Лучшие цитаты из Гарри Поттера (200 цитат) ✒

Книга «Гарри Поттер» заставила многих людей взглянуть на мир иначе. Сотни людей бросали свои привычные профессии и начинали придумывать истории о волшебстве, ведь если одной женщине это удалось, отчего не удастся другим? Таким образом, мировая библиотека пополнилась уникальными произведениями, подарившими «новое рождение» жанру фэнтези. В данном разделе собраны лучшие цитаты из «Гарри Поттера».

Величие порождает зависть, зависть рождает зло, ложь – искры зла.

Все, что мы теряем, обязательно к нам вернется, только не всегда так, как мы ожидаем.

— Профессор, это правда или это у меня в голове?
— Конечно, у тебя в голове, Гарри. Вот только почему это не может быть правдой?

Необходима большая смелость, чтобы противостоять врагам, но гораздо большая, чтобы пойти наперекор друзьям.

Люди имеют свойство просить того, что для них всего губительнее, — вот их беда.

Не жалей умерших. Жалей живых, и в особенности тех, кто живет без любви.

Потому что иногда нужно думать не только о своем спасении! Иногда нужно думать об общем благе!

Всегда называй вещи своими именами. Страх перед именем лишь усугубляет страх перед обладателем имени.

Что говорят при расставании люди, прожившие шестнадцать лет в прочной нелюбви друг к другу?

— Вы понимаете, что мы сегодня занимаемся невербальными заклинаниями, Поттер?
— Да, — сдавлено ответил Гарри.
— Да, СЭР.
— Совсем не обязательно называть меня «сэр», профессор.

— Может, он заболел, — с надеждой в голосе предположил Рон.
— А может, совсем ушёл? Из-за того, что место преподавателя защиты от тёмных искусств снова досталось не ему?
— А может, его выгнали? — вдохновенно произнёс Рон. — Его все терпеть не могут…
— А может быть, — промолвил сзади чей-то ледяной голос, — он сейчас стоит и ждёт, когда вы двое расскажете ему, почему вы вернулись в школу не поездом.

— Это больно — умирать?
— Быстрее, чем засыпать.

— Чёрт возьми, Гарри, ты убиваешь драконов! Если уж ты не можешь пригласить девчонок…
— Знаешь, убивать драконов проще.

Тайна и ложь — это то, что мы принимаем, став взрослыми.

— Думаешь, она еще долго будет на меня злиться?
— Ну, почаще говори про этот шар света, коснувшийся твоего сердца, и она успокоится.

Родители, — говорит Гарри, — не должны бросать детей, если.. если только их к этому не принуждают.

А оно всегда звучит куда круче, чем было на самом деле.

Он чувствовал, что они втроем понимают друг друга настолько, что уже не нуждаются в словах.

Я собираюсь продолжать идти, пока я не выиграю — или умру. Не думайте, что я не знаю, как это может закончится. Я знал это в течение многих лет.

Если не спросишь, никогда не узнаешь. Если знаешь, нужно лишь спросить.

Любопытство не грех, Гарри, но надо быть немного терпеливее.

Страх перед именем усиливает страх перед тем, кто его носит.

Они были великими людьми с огромными изъянами, и, знаешь, может, эти изъяны отчасти и сделали их поистине великими.

Чем больше в своей жизни ты заботишься или беспокоишься о чем-то, тем сложнее это терять.

Любовь (…) оставляет свой след. Это не шрам, этот след вообще невидим… Если тебя так крепко любят, то даже когда любящий тебя человек умирает, ты все равно остаешься под его защитой.

На свете нет ничего невозможного — дело только в том, хватит ли у тебя храбрости.

Счастье можно найти даже в темные времена, если не забывать обращаться к свету.

Не стоит упускать возможность насладиться хорошей погодой.

Словом, все шло чересчур хорошо, а потому быстро закончилось.

Невозможно подражать любви.

Человека определяют не заложенные в нем качества, а только его выбор.

Недоверие к друзьям — вершина бесчестья.

— Не уходи!
— Те, кого мы любим — никогда нас в действительности не покидают. Есть вещи не подвластные смерти. Картины… и память… и любовь.

А оно всегда звучит куда круче, чем было на самом деле.

