Сергей Довлатов — это писатель, чьи произведения проникнуты юмором, иронией и глубоким пониманием жизни. Он умело сочетал в своих работах легкость и серьезность, создавая яркие образы и заставляя читателя задумываться о смысле происходящего. В его книгах есть место и приключениям, и философским размышлениям, что делает их уникальными и захватывающими. Лучшие цитаты из книг Сергея Довлатова собраны в данной подборке.
Легко не красть. Тем более – не убивать. Легко не вожделеть жены своего ближнего. Куда труднее – не судить. Может быть, это и есть самое трудное в христианстве. Именно потому, что греховность тут неощутима. Подумаешь – не суди! А между тем «не суди» – это целая философия.
Поэт Охапкин надумал жениться. Затем невесту выгнал. Мотивы: «Она, понимаешь, медленно ходит. А главное – ежедневно жрет…»
Во что ты превратил свою жену? Она была простодушной, кокетливой, любила веселиться. Ты сделал ее ревнивой, подозрительной и нервной. Ее неизменная фраза: «Что ты хочешь этим сказать?» – памятник твоей изворотливости…
На чужом языке мы теряем восемьдесят процентов своей личности. Мы утрачиваем способность шутить, иронизировать. Одно это меня в ужас приводит.
Но где же любовь? Где ревность и бессонница? Где половодье чувств? Где неотправленные письма с расплывшимися чернилами? Где обморок при виде крошечной ступни? Где купидоны, амуры и прочие статисты этого захватывающего шоу? Где, наконец, букет цветов за рубль тридцать?!.
Татьяна взошла над моей жизнью, как утренняя заря. То есть спокойно, красиво, не возбуждая чрезмерных эмоций. Чрезмерным в ней было только равнодушие. Своим безграничным равнодушием она напоминала явление живой природы…
Женщины меня давно уже не интересуют. Лет двадцать пять назад я колебался между женщинами и алкоголем. С этим покончено. В упорной борьбе победил алкоголь.
До нашего рождения – бездна. И после нашей смерти – бездна. Наша жизнь – лишь песчинка в равнодушном океане бесконечности. Так попытаемся хотя бы данный миг не омрачать унынием и скукой!
Есть у номенклатурных работников одно привлекательное свойство. Они не злопамятны хотя бы потому, что ленивы. Им не хватает сил для мстительного рвения. Для подлинного зла им не хватает чистого энтузиазма. За многие годы благополучия их чувства притупляются до снисходительности. Их мысли так безжизненны, что это временами напоминает доброту.
Ведь недостатки, как известно, привлекают больше, чем достоинства. Или, как минимум, вызывают более сильные чувства.
Вечно я слушаю излияния каких-то монстров. Значит, есть во мне что-то, располагающее к безумию…
Я перелистывал «Дневники» Алексея Вульфа. О Пушкине говорилось дружелюбно, иногда снисходительно. Вот она, пагубная для зрения близость. Всем ясно, что у гениев должны быть знакомые. Но кто поверит, что его знакомый – гений?!.
Бессмысленно внушать представление об аромате дыни человеку, который годами жевал сапожные шнурки…
Вообще, я уверен, что нищета и богатство – качества прирожденные. Такие же, например, как цвет волос или, допустим, музыкальный слух. Один рождается нищим, другой – богатым. И деньги тут фактически ни при чем. Можно быть нищим с деньгами. И – соответственно – принцем без единой копейки.
В действительности же слуги любят ненавистных хозяев гораздо больше, чем кажется. И уж конечно больше, чем себя.
Красивых баб всегда уводят наглые грузины… Что?.. Испанец?.. Это в принципе одно и то же…
Благородство – это готовность действовать наперекор собственным интересам.
Большинство людей считает неразрешимыми те проблемы, решение которых мало их устраивает. И они без конца задают вопросы, хотя правдивые ответы им совершенно не требуются
– А что делать? Способностей у меня нет. Уродоваться за девяносто рублей я не согласен… Ну хорошо, съем я в жизни две тысячи котлет. Изношу двадцать пять темно-серых костюмов. Перелистаю семьсот номеров журнала «Огонек». И все? И сдохну, не поцарапав земной коры?.. Уж лучше жить минуту, но по-человечески!..
Имея большую зарплату, можно позволить себе такую роскошь, как добродушие
Я раза три вообще не голосовал. Причем не из диссидентских соображений. Скорее – из ненависти к бессмысленным действиям.
Не знаю. Я думаю, у любви вообще нет размеров. Есть только – да или нет.
Бедняки при любых обстоятельствах терпят убытки. Бедняков постоянно штрафуют даже за то, что их собака оправилась в неположенном месте. Если бедняк случайно роняет мелочь, то деньги обязательно проваливаются в люк. А у богатых все наоборот. Они находят деньги в старых пиджаках. Выигрывают по лотерее. Получают в наследство дачи от малознакомых родственников. Их собаки удостаиваются на выставках денежных премий.
Умер Леже коммунистом, раз и навсегда поверив величайшему, беспрецедентному шарлатанству. Не исключено, что, как многие художники, он был глуп.
Формально я был полноценной творческой личностью.Фактически же пребывал на грани душевного расстройства…
В борьбе с абсурдом так и надо действовать. Реакция должна быть столь же абсурдной. А в идеале – тихое помешательство.
