Крым-полуостров, который располагается на северном берегу Черного моря. Крым ежегодно посещает множество туристов из других стран. Людей привлекает красивые пейзажи и теплый климат полуострова. Также имеются высокие горы, которые изрезаны множеством пещер. В данной подборке собраны красивые цитаты про Крым.
Крым — это бутерброд с колбасой, что ли, чтобы его туда-сюда возвращать? Вот я не считаю…
Журналистка с Украины не обнаружила в Крыму ностальгии по Украине. А с чего бы ей быть? Двадцать три года Крым хотел в Россию, он был пасынком Киева, деньги в него почти не вкладывались. А затем от Киева можно было ждать лишь повторения в Крыму Одессы или Донбасса. Какая ностальгия?! Откуда?!
После тяжёлого, длительного, изнурительного плавания Крым и Севастополь возвращаются в родную гавань, к родным берегам, в порт постоянной приписки — в Россию!
Крым обязательно вернется в Украину. Помните, как когда-то пелось в гимне СССР «Союз нерушимый республик свободных сплотила навеки великая Русь», но оказалось, что в начале декабря собрались лидеры трех республик в Беловежье, и через несколько Советский союз закончился. Точно так же закончится власть России, так когда-то закончится и российский Крым.
Лишь запах чебреца, сухой и горьковатый,
Повеял на меня — и этот сонный Крым,
И этот кипарис, и этот дом, прижатый
К поверхности горы, слились навеки с ним.
Повеял на меня — и этот сонный Крым,
И этот кипарис, и этот дом, прижатый
К поверхности горы, слились навеки с ним.
Здесь море — дирижер, а резонатор — дали,
Концерт высоких волн здесь ясен наперед,
Здесь звук, задев скалу, скользит по вертикали,
И эхо средь камней танцует и поет.
Концерт высоких волн здесь ясен наперед,
Здесь звук, задев скалу, скользит по вертикали,
И эхо средь камней танцует и поет.
Нашему Крыму с чем сравниться?
НЕ с чем нашему Крыму сравниваться!
НЕ с чем нашему Крыму сравниваться!
Очень жаль мне тех, которые
не бывали в Евпатории.
не бывали в Евпатории.
Наконец-то с татарами классно у нас. Вот раньше мы все скандалили, бывало даже, дрались. А теперь какой смысл скандалить, тем более – драться, когда каждая калория на счету?
Я считаю аннексию Крыма и поддержку сепаратистов на востоке Украины — кровавой и роковой авантюрой России, которая приведет ее к катастрофе.
Украинской власти Крым нужен только как территория. Они её уже тайно продали Америке, даже ресурсы Крыма давно уже не их. А крымчане вряд ли…
Сторона моя, сторонка!
Будь что будет впереди,
но порвется там, где тонко —
и к гадалке не ходи.
Будь что будет впереди,
но порвется там, где тонко —
и к гадалке не ходи.
Чей Крым? Божий. Это по-настоящему.
Это абсолютно разумно, потому что сроду так и было. <…> Это очень нужный кусочек родной земли, драгоценно нужный! <…> И спасибо за это одному человеку, которому мы обязаны этим — он абсолютный молодец. И главное — что это правда, потому что люди-то там всё равно всегда были наши. Я всеми руками тоже хлопаю и машу и кричу — это замечательно!
Перед светом я заснул. Между тем корабль остановился в виду Юрзуфа. Проснувшись, увидел я картину пленительную: разноцветные горы сияли, плоские кровли хижин татарских издали казались ульями, прилепленными к горам, тополи, как зеленые колонны, стройно возвышались между ими, справа огромный Аю-даг… и кругом это синее, чистое небо, и светлое море, и блеск и воздух полуденный…
Не чувствую красот В Крыму и на Ривьере, Люблю речной осот, Чертополоху верю.
Назло неистовым тревогам ты, дикий и душистый край, как роза, данная мне Богом, во храме памяти сверкай., О тиховейные долины, полдневный трепет над травой и холм— залёт перепелиный… О странный отблеск меловой расщелин древних, где у края цветут пионы, обагряя чертополоха чешую, и лиловеет орхидея…
Крым— чудесный край. Он напоминает французский Лазурный берег, но пейзажи его суровей. Вокруг— высокие скалистые горы, на склонах— сосны, до самого берега, море переменчиво: мирно и лучисто на солнце и ужасно в бурю. Климат мягок, всюду цветы, очень много роз.