Если боль ненадолго заглушить, она станет еще невыносимей, когда ты почувствуешь ее вновь.

— Ты, верно, задаешься вопросом, зачем я привел тебя сюда. Я прав?
— Если честно, сэр, после всех этих лет я просто иду куда скажете.

— Без моего содействия вы этого сделать не сможете, Вам понадобится несколько моих волос.
— Да, вот это наш план и погубит, — сказал Джордж. — Ясно же, что, если ты не станешь нам помогать, у нас не будет ни единого шанса получить от тебя хоть один волосок.
— Ага, тринадцать человек против молодца, которому и магией-то пользоваться запрещено — какие уж тут шансы, — поддержал брата Фред.

А оно всегда звучит куда круче, чем было на самом деле.

— Да, Квиррелл был чудесный учитель, — громко сказал Гарри, — только с одним маленьким недостатком: у него Волан-де-Морт торчал из затылка.

Она одна была чем-то настоящим во всём мире…

— Он, наверное, знал, что я вас брошу.
— Нет, — поправил Гарри, — он знал, что ты обязательно вернешься.

— А раньше ты носы вправляла?
— Нет, только пальцы ног доводилось вправлять. Но какая разница!
— Э… хорошо, давай, попробуй.
— Эпискей! [слышен хруст] — Ну, как я выгляжу?
— Весьма прозаично…
— Отлично!

— Какой план, Гарри?
— Хорошо. Нам нужно кое-что найти. Спрятанное здесь, в этом замке. И это поможет нам победить.
— Ясно. И что это?
— Мы не знаем.
— Где оно?
— Этого мы тоже не знаем. Я понимаю, сведений мало…
— Их вообще нет.

Не забывайте о том, что все великие волшебники в истории в свое время были такими же как мы — школьниками. Если у них получилось, то получится и у нас.

— Как ты всё это успеваешь?
— Просто я знаю цену времени.

— Мне не следовало так говорить, — торопливо проговорил Скримджер. — Это было бестактно.
— Отчего же? Всего лишь честно, — отозвался Гарри.

Человеку не следует жить в своих мечтах, Гарри, и забывать про настоящую жизнь.

Требуется большое мужество, чтобы противостоять своим врагам… но еще сложнее противостоять своим друзьям.

Удивительная вещь – время, могущественная, а когда в него вмешиваются – опасная.

Люди легче прощают чужую неправоту, чем правоту.

Даже самые лучшие из нас иногда вынуждены брать свои слова обратно.

Многие люди боятся смерти и темноты по одной причине — они страшатся неизвестности.

Пора бы Вашей бабушке, Долгопупс, гордиться таким внуком, какой у неё есть, а не таким, каким он по её мнению должен быть.

Зачем искать того, кто хочет тебя убить?

Не забывайте о том, что все великие волшебники в истории в свое время были такими же, как мы, – школьниками. Если у них получилось, то получится и у нас.

Почему ты еще жив?» – «Потому что мне есть ради чего жить!»

Человеку не следует жить в своих мечтах, Гарри, и забывать про настоящую жизнь.

Требуется большое мужество, чтобы противостоять своим врагам… но еще сложнее противостоять своим друзьям.

Человека определяют не заложенные в нем качества, а только его выбор.

Мы сильны настолько, насколько мы едины, и слабы настолько, насколько разъединены.

Наши решения показывают, кем мы являемся в действительности, гораздо лучше, чем наши способности.

… даже самые лучшие из нас иногда вынуждены брать свои слова обратно.

Убить и думать об убийстве это не одно и то же.

Ты думаешь, что мертвые, которых мы любили, навсегда нас покинули? Но ведь мы их зовем, когда нам плохо.

Величие пробуждает зависть, зависть рождает злобу, злоба плодит ложь.

Потому что иногда нужно думать не только о своем спасении! Иногда нужно думать об общем благе!

Она умела видеть красоту в других, даже тогда, когда человек сам в себе этого не видит.

— Лишь качество чьих-либо убеждений определяет успех, а не число последователей.

— Кто это сказал?

— Я.

Выходит, больше всего на свете ты боишься страха. Это похвально!

— А это Нимфадора…

— Не смей называть меня Нимфадорой, Римус! — вскинулась молодая волшебница. — Просто Тонкс.