И все-таки я чувствовал – не может это продолжаться без конца. Нельзя уйти от жизненных проблем… Слабые люди преодолевают жизнь, мужественные – осваивают… Если живешь неправильно, рано или поздно что-то случится…
– Язык. На чужом языке мы теряем восемьдесят процентов своей личности. Мы утрачиваем способность шутить, иронизировать. Одно это меня в ужас приводит.
– Ты выпил? – спросил Безуглов. – Нет. А у тебя есть предложения? – Что ты, – замахал руками Безуглов, – исключено. Я пью только вечером… Не раньше часу дня…
Я оглядел пустой чемодан. На дне – Карл Маркс. На крышке – Бродский. А между ними – пропащая, бесценная, единственная жизнь.
Кончается история моя. Мы не постигнем тайны бытия вне опыта законченной игры. Иная жизнь, далекие миры – все это бред. Разгадка в нас самих. Ее узнаешь ты в последний миг. В последнюю минуту рвется нить. Но поздно, поздно что-то изменить…
Действительно, было в Михал Иваныче что-то аристократическое. Пустые бутылки он не сдавал, выбрасывал.
Окружающие любят не честных, а добрых. Не смелых, а чутких. Не принципиальных, а снисходительных. Иначе говоря – беспринципных.
Будучи женаты, они могли позволить себе такую роскошь, как добродушие.
Дома не было свободы, зато имелись читатели. Здесь свободы хватало, но читатели отсутствовали.
Стоит пожить неделю без водки, и дурман рассеивается. Жизнь обретает сравнительно четкие контуры. Даже неприятности кажутся законным явлением.
Я чуть не зарыдал от жалости к себе. Ведь мне тридцать шесть лет. Восемнадцать из них я работаю. Что-то зарабатываю, покупаю. Владею, как мне представлялось, некоторой собственностью. И в результате – один чемодан. Причем довольно скромного размера. Выходит, я нищий? Как же это получилось?!
Не важно, что происходит кругом. Важно, как мы себя при этом чувствуем. Поскольку любой из нас есть то, чем себя ощущает.
На дне – Карл Маркс. На крышке – Бродский. А между ними – пропащая, бесценная, единственная жизнь.
– Тоска, – жаловался Шлиппенбах, – и выпить нечего. Лежу тут на диване в одиночестве, с женой…
Лучший способ побороть врожденную неуверенность – это держаться как можно увереннее
Любовь – это для молодежи. Для военнослужащих и спортсменов… А тут все гораздо сложнее. Тут уже не любовь, а судьба…
Семья – не ячейка государства. Семья – это государство и есть. Борьба за власть, экономические, творческие и культурные проблемы. Эксплуатация, мечты о свободе, революционные настроения. И тому подобное. Все это и есть семья.
– Над моим именем все смеются. Я привыкла… Что с вами? Вы красный! – Уверяю вас, это только снаружи. Внутри я – конституционный демократ.
Любовь – это свобода. Пока открыты двери – все нормально. Но если двери заперты снаружи – это тюрьма…
Оба были мастерами своего дела и, разумеется, горькими пьяницами.
Интеллигентность мне вредила, еще когда я занимался боксом.
Самое трудное испытание для благополучного человека – это внезапное неблагополучие.
(В разговоре с женщиной есть один болезненный момент. Ты приводишь факты, доводы, аргументы. Ты взываешь к логике и здравому смыслу. И неожиданно обнаруживаешь, что ей противен сам звук твоего голоса…)
Пьянство – это добровольное безумие.
Так что единственное оружие в борьбе против советского государства – абсурд…
Мы их не знаем. Однако на всякий случай презираем и боимся.
Ревновать – это мстить себе за ошибки других…
Каждый нес в себе маленький личный пожар. Потушив его, люди оживали, закуривали, искали случая начать беседу.
Как бы ни злился российский человек, предложи ему выпить, и он тотчас добреет…
Советская власть – обидчивая дама. Худо тому, кто ее оскорбляет. Но гораздо хуже тому, кто ее игнорирует…
Надевать кепку он ленился. Он просто клал ее на голову.
Ведь кошмар и безнадежность – еще не самое плохое. Самое ужасное – хаос…
Я давно заметил, что на этот вопрос люди реагируют с излишней горячностью. Задайте человеку вопрос: «Бывают ли у тебя запои?» – и человек спокойно ответит – нет. А может быть, охотно согласится. Зато вопрос «Ты спал?» большинство переживает чуть ли не как оскорбление. Как попытку уличить человека в злодействе…
Наша память избирательна, как урна.
Мы не поссорились. Не испытали взаимного разочарования. Мы просто разошлись.
Может быть, отец и ненавидел тиранию. Но при этом чувствовал уважение к ее масштабам.
Я говорю о совершенно загадочном воровстве без какой-либо разумной цели. Такое, я уверен, бывает лишь в российском государстве.
Сочетание воды и камня порождает здесь особую, величественную атмосферу. В подобной обстановке трудно быть лентяем, но мне это удавалось.
Можно быть нищим с деньгами. И – соответственно – принцем без единой копейки.
Ссорятся люди от полноты жизни…
Портвейн распространялся доброй вестью, окрашивая мир тонами нежности и снисхождения.
Ее неизменная фраза: «Что ты хочешь этим сказать?» – памятник твоей изворотливости…
Лежу тут на диване в одиночестве, с женой…
Живопись Пикассо – это всего лишь драма, а творчество Рене Магритта – катастрофическая феерия…
Короче, жизнь обрела равновесие. Стала казаться более осмысленной и логичной. Ведь кошмар и безнадежность – еще не самое плохое. Самое ужасное – хаос…
Андрюша был сыном выдающегося человека. Мой отец выделялся только своей худобой.