В непочатой свежести раннего детства всё в мире кажется доброзело уже по тому одному, что бысть утро и бысть вечер, потому что у жизни впервые раскрываются тогда душевные глаза, и сердце впервые начинает трепетать счастьем бытия. Но когда стихнет и отуманится летами это детское трепетание, когда, по выражению поэта: «Все ведомы и только повторение грядущее сулит», — тогда, читатель, ступайте на юг, ступайте в Крым.
Я уже прожил крымское лето и крымскую осень, и могу теперь сказать, что, даже в Крыму, нет ничего похожего на крымскую весну. Особенно чарует она новичка, русского гостя, которого не балуют дома.
Свежесть горных вод и горных вершин, ещё не совсем свободных от снега, быть может, даже свежесть моря, чуемого за горами, дышит в степном воздухе, трава ярче, пестрее, гуще. Между холмов вьются долины, то есть сады без конца. Эти сады крымских долин не имеют ничего подобного себе у нас в России. Их красоту трудно даже променять на скалы и море, которые для нас новее. Прекрасный итальянский тополь, стройный, сквозной, то грациозно группирующийся, то убегающий рядами — вот что составляет главную прелесть долины. Без тополя Крым не Крым, юг не юг.
Я видел эти тополи и у нас в России, но никогда не предполагал в них такого богатства очарования. При первой мысли о крымском пейзаже у меня в голове поднимается тополь. С него он начинается, с ним он оканчивается. Объяснить этого впечатления нельзя, но я уверен, что всякий крымский путешественник, не лишенный живого чувства природы, сразу очаровывался крымским тополем.
Министр иностранных дел Франции, председательствующей в ЕС, господин Кушнер выразил недавно озабоченность, что следующим конфликтом ,после конфликта в Южной Осетии, может быть Украина, а именно Крым и Севастополь, как база российского Военно-Морского Флота. Является ли Крым и Севастополе такой целью для России? — Крым не является никакой спорной территорией. Там не было никакого этнического конфликта, в отличие от конфликта между Южной Осетией и Грузией. И Россия давно признала границы сегодняшней Украины. Мы, по сути, закончили в общем и целом наши переговоры по границе. Речь идёт о демаркации, но это уже технические дела. Вопрос о каких-то подобных целях для России, считаю, отдает провокационным смыслом. Там, внутри общества, в Крыму, происходят сложные процессы. Там проблемы крымских татар, украинского населения, русского населения, вообще славянского населения. Но это внутриполитическая проблема самой Украины. У нас есть договор с Украиной по поводу пребывания нашего флота до 2017 года.
Красочна крымская красота. В мире палитры богаче нету. Такие встречаются здесь цвета, что и названья не знаешь цвету. Но в окруженье тюльпанов да роз, я не покрылся забвенья ряской: светлую дымку твоих волос Крым никакой не закрасит краской.
Мы пойдем дальше. Будем делать сетевую блокаду, дальше будет морская блокада, то есть Крым окажется в полной изоляции. В том числе будет блокада и Керченской переправы. Пусть они там не изощряются и не думают, что мы не сможем это сделать.
В Крыму буквально все пронизано общей историей и гордостью. Здесь Древний Херсонес, где принял крещение Святой князь Владимир. Его духовный подвиг— обращение к Православию— предопределил общую культурную, ценностную, цивилизационную основу, которая объединяет народы России, Украины и Белоруссии. В Крыму могилы русских солдат, мужеством которых Крым в 1783 году был взят под Российскую державу. Крым— это Севастополь, город-легенда, город великой судьбы, город-крепость и родина русского Черноморского военного флота. Крым— это Балаклава и Керчь, Малахов курган, Сапун-гора,— каждое из мест свято для нас, это— символы воинской славы и невиданной доблести. Крым— это уникальный сплав культур и традиций разных народов, и этим он так похож на Большую Россию, где в течение веков не исчез, не растворился ни один этнос.
Мы шли в сухой и пыльной мгле По раскалённой крымской глине, Бахчисарай, как хан в седле, Дремал в глубокой котловине. И в этот день в Чуфут-Кале, Сорвав бессмертники сухие, Я выцарапал на скале: «Двадцатый год. Прощай, Россия».