— Нимфадора Тонкс, которая предпочитает, чтобы ее называли только по фамилии, — закончил Люпин.

— Ты бы тоже предпочитал, если бы дура мамаша дала тебе такое имя, — пробормотала Тонкс.

Твоя мать поддержала меня, когда все от меня отвернулись. Она была не только одаренной волшебницей, но и невероятно доброй женщиной.

Всегда следуй своему инстинкту, он почти никогда не ошибается.

Жаль, что я с ним так и не познакомлюсь… Но он узнает, за что я погиб, и, я надеюсь, поймёт. Я старался сделать более счастливым мир, в котором ему предстоит жить.

Она родила мальчика, Гарри! Мы назвали его Тедди, в честь отца Нимфадоры

Никогда еще Гарри не видел, чтобы Люпин терял власть над собой, ему казалось, что он нечаянно вторгся во что-то очень личное, почти непристойное…

Страх толкает на чудовищные поступки.

Твои родители, Гарри, отдали свои жизни в обмен на твою. И это плохой способ отблагодарить их — ставить на кон такую жертву против пары волшебных игрушек.

Твой ребенок будет удивительным созданием. Ты поймешь это, когда впервые увидишь его улыбку, почувствуешь его запах. Ты почувствуешь себя нужной и незаменимой. И неважно, на кого он будет похож внешне. Важно, что в нем будет искра, и он перевернет этот глупый мир с ног на голову. Твой ребенок это сможет, я знаю. Ты будешь гордиться своим сыном или дочерью. И в день его триумфа т

Лишь качество чьих-либо убеждений определяет успех, а не число последователей.

Добби не может убивать. Добби может только покалечить или серьезно поранить.

Не смей трогать Гарри Поттера!

У Добби больше нет хозяев! Добби — свободный эльф!

Гарри Поттер не должен злиться на Добби. Добби надеялся, что если Гарри Поттер подумает, что его друзья забыли о нем, Гарри Поттер, возможно, не захочет возвращаться в школу, сэр.

Добби получил носок, — пролепетал домовик, не веря своему счастью. — Хозяин бросил, Добби поймал, и Добби… Добби свободен!

Добби уже привык к угрозам смерти, сэр. Добби слышит их дома по пять раз в день.

Если не спросишь, никогда не узнаешь.

Страх перед именем усиливает страх перед тем, кто его носит

Чем больше в своей жизни ты заботишься или беспокоишься о чем-то, тем сложнее это терять.

Удивительная вещь – время, могущественная, а когда в него вмешиваются – опасная.

Выходит, больше всего на свете ты боишься страха. Это похвально!

— Ух, ты моя крошка, — со смехом выдавил из себя мистер Дурсль, выходя из дома.

— Папа сошёл с ума, да, мам? — грустно спросил Дадли после того, как днём дядя Вернон оставил автомобиль на побережье, запер их в машине, а сам куда-то исчез.

Равнодушие и пренебрежение часто приносят гораздо больше вреда, чем открытая неприязнь.

Последствия наших поступков всегда так сложны, так разнообразны, что предсказание будущего и впрямь невероятно трудная задача

Сила, одновременно более чудесная и более ужасная, чем смерть, чем человеческий разум, чем силы природы… имя этой спасительной силы — любовь.

В этом запутанном, эмоциональном мире никогда не найти идеального ответа. Совершенство находится за пределами возможностей человечества, вне досягаемости магии. В каждом ярком моменте счастья всегда есть капля яда: понимание того, что боль вернется снова. Будь откровенен с теми, кого ты любишь — показывай свою боль. Страдание для людей равносильно дыханию.

Умение вовремя понять, что совершаешь ошибку — это достояние гения, но вот отрицать ошибку уже совершенную — исконная привилегия дураков.

Как и твоя мама, ты чересчур добр, а это качество люди всегда недооценивают, к сожалению.

Мир не разделен на хороших и плохих, в каждом есть и темная, и светлая сторона, главное в том, какую ты выбрал — это определяет все.

Чем больше в своей жизни ты заботишься или беспокоишься о чем-то, тем сложнее это терять.

Каждый день, каждый час, даже, возможно, в эту самую минуту темные силы пытаются пробить брешь в стенах этого замка. Но в итоге, их сильнейшее оружие — это вы.