Все мои затеи – неосуществимые. Все мои разговоры – не телефонные. Все знакомства – подозрительные…
В эмиграции было что-то нереальное. Что-то, напоминающее идею загробной жизни. То есть можно было попытаться начать все сначала. Избавиться от бремени прошлого.
В разговоре с женщиной есть один болезненный момент. Ты приводишь факты, доводы, аргументы. Ты взываешь к логике и здравому смыслу. И неожиданно обнаруживаешь, что ей противен сам звук твоего голоса
А Бродского не тронул. Всего лишь спросил – кто это? Я ответил, что дальний родственник…
Как ни странно, я ощущал что-то вроде любви. Казалось бы – откуда?! Из какого сора?! Из каких глубин убогой, хамской жизни?! На какой истощенной, скудной почве вырастают эти тропические цветы?! Под лучами какого солнца?!.
Лучший способ побороть врожденную неуверенность – это держаться как можно увереннее.
Талантом Черкасова восхищались Питер Брук, Феллини и Де Сика. Талант моего отца вызывал сомнение даже у его родителей.
Я пива не употребляю. Но выпью с удовольствием…
Рассказчик говорит о том, как живут люди, прозаик говорит о том, как должны жить люди, а писатель – о том, ради чего живут люди
Большинство людей считает неразрешимыми те проблемы, решение которых мало их устраивает
(Лучший способ побороть врожденную неуверенность – это держаться как можно увереннее.)
– Что вам угодно?– Мне угодно, – говорю, – чтобы все были доброжелательны, скромны и любезны.
Потоцкий быстро уяснил, что на земле есть две вещи, ради которых стоит жить. Это – вино и женщины. Остальное не заслуживает внимания. Но женщины и вино стоят денег. Следовательно, надо уметь их зарабатывать. Желательно – без особого труда. И чтобы хорошо платили. И чтобы не угодить в тюрьму…
Дочку мы почти не воспитывали, только любили.
Тогда я сказал, что Пастернаку не хватало вкуса. А Цветаева, при всей ее гениальности, была клинической идиоткой…
Борька трезвый и Борька пьяный настолько разные люди, что они даже не знакомы между собой…
Кастрюля, полная взаимного раздражения, тихо булькая, стояла на медленном огне…
Всю жизнь я ненавидел активные действия любого рода. Слово «активист» для меня звучит как оскорбление. Я жил как бы в страдательном залоге. Пассивно следовал за обстоятельствами. Это помогало мне для всего находить оправдания.
Он же любил повторять, что деньги – зло. – Особенно те, – соглашалась Маруся, – которых нет…
У Черкасова была дача, машина, квартира и слава. У моего отца была только астма.
Это безумие – жить с мужчиной, который не уходит только потому, что ленится…
Жить невозможно. Надо либо жить, либо писать. Либо слово, либо дело. Но твое дело – слово. А всякое Дело с заглавной буквы тебе ненавистно. Вокруг него – зона мертвого пространства. Там гибнет все, что мешает делу. Там гибнут надежды, иллюзии, воспоминания. Там царит убогий, непререкаемый, однозначный материализм…
Жить невозможно. Надо либо жить, либо писать. Либо слово, либо дело. Но твое дело – слово. А всякое Дело с заглавной буквы тебе ненавистно. Вокруг него – зона мертвого пространства. Там гибнет все, что мешает делу. Там гибнут надежды, иллюзии, воспоминания. Там царит убогий, непререкаемый, однозначный материализм…
Известно, что по-настоящему страдают люди только от досадных мелочей.
Моя жена говорит: – Это безумие – жить с мужчиной, который не уходит только потому, что ленится…
Своими брюками, товарищ Довлатов, вы нарушаете праздничную атмосферу здешних мест…
Школьником я любил рисовать вождей мирового пролетариата. И особенно – Маркса. Обыкновенную кляксу размазал – уже похоже…
Я не жалею о пережитой бедности. Если верить Хемингуэю, бедность – незаменимая школа для писателя. Бедность делает человека зорким. И так далее.
Он держался просто и естественно. Я всегда завидовал тем, кому это удается.
Оглядываясь, ты видишь руины? Этого можно было ожидать. Кто живет в мире слов, тот не ладит с вещами.
Финны – честный народ. Вот что значит – слаборазвитое государство…
Мои родители часто ссорились. Потом они развелись. Причем развод был чуть ли не единственным миролюбивым актом их совместной жизни. Одним из немногих случаев, когда мои родители действовали единодушно.
Мы жили бедно, часто ссорились. Кастрюля, полная взаимного раздражения, тихо булькая, стояла на медленном огне…
Единственная честная дорога – это путь ошибок, разочарований и надежд. Жизнь – есть выявление собственным опытом границ добра и зла… Других путей не существует… Я к чему-то пришел… Думаю, что еще не поздно…
Известно, что порядочный человек тот, кто делает гадости без удовольствия…
Скажу, забегая вперед, что осенью мы расстались. Ведь человек, который беспрерывно спрашивает, должен рано или поздно научиться отвечать…
Двести лет назад историк Карамзин побывал во Франции. Русские эмигранты спросили его: – Что, в двух словах, происходит на родине? Карамзину и двух слов не понадобилось. – Воруют, – ответил Карамзин… Действительно воруют. И с каждым годом все размашистей.