Населенье было— татары, народ живописный, весёлый и хлебосольный. Женщины носили шаровары, яркие приталенные жакетки и вышитые тюбетейки с вуалькой, но прикрывали лицо только замужние. У молодых— сорок косичек. Все сплошь красили ногти и волосы хной. Мужчины ходили в каракулевых шапках, ярких рубахах и сапогах с узкими голенищами. Татары— мусульмане. Над плоскими крышами беленных известью татарских домов высились минареты мечетей, и утром и вечером с высоты голос муэдзина созывал на молитву.
Мы будем формировать батальон, который будет готовиться для входа в Крым… и будет там уже очищать Крым от тех ‘сепараторов’, которые там засели, и от тех неугодных элементов, от вражеских элементов, которые там останутся после освобождения Крыма.
Я считаю аннексию Крыма и поддержку сепаратистов на востоке Украины — кровавой и роковой авантюрой России, которая приведет ее к катастрофе.
Крым обязательно вернется в Украину. Помните, как когда-то пелось в гимне СССР «Союз нерушимый республик свободных сплотила навеки великая Русь», но оказалось, что в начале декабря собрались лидеры трех республик в Беловежье, и через несколько Советский союз закончился. Точно так же закончится власть России, так когда-то закончится и российский Крым.
После тяжёлого, длительного, изнурительного плавания Крым и Севастополь возвращаются в родную гавань, к родным берегам, в порт постоянной приписки — в Россию!
Крым — это бутерброд с колбасой, что ли, чтобы его туда-сюда возвращать? Вот я не считаю…
Наконец-то с татарами классно у нас. Вот раньше мы все скандалили, бывало даже, дрались. А теперь какой смысл скандалить, тем более – драться, когда каждая калория на счету?
Там горы прячут солнце на закате.
Наставшая внезапно темнота
Переполняет воздух благодатью.
Жары гнетущей гаснет маета.
Наставшая внезапно темнота
Переполняет воздух благодатью.
Жары гнетущей гаснет маета.
Воспетый Пушкиным фонтан
хранит дарованные розы.
Но нет сегодня чистых слез,
рождающих печаль.
И нет поэзии в душе,
а только штрих душевной прозы.
И нужных слов не подыскать,
чтоб заново начать.
Не плачет больше сельсебиль
над прахом жертвенной Диляры
И не поит Бахчисарай
божественной водой.
И только в пушкинских глазах
читаю набожные чары.
Они даруют мне покой
и манят за собой.
хранит дарованные розы.
Но нет сегодня чистых слез,
рождающих печаль.
И нет поэзии в душе,
а только штрих душевной прозы.
И нужных слов не подыскать,
чтоб заново начать.
Не плачет больше сельсебиль
над прахом жертвенной Диляры
И не поит Бахчисарай
божественной водой.
И только в пушкинских глазах
читаю набожные чары.
Они даруют мне покой
и манят за собой.
Потоптаный кровавыми веками,
Излизанный прожорливым огнем.
История, впитавшаяся в камень,
Глубины с неиспробованным дном.
И все это руины Херсонеса
В объятьях севастопольских основ.
Творение далекого прогресса,
Пришедшее из каменных веков.
И колокол, отлитый из орудий,
Отбитых у турецких моряков.
Поклоны бьют восторженные люди,
А я звонить без устали готов.
Дышать готов Владимирским собором
И верить во крещение Руси.
Мужайся возрождающийся город,
Знамение твое на небеси.
Излизанный прожорливым огнем.
История, впитавшаяся в камень,
Глубины с неиспробованным дном.
И все это руины Херсонеса
В объятьях севастопольских основ.
Творение далекого прогресса,
Пришедшее из каменных веков.
И колокол, отлитый из орудий,
Отбитых у турецких моряков.
Поклоны бьют восторженные люди,
А я звонить без устали готов.
Дышать готов Владимирским собором
И верить во крещение Руси.
Мужайся возрождающийся город,
Знамение твое на небеси.
Словно выдержка вина
Солнечного Крыма,
Морю чёрному венец,
Возвышается дворец!
ОблакА касаясь нежно,
Царственной короны,
Утопают в безмятежье
Царственного трона.
Солнечного Крыма,
Морю чёрному венец,
Возвышается дворец!
ОблакА касаясь нежно,
Царственной короны,
Утопают в безмятежье
Царственного трона.
Желтым выкрашен тополь,
И весь в золоте клен.
В мой родной Симферополь
Всей душой я влюблен.
И весь в золоте клен.
В мой родной Симферополь
Всей душой я влюблен.
Этот маленький город –
Сердце острова Крым –
Мне как родина дорог,
Словно мать, мной любим.