Впереди темные и трудные времена. Вскоре нам всем придется выбирать между тем что правильно и тем что легко.

— Гавнэ? — Гарри взял один значок и стал рассматривать. — Это еще что такое?
— Никакое не гавнэ, — нетерпеливо сказала Гермиона. — Это Г. А. В. Н. Э. Означает — Гражданская Ассоциация Восстановления Независимости Эльфов.
— Никогда о такой не слышал, — заявил Рон.
— Разумеется, не слышал. — Гермиона расправила плечи. — Я только что ее основала.
— Да что ты? — Рон, похоже, ничуть не удивился. — И сколько же у вас членов?
— Ну… если вы вступите… будет трое.
— И ты думаешь, мы захотим разгуливать повсюду со значками, на которых написано вот это слово? Быть вам, ребята, в гавнэ?

— Ты не видел Полумну?
— Полумну?
— Я без ума от неё, самое время сказать ей! Вероятно, к рассвету мы оба умрём!

Никто не может жить в то время, когда другие выживают.

— Боже мой, что же мне делать! Моя жена совсем одна, там, внизу!
— Рон, у тебя нет никакой жены.
— А. Точно.

— Почему ты в очках?
— Эм-м, я читал.
— Читал? Не знал, что ты умеешь.

Зрелость становится глупой и забывчивой, когда начинает недооценивать юность.

Есть события, пережив которые, нельзя не проникнуться друг к другу симпатией.

Правда — это прекраснейшая, но одновременно и опаснейшая вещь. А потому к ней надо подходить с превеликой осторожностью.

Последствия наших поступков всегда так сложны, так разнообразны, что предсказание будущего и впрямь невероятно трудная задача.

Мы сильны настолько, насколько мы едины, и слабы настолько, насколько разъединены.

Никогда не стыдись сам себя, — так мой старикан говаривал, — всегда найдутся те, кто будет против тебя, только тебе до них дела нет.

В сейфе номер семьсот тринадцать не было замочной скважины. — Отойдите, — важно сказал Крюкохват. Он мягко коснулся двери одним из своих длинных пальцев, и она просто растаяла. — Если это попробует сделать кто-то, кроме работающих в банке гоблинов, его засосет внутрь, и он окажется в ловушке, — произнес Крюкохват. — А как часто вы проверяете, нет ли там кого внутри? — поинтересовался Гарри. — Примерно раз в десять лет, — ответил Крюкохват с довольно неприятной улыбкой.

Уизли прекрасно справляются со своей задачей — они сами как бладжеры, только в человеческом обличье.

В воскресенье утром дядя Вернон выглядел утомлённым и немного больным, но зато счастливым. — По воскресеньям — никакой почты, — громко заявил он с довольной улыбкой, намазывая джемом свою газету. — Сегодня — никаких чёртовых писем…

Тётя Петунья часто твердила, что Дадли похож на маленького ангела, а Гарри говорил про себя, что Дадли похож на свинью в парике.

Разумеется, не волшебник выбирает палочку, а палочка волшебника.

Все возможно, если никто не доказал, что этого не существует.

— Последний член команды — ловец. То есть ты. И тебе не надо беспокоиться ни о квоффле, ни о бладжерах…
— Пока они не пробьют мне голову, — не удержался Гарри.

— Ты решил подкрепиться перед сном, я вижу?
— У тебя коробка стояла, я попробовал одну штучку.
— Или двадцать…

— Кажется, прошлой ночью мне приснилось, что я играю в квиддич.
Ну и что это, по твоему, значит?
— Может быть, то, что тебя сожрёт какая-нибудь гигантская зефирина…

— А если я взмахну палочкой и ничего не произойдет? — поинтересовался Гарри.
— Тогда отбрось палочку в сторону и дай ему кулаком в нос, — посоветовал Рон.

— Он же не сказал спасибо! — возмутилась Гестия. — Он только сказал, что Гарри не занимает места зря!
— Да, но из его уст это всё равно что «Я тебя люблю», — произнес Гарри, разрывавшийся между раздражением и желанием расхохотаться — уж больно хороша была тетя Петуния, обнимавшая Дадли так, точно он минуту назад вынес Гарри из горящего дома.

— Поттер, что вы делаете в коридоре ночью?
— Ходил во сне.