Трудна дорога от правды к истине.
Любимая, я в Пушкинских Горах, Здесь без тебя – уныние и скука, Брожу по заповеднику, как сука. И душу мне терзает жуткий страх…
Что с вами? Вы красный! – Уверяю вас, это только снаружи. Внутри я – конституционный демократ.
Большинство людей считает неразрешимыми те проблемы, решение которых мало их устраивает.
А что делать? Способностей у меня нет. Уродоваться за девяносто рублей я не согласен… Ну хорошо, съем я в жизни две тысячи котлет. Изношу двадцать пять темно-серых костюмов. Перелистаю семьсот номеров журнала «Огонек». И все? И сдохну, не поцарапав земной коры?.. Уж лучше жить минуту, но по-человечески!..
Жизнь расстилалась вокруг необозримым минным полем. Я находился в центре. Следовало разбить это поле на участки и браться за дело. Разорвать цепь драматических обстоятельств. Проанализировать ощущение краха. Изучить каждый фактор в отдельности.
Собственно говоря, я даже не знаю, что такое любовь. Критерии отсутствуют полностью. Несчастная любовь – это я еще понимаю. А если все нормально? По-моему, это настораживает. Есть в ощущении нормы какой-то подвох. И все-таки еще страшнее – хаос…
Перед этим я выпил, и мне стало легче. О вреде спиртного написаны десятки книг. О пользе его – ни единой брошюры. Мне кажется, зря…
Короче, не люблю я восторженных созерцателей. И не очень доверяю их восторгам. Я думаю, любовь к березам торжествует за счет любви к человеку. И развивается как суррогат патриотизма…
Хорошо идти, когда зовут. Ужасно – когда не зовут. Однако лучше всего, когда зовут, а ты не идешь…
В разговоре с женщиной есть один болезненный момент. Ты приводишь факты, доводы, аргументы. Ты взываешь к логике и здравому смыслу. И неожиданно обнаруживаешь, что ей противен сам звук твоего голоса…
– Я пива не употребляю. Но выпью с удовольствием…
Еще до войны мой дядя решил поступить в университет и стать философом. Решение вполне естественное для человека, не имеющего конкретной цели. Все люди с неясным и туманным ощущением жизни мечтают заниматься философией.
В каждой работе необходима минимальная доля абсурда…
Слабые люди преодолевают жизнь, мужественные – осваивают… Если живешь неправильно, рано или поздно что-то случится…
Вообще, я заметил, что упадок гораздо стремительнее прогресса. Мало того, прогресс имеет границы. Упадок же – беспределен…
Значит, что-то есть в марксистско-ленинском учении. Наверное, живут в человеке социальные инстинкты. Всю сознательную жизнь меня инстинктивно тянуло к ущербным людям – беднякам, хулиганам, начинающим поэтам. Тысячу раз я заводил приличную компанию, и все неудачно. Только в обществе дикарей, шизофреников и подонков я чувствовал себя уверенно.
Существуют в мире точные науки. А значит, существуют и неточные. Среди неточных, я думаю, первое место занимает филология. Так я превратился в студента филфака.
Поразительно устроен российский алкаш. Имея деньги – предпочитает отраву за рубль сорок. Сдачу не берет… Да я и сам такой…
Мы продолжали балансировать на грани разрыва. Говорят, подобные браки наиболее долговечны.
Тебе не платят – вот что скверно. Деньги – это свобода, пространство, капризы… Имея деньги, так легко переносить нищету…
Дима был хорошим человеком. Пороки его заключались в отсутствии недостатков. Ведь недостатки, как известно, привлекают больше, чем достоинства. Или, как минимум, вызывают более сильные чувства.
Кто живет в мире слов, тот не ладит с вещами.
И все-таки с дружбой было покончено. Нельзя говорить: «Привет, моя дорогая!» – женщине, которой шептал бог знает что. Не звучит…
Есть данные, гарантирующие любому человеку стремительное номенклатурное восхождение. Для этого надо обладать четырьмя примитивными качествами. Надо быть русским, партийным, способным и трезвым. Причем необходима именно совокупность всех этих качеств. Отсутствие любого из них делает всю комбинацию совершенно бессмысленной.
Как известно, в наших газетах только опечатки правдивы.
Вообще, я уверен, что нищета и богатство – качества прирожденные. Такие же, например, как цвет волос или, допустим, музыкальный слух. Один рождается нищим, другой – богатым. И деньги тут фактически ни при чем.
Все люди с неясным и туманным ощущением жизни мечтают заниматься философией.
Моя жена уверена, что супружеские обязанности – это прежде всего трезвость.
Мне вдруг стало тошно. Что происходит? Всё не для печати. Всё кругом не для печати. Не знаю, откуда советские журналисты черпают темы!.. Все мои затеи – неосуществимые. Все мои разговоры – не телефонные. Все знакомства – подозрительные…
О вреде спиртного написаны десятки книг. О пользе его – ни единой брошюры. Мне кажется, зря…
Что губит дурака? Тяга к прекрасному.
Галстук цвета рухнувшей надежды.
Известно, что порядочный человек тот, кто делает гадости без удовольствия…
Я не жалею о пережитой бедности. Если верить Хемингуэю, бедность – незаменимая школа для писателя. Бедность делает человека зорким. И так далее. Любопытно, что Хемингуэй это понял, как только разбогател…
Всем ясно, что у гениев должны быть знакомые. Но кто поверит, что его знакомый – гений?!.
