младшим сыном произойдет несчастный случай, если его ненароком подстрелит полицейский офицер, если он повесится в тюремной камере, если объявятся новые свидетели с показаниями против него – я, по суеверию, припишу это злой воле кого-то из присутствующих. Скажу больше. Если в моего сына ударит молния, я буду винить в этом некоторых из вас. Если самолет его упадет в море, пароход пойдет ко дну, если он схватит смертельную простуду, если на его машину наедет поезд – я, из чистого суеверия, сочту, что, значит, кто-то из сидящих здесь все еще желает мне зла. Такого рода злую волю, господа, такую несчастную случайность я не прощу никогда. Но в остальном – клянусь спасением души своих внучат – я ни при каких обстоятельствах не нарушу мир, заключенный сегодня.
Знаете, интересная вещь – можно вогнать себя в гроб курением или пьянством, можно работой или даже обжорством. И однако же все это не возбраняется. Единственное, чем с медицинской точки зрения себя не убьешь, – это чрезмерное пристрастие к сексу, но как раз тут-то тебя всячески ограничивают.
Мне было больно, но я не привык навязывать свою дружбу тем, кто ее не ценит, – тем, кто относится ко мне с пренебрежением
Кто бы ни был гость, богач или бедняк, сильный мира сего или скромнейший из скромных, дон Корлеоне каждого принимал с широким радушием, никого не обойдя вниманием. Таково было его отличительное свойство.
Что же касается того, чтобы обратиться к вам за какой-то другой услугой, – для этого мистер Корлеоне слишком щепетилен. Он никогда не попросит об одолжении того, кто однажды отказал.
Поколебать их волю могла лишь смерть. Или – предельное здравомыслие.
Дружба – это все. Дружба превыше таланта. Сильнее любого правительства. Дружба значит лишь немногим меньше, чем семья
Еще одним пристрастием грешил доктор Таза: он был запойный книгочей. Читал все подряд и рассуждал о прочитанном с соседями, с неграмотными крестьянами, своими пациентами, с пастухами из поместья, чем заслужил у земляков славу пустого человека. Какое им было дело до книг?
Всякая деловая мера по отношению к кому-то – личный выпад.
Дон Корлеоне говорил: – Один законник с портфелем в руках награбит больше, чем сто невежд – с автоматами.
Надо только решиться – вот в чем суть, а убить их – уже не проблема. Самое трудное – решиться. А уложить – делов-то…
Люка Брази не страшился полиции и общества; он не боялся ни бога, ни черта – не боялся и не любил никого из людей.
На письменном столе его дожидались в стеклянной шкатулке любимые сигареты с монограммой, портсигар с увлажнителем, полный черных, тонких, как карандаш, кубинских сигар.
Всегда заботился о том, чтобы от сделки выгадывала и противная сторона.
Ничто так не способствует укрощению страстей и торжеству чистого разума, как атмосфера денег.
Однако при всех своих достоинствах он был лишен той притягательной животной силы, той гипнотической способности подчинять, какая столь необходима вожаку, – вот почему и Фредо тоже не прочили в преемники дона Корлеоне.
– Такие чудеса проделывает ради чужих.
это было заметное повышение, ему давали возможность оказать семейству услугу.
Нет-нет, я не обижаюсь – только чем я мог заслужить у вас подобное неуважение к себе?
Я слышал, дон Корлеоне, что у вас в кармане судей не меньше, чем медяков у чистильщика сапог.
– Дружба – это все. Дружба превыше таланта. Сильнее любого правительства. Дружба значит лишь немногим меньше, чем семья. Никогда это не забывай.
За всяким большим состоянием кроется преступление.
Вы не позаботились о том, чтобы окружить себя надежными друзьями.
Дон не имел привычки излагать существо своих претензий. Он просто давал понять, что недоволен
Никогда не показывай посторонним, что у тебя на уме. Никогда не раскрывай перед чужими свои карты
Каждому человеку назначена судьбой единственная дорога
Если мужчина не стал своим детям настоящим отцом, он не мужчина.
По быстроте реакции, по координации движений не уступит самому Джо ди Маджио.