«Да нет, — осторожно сказал Гарри. — Это письмо от моего крёстного отца».
«Крёстного? — поперхнулся дядя Вернон. — У тебя нет крёстного отца!» «Да нет, есть, — громко ответил Гарри. — Он был лучшим другом папы и мамы. Он, к тому же, осужден за убийство, но сейчас в бегах. Ему нравится получать письма от меня… Он проверяет, что у меня новенького… не обижает ли меня кто…»

На случай, если вы забыли, у меня уже есть дом, оставленный мне крестным отцом. С какой же стати я пожелал бы вашего? Из-за переполняющих его счастливых воспоминаний?

— Пора бы вам научится уважать других, мистер Поттер!
— Так пора бы вам заслужить уважение!!

Твои страдания доказывают, что ты остаешься человеком! Боль — удел человеческий…

На свете нет ничего невозможного — дело только в том, хватит ли у тебя храбрости.

— Принеси почту, Дадли, — буркнул дядя Вернон из-за газеты. — Пошли за ней Гарри. — Гарри, принеси почту. — Пошлите за ней Дадли, — ответил Гарри. — Ткни его своей палкой, Дадли, — посоветовал дядя Вернон.

И Пирс, и Деннис, и Малкольм, и Гордон, все они были здоровыми и безмозглыми, но Дадли был самым здоровым и самым безмозглым, и потому именно он считался их предводителем и решал, что будет делать вся компания.

Я давно так не краснел, наверное, с тех самых пор, как мадам Помфрей сказала, что ей нравятся мои новые наушники.

Тетя Петуния часто говорила, что Дадли похож на ангелочка. Гарри часто говорил, что Дадли похож на хрюшу в рюшах.

— Если вы думаете, что я позволю шестерым людям рисковать жизнью…
— … да еще и впервые, — вставил Рон.
— Одно дело изображать меня…
— Думаешь, нам так уж этого хочется, Гарри? — серьезным тоном осведомился Фред. — Представь, вдруг что-нибудь заколодит и мы навсегда останемся тощими очкариками.

… время не идет медленнее, если впереди тебя ожидает что-нибудь неприятное…

— По-моему, мама решила, — негромко сказала Джинни, когда на третий день пребывания Гарри в «Норе» они вдвоем накрывали стол к обеду, — что если она не даст вам сойтись и о чем-нибудь договориться, то сможет отсрочить ваш уход.
— И что, по ее мнению, будет дальше? — пробормотал Гарри. — кто-то другой убьет Волан-де-Морта, пока мы готовим пирожки с мясом?

— Пошли.
— Куда?
— Слышал, что сказал Хагрид? Следуйте за пауками.
— Но они ползут в Сумеречный лес! Почему пауки? Почему нельзя было следовать за бабочками!

— Но вы же умерли, — сказал Гарри.
— Несомненно, — деловито подтвердил Дамблдор.

— Что ты делал под окном, а?
— Слушал новости, — мирным тоном ответил Гарри.
Дядя и тетя обменялись возмущенными взглядами.
— Новости слушал! Опять!
— Они каждый день другие, вот какая штука, — объяснил Гарри.

Просто быть живым, смотреть, как солнце поднимается над блистающими снежными холмами, — это же величайшее сокровище на земле.

Она одна была чем-то настоящим во всём мире…

— Он, наверное, знал, что я вас брошу.
— Нет, — поправил Гарри, — он знал, что ты обязательно вернешься.

— Лили? После стольких лет?
— Всегда…

Человека определяют не заложенные в нём качества, а только его выбор.

Дин обожал футбол, а Рон утверждал, что нет ничего интересного в игре, в которую играют всего одним мячом, а игрокам запрещают летать.

… Флинт выглядел так, словно в его родне были тролли…

Они выглянули из окна для прощального поцелуя, и их маленькая сестра начала плакать. — Не надо, Джинни, мы пришлем тебе сотню сов. — Мы пришлем тебе туалетный стульчак из Хогвартса. — Джордж! — Просто шутка, мам.

она была тощей блондинкой с шеей почти вдвое длиннее, чем положено при ее росте. Однако этот недостаток пришелся ей весьма кстати, поскольку большую часть времени миссис Дурсль следила за соседями и подслушивала их разговоры. А с такой шеей, как у нее, было очень удобно заглядывать за чужие заборы.