Язык. На чужом языке мы теряем восемьдесят процентов своей личности. Мы утрачиваем способность шутить, иронизировать. Одно это меня в ужас приводит.
Всем, у кого было счастливое детство, необходимо почаще задумываться о расплате. Почаще задавать себе вопрос – а чем я буду расплачиваться?
Творческих профессий вообще надо избегать. Не можешь избежать, тогда другой вопрос. Тогда просто выхода нет. Значит, не ты ее выбрал, а она тебя…
Двести лет назад историк Карамзин побывал во Франции. Русские эмигранты спросили его: – Что, в двух словах, происходит на родине? Карамзину и двух слов не понадобилось. – Воруют, – ответил Карамзин…
Бескорыстное вранье – это не ложь, это поэзия.
Мотор хороший. Жаль, что нету тормозов. Останавливаюсь я только в кювете…
– До нашего рождения – бездна. И после нашей смерти – бездна. Наша жизнь – лишь песчинка в равнодушном океане бесконечности. Так попытаемся хотя бы данный миг не омрачать унынием и скукой! Попытаемся оставить царапину на земной коре. А лямку пусть тянет человеческий середняк. Все равно он не совершает подвигов. И даже не совершает преступлений…
Жизнь пройдена до середины, А я все думаю, что горы сдвину, Поля засею, орошу долины, А жизнь давно уже за половину…
Ну хорошо, съем я в жизни две тысячи котлет. Изношу двадцать пять темно-серых костюмов. Перелистаю семьсот номеров журнала «Огонек». И все? И сдохну, не поцарапав земной коры?.. Уж лучше жить минуту, но по-человечески!..
Имея большую зарплату, можно позволить себе такую роскошь, как добродушие.
Когда-то я довольно много пил. И соответственно, болтался где попало. Из-за этого многие думали, что я общительный. Хотя стоило мне протрезветь – и общительности как не бывало.
Я давно заметил: когда от человека требуют идиотизма, его всегда называют профессионалом.
В подобной обстановке трудно быть лентяем, но мне это удавалось.
В поразительную эпоху мы живем. «Хороший человек» для нас звучит как оскорбление. «Зато он человек хороший» – говорят про жениха, который выглядит явным ничтожеством…
До нашего рождения – бездна. И после нашей смерти – бездна. Наша жизнь – лишь песчинка в равнодушном океане бесконечности. Так попытаемся хотя бы данный миг не омрачать унынием и скукой! Попытаемся оставить царапину на земной коре. А лямку пусть тянет человеческий середняк. Все равно он не совершает подвигов. И даже не совершает преступлений…
Муж был совершенно необходим. Его следовало иметь хотя бы в качестве предмета ненависти.
Слабые люди преодолевают жизнь, мужественные – осваивают…
Большинство людей считает неразрешимыми те проблемы, решение которых мало их устраивает.
Уж лучше жить минуту, но по-человечески!..
Зачастую все это принимает метафизический характер. Я говорю о совершенно загадочном воровстве без какой-либо разумной цели. Такое, я уверен, бывает лишь в российском государстве.
Молчание – огромная сила. Надо его запретить, как бактериологическое оружие…
Тебя угнетают долги? У кого их не было?! Не огорчайся. Ведь это единственное, что по-настоящему связывает тебя с людьми…
Ведь человек, который беспрерывно спрашивает, должен рано или поздно научиться отвечать…
Грош цена российскому интеллигенту, не побывавшему в тюрьме…
Я пью только вечером… Не раньше часу дня…
Я заметил – когда человек влюблен и у него долги, то предметом разговоров становится его моральный облик.
Имея деньги, так легко переносить нищету…
– Знаете, я столько читал о вреде алкоголя! Решил навсегда бросить… читать.
Я знаю, что свобода – философское понятие. Меня это не интересует. Ведь рабы не интересуются философией. Идти куда хочешь – вот что такое свобода!..
Я думаю, у любви вообще нет размеров. Есть только – да или нет.
В разговоре с женщиной есть один болезненный момент. Ты приводишь факты, доводы, аргументы. Ты взываешь к логике и здравому смыслу. И неожиданно обнаруживаешь, что ей противен сам звук твоего голоса…
Я убедился, что любая мысль влюбленного бедняка – преступна.
Деньги – это свобода, пространство, капризы… Имея деньги, так легко переносить нищету…
Три вещи может сделать женщина для русского писателя. Она может кормить его. Она может искренне поверить в его гениальность. И наконец, женщина может оставить его в покое. Кстати, третье не исключает второго и первого.
Я шел и думал – мир охвачен безумием. Безумие становится нормой. Норма вызывает ощущение чуда…
Я оглядел пустой чемодан. На дне – Карл Маркс. На крышке – Бродский. А между ними – пропащая, бесценная, единственная жизнь.
Знаете, я столько читал о вреде алкоголя! Решил навсегда бросить… читать.
Нет, как известно, равенства в браке. Преимущество всегда на стороне того, кто меньше любит. Если это можно считать преимуществом.
Всех людей можно разделить на две категории. На тех, кто спрашивает. И на тех, кто отвечает. На тех, кто задает вопросы. И на тех, кто с раздражением хмурится в ответ.