Рон готов был восхищаться всем, что связано с профессором, даже крайней степенью его сумасшествия.

Знаешь, Долгопупс, если бы мозги были из золота, ты бы все равно был беднее Уизли, а это показатель.

Уже потом Гарри подумал, что мог бы и догадаться, что всё это было слишком хорошо, чтобы продолжаться долго.

— И ты даже ни на кого из нас смотреть не хочешь! — воскликнула Джинни.
— Это не я, а вы все на меня смотреть не хотите! — вспыхнул Гарри.
— Может, вы оглядываетесь друг на друга, но никак не попадёте в такт? — предположила Гермиона, иронически вздёрнув вверх уголки губ.

— Когда мы учились на первом курсе, Гарри, мы тогда были совсем ещё зелёные, беззаботные и невинные…
Гарри хмыкнул.
— Во всяком случае более невинные, чем сейчас.

— Мы на вокзале Кингз-Кросс, говоришь? Я думаю, если бы ты захотел, ты мог бы сесть на поезд.
— Куда бы он отвёз меня?
— Вперёд.

— Попробуй, Рон, спрыгни с башни астрономии — на блин будешь похож.
— И будет выглядеть лучше, чем обычно.

— Это правда, что вы повысили голос на профессора Амбридж?
— Да, — сказал Гарри.
— Вы обвинили ее во лжи?
— Да.
— Вы сказали ей, что Тот-Кого-Нельзя-Называть возродился?
— Да.
Профессор МакГонагалл села за письменный стол и, хмуря брови, поглядела на Гарри. Потом сказала:
— Возьмите-ка печенье, Поттер.
— Что взять?

— Малфой только что оштрафовал нас всех очков на пятьдесят, — свирепо сказал Гарри, глядя, как в гриффиндорских часах всплывает вверх еще горсть камней.
— Ага, и Монтегю на перемене пытался сделать с нами то же самое, — сказал Джордж.
— Что значит «пытался»? — немедленно спросил Рон.
— А он не успел договорить, — пояснил Фред. — Дело в том, что мы засунули его головой вперед в Исчезательный шкаф на втором этаже.

— Не двигайтесь! — приказала Гермиона. — Я знаю, что это. Это «дьявольские силки»! — Я ужасно рад, что это именно так называется! — прорычал Рон.

С этого момента Гермиона Грэйнджер стала их другом. Есть события, пережив которые, нельзя не проникнуться друг к другу симпатией. И победа над четырехметровым горным троллем, несомненно, относится к таким событиям.

— Знаешь, Хагрид,— громко произнёс Гарри, пытаясь заглушить шум тележки.— Я никогда не знал, в чем разница между сталактитом и сталагмитом. — В слове сталагмит есть буква «м»,— ответил Хагрид.

— В этой школе старшекурсники в первый же день засовывают новичков головой в унитаз, — сразу же начал издеваться Дадли. — Хочешь подняться наверх и попробовать? — Нет, спасибо, — ответил Гарри. В многострадальный унитаз никогда не засовывали ничего страшнее твоей головы — его, бедняжку, может и стошнить.

— Что вы видите, когда смотрите в зеркало? — выпалил Гарри, затаив дыхание. — Я? — переспросил профессор. — Я вижу себя, держащего в руке пару толстых шерстяных носков. Гарри недоуменно смотрел на него. — У человека не может быть слишком много носков, — пояснил Дамблдор. — Вот прошло еще одно Рождество, а я не получил в подарок ни одной пары. Люди почему-то дарят мне только книги.

— Ты уверен, что это правильное заклинание? — поинтересовалась девочка. — Что-то оно не действует, ты не заметил? А я тут взяла из книг несколько простых заклинаний, чтобы немного попрактиковаться, — и все получилось. В моей семье нет волшебников, я была так ужасно удивлена, когда получила письмо из Хогвартса, — я имею в виду, приятно удивлена, ведь это лучшая школа волшебства в мире. И конечно, я уже выучила наизусть все наши учебники — надеюсь, что этого будет достаточно для того, чтобы учиться лучше всех. Да, кстати, меня зовут Гермиона Грейнджер, а вас?

— Ну, и как это было?
— Мокро.
— Ха.
— Потому что она плакала.
— Ты так плохо целуешься?

— Перси, по-моему, доволен работой. — Гарри сел на одну из кроватей, наблюдая, как «Пушки Педдл» влетают и вылетают из плакатов на потолке.
— Доволен? — негодующе фыркнул Рон. — Он бы ночевал на работе, да папа вечером за ним заходит. А на своем начальнике просто помешался. «По словам мистера Крауча…», «Как я сказал мистеру Краучу..», «Мистер Крауч считает…», «Мистер Крауч говорит…». Глядишь, не сегодня завтра объявят о помолвке.

— Ты ей интересен только потому, что она считает тебя избранным.
— Так я и есть избранный. Ой, извини, шутка…

— Три нападения дементоров за неделю, а у Ромильды Вейн только один вопрос ко мне и нашелся: правда ли, что у тебя на груди наколот гиппогриф?
Рон с Гермионой покатились со смеху. Гарри в их сторону даже не взглянул.
— И что ты ей ответила?
— Что у тебя там Венгерская хвосторога изображена, — ответила Джинни, неторопливо переворачивая газетную страницу. — Пусть считает, что ты настоящий мачо.
— Ну спасибо, — ухмыльнулся Гарри. — А Рона ты чем наградила?
— Карликовым пушистиком. Правда, я отказалась сказать, на каком месте он его наколол.

Господа Хвост, Лунатик, Бродяга и Сохатый выражают почтение профессору Снейпу и требуют, чтобы он не совал в чужие дела свой длинный нос.

— Два дня назад, я слыхал, ты расправился с Марком Эвансом.
— Он сам напрашивался, — проворчал Дадли.
— Да неужели?
— Он со мной нахальничал.
— Да? Может, он сказал, что ты похож на свинью, которую научили ходить на задних лапах? Если так, Дад, это не нахальство, а чистая правда.

И еще он не знал, что в то время, пока он спал, люди, тайно либо открыто собиравшиеся по всей стране, чтобы отметить праздник, поднимали бокалы и произносили шепотом или во весь голос: — За Гарри Поттера — за мальчика, который выжил!

Когда мне было восемь, Элджи зашел к нам на чай, поймал меня и высунул за окно. Я висел там вниз головой, а он держал меня за лодыжки. И тут моя двоюродная тётя Энид предложила ему пирожное, и он случайно разжал руки. Я полетел со второго этажа, но не разбился, — я словно превратился в мячик, отскочил от земли и попрыгал вниз по дорожке. Они все были в восторге, а бабушка даже расплакалась от счастья.

Прежде чем мы начнем банкет, я хотел бы сказать несколько слов. Вот эти слова: Олух! Пузырь! Остаток! Уловка! Все, всем спасибо!

Вы здесь для того, чтобы изучить науку приготовления волшебных зелий и снадобий. Очень точную и тонкую науку. Глупое махание волшебной палочкой к этой науке не имеет никакого отношения, и потому многие из вас с трудом поверят, что мой предмет является важной составляющей магической науки. Я не думаю, что вы в состоянии оценить красоту медленно кипящего котла, источающего тончайшие запахи, или мягкую силу жидкостей, которые пробираются по венам человека, околдовывая его разум, порабощая его чувства…

Входи, незнакомец, но не забудь, Что у жадности грешная суть, Кто не любит работать, но любит брать, Дорого платит — и это надо знать. Если пришел за чужим ты сюда, Отсюда тебе не уйти никогда.

Возраст ведь не важен, а важна лишь суть.

— Он обвинил меня в том, что я «целиком и полностью человек Дамблдора».
— Как грубо.
— А я ответил ему, что так оно и есть.

Дождь молотил в брезент, по щекам Гермионы текли слезы, восторг, который они испытывали несколько минут назад, исчез, как будто его и не было никогда, сгинул, подобно фейерверку, который вспыхивает и гаснет, оставляя после себя темноту, сырость, холод. Где спрятан меч Гриффиндора, они не знали, да и кто они, собственно, такие — трое живущих в палатке подростков, единственное достижение которых сводится к тому, что они пока еще не мертвы.

— Палочка!… Палочка сломалась!
— Скажи спасибо, что не шея.