(В разговоре с женщиной есть один болезненный момент. Ты приводишь факты, доводы, аргументы. Ты взываешь к логике и здравому смыслу. И неожиданно обнаруживаешь, что ей противен сам звук твоего голоса…)
Я предпочитаю быть один, но рядом с кем-то…
Большинство людей считает неразрешимыми те проблемы, решение которых мало их устраивает. И они без конца задают вопросы, хотя правдивые ответы им совершенно не требуются…
Здоровые мужчины тяжело переносят голод. А произвол и хамство – тем более…
США: Все, что не запрещено – разрешено. СССР: Все, что не разрешено – запрещено.
Мне стало противно, и я ушел. Вернее, остался.
Здоровый интерес бывает только к ветчине…
Короче, не ограничивалась своим еврейским происхождением. Шла в своих пороках дальше.
Жизнь пройдена до середины,А я все думаю, что горы сдвину,Поля засею, орошу долины,А жизнь давно уже за половину…
Видно, так устроены женщины – не любят они терять поклонников. Даже таких, как Цехновицер…
Мотор хороший, да тормоза подводят…
Да, я выпил. Да, я несколько раскрепощен. Взволнован обществом прекрасной дамы. Но идейно я трезв…
Самое удивительное, что все, кроме жены, его любили…
Стала она врать. Я в таких случаях молчу – пусть. Бескорыстное вранье – это не ложь, это поэзия. Я даже почему-то уверен, что ее вовсе не Аллой звали…
Жизнь превратила моего двоюродного брата в уголовника. Мне кажется, ему повезло. Иначе он неминуемо стал бы крупным партийным функционером.
Еврей говорит: «Задница – лицо человека!» А теперь посмотри на свою… Какие-то складки…
– Не знаю. Я думаю, у любви вообще нет размеров. Есть только – да или нет.
У тебя есть к этому способности – могло и не быть. Пиши, создай шедевр. Вызови душевное потрясение у читателя. У одного-единственного живого человека… Задача на всю жизнь.
Маска непризнанного гения как-то облегчала существование.
Митя, я не боюсь, потому что у тебя есть рога. И следовательно, ты – не хищник…
Впервые я разглядел Гришанино лицо. Он был похож на водолаза. Так же одинок и непроницаем.
Это была уже не любовь, а судьба…
Все это кажется мне сейчас таким далеким. Время, умноженное на пространство, творит чудеса.
Когда мы что-то смутно ощущаем, писать вроде бы рановато. А когда нам все ясно, остается только молчать. Так что нет для литературы подходящего момента. Она всегда некстати.
Только в обществе дикарей, шизофреников и подонков я чувствовал себя уверенно.
Я чуть не крикнул Фреду: Так совершали бы подвиги!» Но сдержался. Все-таки я пил за его счет.
Маруся хотела, чтобы ее понимали. Хотя сама она не понимала многого.
Я убедился, что любая мысль влюбленного бедняка – преступна.
Ему казалось, что линия важнее цвета. Что искусство, от Шекспира до Эдит Пиаф, живет контрастами.
Его литературные данные составляли оптимальный вариант. Ведь полная бездарность – нерентабельна. Талант – настораживает. Гениальность – вызывает ужас. Наиболее ходкая валюта – умеренные литературные способности.
Двести лет назад историк Карамзин побывал во Франции. Русские эмигранты спросили его: – Что, в двух словах, происходит на родине? Карамзину и двух слов не понадобилось. – Воруют, – ответил Карамзин…
У хорошего человека отношения с женщинами всегда складываются трудно. А я человек хороший. Заявляю без тени смущения, потому что гордиться тут нечем. От хорошего человека ждут соответствующего поведения. К нему предъявляют высокие требования. Он тащит на себе ежедневный мучительный груз благородства, ума, прилежания, совести, юмора. А затем его бросают ради какого-нибудь отъявленного подонка. И этому подонку рассказывают, смеясь, о нудных добродетелях хорошего человека.
Я знаю, что свобода – философское понятие. Меня это не интересует. Ведь рабы не интересуются философией. Идти куда хочешь – вот что такое свобода!..
– Это безумие – жить с мужчиной, который не уходит только потому, что ленится…
У хорошего человека отношения с женщинами всегда складываются трудно. А я человек хороший. Заявляю без тени смущения, потому что гордиться тут нечем. От хорошего человека ждут соответствующего поведения. К нему предъявляют высокие требования. Он тащит на себе ежедневный мучительный груз благородства, ума, прилежания, совести, юмора. А затем его бросают ради какого-нибудь отъявленного подонка. И этому подонку рассказывают, смеясь, о нудных добродетелях хорошего человека.
Америка действительно страна неограниченных возможностей. Одна из них – возможность прогореть.
У Валерия Грубина, аспиранта-философа, был научный руководитель. Он был недоволен тем, что Грубин употребляет в диссертации много иностранных слов. Свои научные претензии к Грубину он выразил так: – Да хули ты выебываешься?!
Портрет хорош, годится для кино… Но текст – беспрецедентное говно!
Раньше женщины говорили: «Вот найду себе красивого богача, тогда узнаешь». Теперь говорят: «Уеду в Америку»…
Я почему-то всегда беспокоюсь, если две женщины остаются наедине. Тем более что одна из них – моя жена.
Сто раз я убеждался – бедность качество врожденное. Богатство тоже. Каждый выбирает то, что ему больше нравится. И как ни странно, многие предпочитают бедность.
В те годы я еще не знал, что деньги – бремя. Что элегантность – массовая уличная форма красоты. Что вечная ирония – любимое, а главное – единственное оружие беззащитных.