— Вы не знаете, что это такое! Вы никогда с ним не сталкивались! Думаете, просто запомнил пяток заклинаний и пустил в него, как на уроке? Ты все время знаешь, что между тобой и смертью — ничего, кроме… твоих мозгов, или смелости, или чего там еще, — когда не теряешь рассудка, сознавая, что через микросекунду — конец или пытка… Или друзья умирают у тебя на глазах… Ничему такому нас в классах не учили, не объясняли, как с этим быть, а вы тут сидите с таким видом, как будто перед вами умненький мальчик, а Диггори был глуп, все не так сделал… Вы просто не понимаете, это вполне мог быть я, и так и было бы, если бы не нужен был Волан-де-Морту.

— Гарри, постойте, уже смеркается! Я не могу позволить вам бродить в такое время возле замка одному!
— В таком случае — присоединяйтесь, сэр!

— Но я никогда не играл в квиддич. А вдруг я попаду в дурацкое положение?
— Тебе нечего бояться этого, у тебя это в крови.

— Перестань, Джинни, мы завалим тебя совами, — утешил ее один из близнецов. — Мы пришлем тебе унитаз из школьного туалета, — пообещал второй.

— Я случайно услышала, о чем вы тут говорили с Малфоем… — Бьюсь об заклад, что не случайно.

Люди имеют свойство просить того, что для них всего губительнее, — вот их беда.

Хотел его в свинью превратить, а он, похоже, и так уже почти свинья, вот и не вышло ничего… Хвост только вырос…

— Северус Снегг служил не тебе, — сказал Гарри. — Он был на стороне Дамблдора с той самой минуты, как ты стал преследовать мою мать. А ты так ничего и не заметил, потому что это как раз то, чего ты не понимаешь. Ты видел когда-нибудь, как Снегг вызывает Патронуса?
Волан-де-Морт не ответил.
— Патронус Снегга — лань, — сказал Гарри, — как у моей матери, потому что он любил её всю жизнь, с самого детства. — Гарри увидел, как затрепетали ноздри Волан-де-Морта. — Разве он не просил тебя пощадить её?
— Он хотел её, вот и всё, — насмешливо сказал Волан-де-Морт.

Пустые слова не могут изменить того, что бренные останки его родителей лежат здесь, под снегом и камнем, ничего не ведающие, ко всему равнодушные. Вдруг полились слезы, он не успел их удержать; горячие, обжигающие, они мгновенно замерзали на щеках и не было смысла вытирать их. Пусть текут, что толку притворяться? Гарри стиснул губы, уставившись на снег, скрывающий место последнего упокоения Лили и Джеймса. Теперь от них остались только кости или вовсе прах, они не знают и не волнуются о том, что их живой сын стоит здесь, так близко, и его сердце все ещё бьется благодаря их самопожертвованию, хотя он уже готов пожалеть, что не спит вместе с ними под занесенной снегом землей.

— Хотя впереди нас ждут испытания, у нас есть то, чего нет у Волан-де-Морта.
— Да?
— То, за что стоит сражаться!

— Он… он немного ненормальный? — неуверенно спросил Гарри, обращаясь к сидевшему слева от него Перси.
— Ненормальный? — рассеянно переспросил Перси, но тут же спохватился. — Он гений! Лучший волшебник в мире! Но, в общем, ты прав, он немного сумасшедший…

Если ты обращаешь внимание на слухи, то ты их кормишь.

— Давай, бери пирог, — сказал Гарри, у которого никогда прежде не было ничего, что он мог бы разделить с кем-нибудь. Это было здорово, сидеть с Роном, и есть всю дорогу пироги, кексы, и конфеты, которые он купил (сандвичи лежали забытые).

— Школьные факультеты. Их четыре всего. Про Пуффендуй говорят, что там самые тупицы учатся, но…
— Готов спорить, что я попаду в Пуффендуй.

Будь собой. Это трудно, я знаю.

Гарри никак не мог поверить, что на свете есть люди, способные так нахально совать нос в чужие дела.

— Он… он немного ненормальный? — неуверенно спросил Гарри, обращаясь к сидевшему слева от него Перси. — Ненормальный? — рассеянно переспросил Перси, но тут же спохватился. — Он гений! Лучший волшебник в мире! Но, в общем, ты прав, он немного сумасшедший…