Всех людей можно разделить на две категории. На тех, кто спрашивает. И на тех, кто отвечает.
Знайте, что Америка – не рай. Оказывается, здесь есть все – дурное и хорошее. Потому что у свободы нет идеологии. Свобода в одинаковой мере благоприятствует хорошему и дурному. Свобода – как луна, безучастно освещающая дорогу хищнику и жертве…
– Вам можно доверять. Я это сразу поняла. Как только увидела портрет Солженицына. – Это Достоевский. Но и Солженицына я уважаю…
Лампа, шкаф, два стула эпохи бронтозавров, а также кот Ефим, глубоко уважаемый мною за чуткость. Не в пример моим лучшим друзьям и знакомым, он стремился быть человеком…
Я оглядел пустой чемодан. На дне – Карл Маркс. На крышке – Бродский. А между ними – пропащая, бесценная, единственная жизнь
Пунктуацию каждый автор изобретает самостоятельно.
Я думаю, любовь к березам торжествует за счет любви к человеку. И развивается как суррогат патриотизма…
– Борька трезвый и Борька пьяный настолько разные люди, что они даже не знакомы между собой…
Шел дождь, и я подумал: вот она, петербургская литературная традиция. Вся эта хваленая «школа» есть сплошное описание дурной погоды. Весь «матовый блеск ее стиля» – асфальт после дождя…
– Любовь – это свобода. Пока открыты двери – все нормально. Но если двери заперты снаружи – это тюрьма…
Единственное утешение в том, что этот страх короче папиросы. Окурок еще дымится, а ты уже герой…
Я узнал, что такое ломбард, с его квитанциями, очередями, атмосферой печали и бедности.
Что вам угодно?– Мне угодно, – говорю, – чтобы все были доброжелательны, скромны и любезны.
Знаете, я столько читал о вреде алкоголя! Решил навсегда бросить… читать
Нет, как известно, равенства в браке. Преимущество всегда на стороне того, кто меньше любит.
Жизнь – есть выявление собственным опытом границ добра и зла…
Правда, мало кто знает, что это – беда, если все начинается хорошо. Значит, кончиться все это может только несчастьем.
Вы хорошо его знаете? – Хорошо, – говорю, – с плохой стороны…
Пушкин волочился за женщинами… Достоевский предавался азартным играм… Есенин кутил и дрался в ресторанах… Пороки были свойственны гениальным людям в такой же мере, как и добродетели…
Русский, партийный, способный алкаш – не годится. Русский, партийный и трезвый дурак – фигура отживающая. Беспартийный при всех остальных замечательных качествах – не внушает доверия. И наконец, трезвый, способный еврей-коммунист – это даже меня раздражает.
Я заметил – когда человек влюблен и у него долги, то предметом разговоров становится его моральный облик.
Рожденный ползать летать… не хочет!
Писатель Чумандрин страдал запорами. В своей уборной он повесил транспарант: «Трудно – не означает: невозможно!»
Талант – это как похоть. Трудно утаить. Еще труднее – симулировать.
– Как ты? – На букву ха, – отвечает, – в смысле – хорошо…
Есть мнение, что брак на грани развода самый долговечный.
Жена советует: «Тебе надо бегать по утрам». А я отвечаю: «Если побегу, то уже не вернусь…»
В сущности, еврей – это фамилия, профессия и облик.
Теоретически все должно быть иначе. Домработнице следовало бы любить меня. Любить как социально близкого. Симпатизировать мне как разночинцу. В действительности же слуги любят ненавистных хозяев гораздо больше, чем кажется. И уж конечно больше, чем себя.
Вот она, пагубная для зрения близость. Всем ясно, что у гениев должны быть знакомые. Но кто поверит, что его знакомый – гений?!.
Он был явлением растительного мира. Прихотливым и ярким цветком. Не может хризантема сама себя окучивать и поливать…
Необходимо поставить галочку в сознании. Расписаться в книге духовности..
Преимущество всегда на стороне того, кто меньше любит. Если это можно считать преимуществом.
Сто раз я убеждался – бедность качество врожденное. Богатство тоже. Каждый выбирает то, что ему больше нравится. И как ни странно, многие предпочитают бедность. Рафаэль и Муся предпочли богатство.
Что ты, – замахал руками Безуглов, – исключено. Я пью только вечером… Не раньше часу дня…
Знаете, я столько читал о вреде алкоголя! Решил навсегда бросить… читать.
Как известно, чтобы быть услышанным в Америке, надо говорить тихо. Зарецкий об этом не догадывался. Он на всех кричал.
Нет, как известно, равенства в браке. Преимущество всегда на стороне того, кто меньше любит. Если это можно считать преимуществом.
– Что ты во мне нашла?! Встретить бы тебе хорошего человека! Какого-нибудь военнослужащего… – Стимул отсутствует, – говорила Таня, – хорошего человека любить неинтересно… В поразительную эпоху мы живем. «Хороший человек» для нас звучит как оскорбление. «Зато он человек хороший» – говорят про жениха, который выглядит явным ничтожеством…
Тащат всё: кафель, гипс, полиэтилен, электромоторы, болты, шурупы, радиолампы, нитки, стекла. Зачастую все это принимает метафизический характер. Я говорю о совершенно загадочном воровстве без какой-либо разумной цели. Такое, я уверен, бывает лишь в российском государстве.
К тридцати годам у художника должны быть решены все проблемы. За исключением одной – как писать?
Слово перевернуто вверх ногами. Из него высыпалось содержимое. Вернее, содержимого не оказалось. Слова громоздились неосязаемые, как тень от пустой бутылки…
Когда-то Иосифа Бродского спросили: – Над чем вы работаете? Поэт ответил: – Над собой…
Многие армяне (особенно грузинские армяне) недолюбливают евреев. Хотя куда логичнее бы им недолюбливать русских, грузин или турок. Евреи тоже не питают к армянам особых чувств. Видимо, изгои не склонны любить других отверженных. Им больше нравится любить хозяев. Или на худой конец – себя…
Союз, лишенный обязательств. В чем и состоит залог его долговечности…
Отчего бы и не познакомиться с выпивающим человеком?!.
До нашего рождения – бездна. И после нашей смерти – бездна. Наша жизнь – лишь песчинка в равнодушном океане бесконечности. Так попытаемся хотя бы данный миг не омрачать унынием и скукой! Попытаемся оставить царапину на земной коре.
Но ссориться было глупо. Ссорятся люди от полноты жизни…
Мне сорок пять лет. Все нормальные люди давно застрелились или хотя бы спились. А я даже курить и то чуть не бросил. Хорошо, один поэт сказал мне: – Если утром не закурить, тогда и просыпаться глупо…
Большинство людей считает неразрешимыми те проблемы, решение которых мало их устраивает. И они без конца задают вопросы, хотя правдивые ответы им совершенно не требуются…
– Своими брюками, товарищ Довлатов, вы нарушаете праздничную атмосферу здешних мест…
Тигры, например, уважают львов, слонов и гиппопотамов. Мандавошки – никого!
– Тебя интересует все, кроме супружеских обязанностей. Моя жена уверена, что супружеские обязанности – это прежде всего трезвость.
Трудился Зяма чуть ли не круглые сутки. Это было редкостное единение мечты с действительностью. Поразительная адекватность желаний и возможностей. Недосягаемое тождество усилий и результатов…
Если живешь неправильно, рано или поздно что-то случится…
Я уверен, не случайно дерьмо и шоколад примерно одинакового цвета. Тут явно какой-то многозначительный намек. Что-нибудь относительно единства противоположностей.
Я ненавижу кладбищенские церемонии. Не потому, что кто-то умер, ведь близких хоронить мне не доводилось. А к посторонним я равнодушен. И все-таки ненавижу похороны. На фоне чьей-то смерти любое движение кажется безнравственным. Я ненавижу похороны за ощущение красивой убедительной скорби. За слезы чужих, посторонних людей. За подавляемое чувство радости: «Умер не ты, а другой». За тайное беспокойство относительно предстоящей выпивки. За неумеренные комплименты в адрес покойного. (Мне всегда хотелось крикнуть: «Ему наплевать. Будьте снисходительнее к живым. То есть ко мне, например».)
Общество могло простить им что угодно: тунеядство, вымогательство, наркотики. Короче – все, за исключением беспечности.
В августе у Муси началась депрессия. Причины, как это обычно и бывает, выглядели мелкими. Известно, что по-настоящему страдают люди только от досадных мелочей.
Кроме того, человеческое безумие – это еще не самое ужасное. С годами оно для меня все более приближается к норме. А норма становится чем-то противоестественным.
Тысячу раз я заводил приличную компанию, и все неудачно. Только в обществе дикарей, шизофреников и подонков я чувствовал себя уверенно.
Можно благоговеть перед умом Толстого. Восхищаться изяществом Пушкина. Ценить нравственные поиски Достоевского. Юмор Гоголя. И так далее. Однако похожим быть хочется только на Чехова.
За плечами у нас двадцать лет брака. Двадцать лет взаимной обособленности и равнодушия к жизни.
Как известно, чтобы быть услышанным в Америке, надо говорить тихо.
Само наличие мужа делало их полноценными в глазах окружающих.
Зарецкий был профессиональным разрушителем. Инстинкт разрушения приобретал в нем масштабы творческой страсти.
Ты выпил? – спросил Безуглов. – Нет. А у тебя есть предложения? – Что ты, – замахал руками Безуглов, – исключено. Я пью только вечером… Не раньше часу дня…
Люди меняют одни печали на другие, только и всего.
Что ж, ты сам говорил, в моральном отношении неудавшаяся попытка еще благороднее. Хотя бы потому, что не вознаграждается …
Моя жена говорит: – Это безумие – жить с мужчиной, который не уходит только потому, что ленится… Моя жена всегда преувеличивает. Хотя я действительно стараюсь избегать ненужных забот. Ем что угодно. Стригусь, когда теряю человеческий облик. Зато – уж сразу под машинку. Чтобы потом еще три месяца не стричься.
А мы? Всем соблазнам и ужасам жизни мы противопоставили наш единственный дар – равнодушие. Спрашивается, что может быть долговечнее замка, выстроенного на песке?.. Что в семейной жизни прочнее и надежнее обоюдной бесхарактерности?.. Что можно представить себе благополучнее двух враждующих государств, не способных к обороне?..
Удовольствия – это цветы, рестораны, любовь, заграничные вещи и музыка. Неприятности – это отсутствие денег, попреки, болезни и чувство вины.
Тогда я сказал, что импрессионисты предпочитали минутное – вечному. Что лишь у Моне родовые тенденции преобладали над видовыми…
К сожалению, наша жизнь пишется без черновиков. Ее нельзя редактировать, вычеркивая отдельные строки. Исправить опечатки будет невозможно.