Сердце острова Крым –
Мне как родина дорог,
Словно мать, мной любим.
Этим летом я хочу в Крым.. У меня такая традиция — каждое лето.. хотеть в Крым .
Крымчане лучшие путешественники, побывали в 3-х странах не выходя из дома.
Вершины гор укрыли облака,
Пусть отдохнут от солнечного зноя.
Они пришли сюда издалека
И принесли гармонию покоя.
Меня привлек парик из облаков
Своей родной, неброской красотою.
Такой же зрил у невских берегов,
Точней, в Можайском, прямо над горою.
Как тесен мир, и как прекрасен он.
Мне эту мысль навеял воздух Крыма.
Я обласкал его со всех сторон,
Ведь он один, такой неповторимый.
Пусть отдохнут от солнечного зноя.
Они пришли сюда издалека
И принесли гармонию покоя.
Меня привлек парик из облаков
Своей родной, неброской красотою.
Такой же зрил у невских берегов,
Точней, в Можайском, прямо над горою.
Как тесен мир, и как прекрасен он.
Мне эту мысль навеял воздух Крыма.
Я обласкал его со всех сторон,
Ведь он один, такой неповторимый.
Парит над Форосом великое чудо —
Знаменье на Красной скале.
Над ним потешались земные иуды
Без малого семьдесят лет.
Его оскверняли под ритмику джаза,
Срывали красу куполов.
Но вытравил ветер хмельную заразу
Из нехристианских голов.
И вновь воссияло святое величье
Над таинством крымской земли.
И радует церковь небесным обличьем,
Взывает и благоволит.
И я восхищаюсь священным твореньем,
В котором главенствует бог.
Горит в небесах золотое знаменье
На траверсе горных дорог.
Знаменье на Красной скале.
Над ним потешались земные иуды
Без малого семьдесят лет.
Его оскверняли под ритмику джаза,
Срывали красу куполов.
Но вытравил ветер хмельную заразу
Из нехристианских голов.
И вновь воссияло святое величье
Над таинством крымской земли.
И радует церковь небесным обличьем,
Взывает и благоволит.
И я восхищаюсь священным твореньем,
В котором главенствует бог.
Горит в небесах золотое знаменье
На траверсе горных дорог.
Белых зданий манящая близость
отражается в зареве бухты.
Величавая Графская пристань
направляет морские маршруты.
Мы шагаем Приморским бульваром
И звучим Севастопольским вальсом.
Распалилась душа антиквара,
Каждый кустик нам кажется важным.
В каждой пяди российского града
Мы находим геройскую славу
И истоки внушительной правды,
Что в Крыму ты, действительно, главный.
отражается в зареве бухты.
Величавая Графская пристань
направляет морские маршруты.
Мы шагаем Приморским бульваром
И звучим Севастопольским вальсом.
Распалилась душа антиквара,
Каждый кустик нам кажется важным.
В каждой пяди российского града
Мы находим геройскую славу
И истоки внушительной правды,
Что в Крыму ты, действительно, главный.
Южный берег Крыма,
Ялта в эпицентре.
Доброго радушья
памятник бесценный.
Мы идем любуясь
с набережной морем,
Местным колоритом
и курортной модой.
Солнечные яхты
машут парусами.
Взбалмошные чайки
спорят с небесами.
Лавочки резные
спрятались в тенечке.
Кроны у деревьев
балуют до ночки.
Своды ресторанов
манят разносольем.
Очень ароматно
южное застолье.
Ялта в эпицентре.
Доброго радушья
памятник бесценный.
Мы идем любуясь
с набережной морем,
Местным колоритом
и курортной модой.
Солнечные яхты
машут парусами.
Взбалмошные чайки
спорят с небесами.
Лавочки резные
спрятались в тенечке.
Кроны у деревьев
балуют до ночки.
Своды ресторанов
манят разносольем.
Очень ароматно
южное застолье.
Стою я в горах Коктебеля
На море влюбленно смотрю
За все,что я в жизни имею
Вселенную благодарю
Спасибо за то что я вижу
Природу, рассвет и закат
Кораблик подходит к причалу
И чайки над морем парят
Спасибо за то, что я слышу
Плеск моря и трель соловья
Как дождь барабанит по крыше
Шум ветра и гул бытия
Спасибо, что часто встречаю
Я добрых людей на пути
Поддержку друзей ощущая
Мне легче по жизни идти
Стою я в горах Коктебеля
На море влюбленно смотрю
За все, что я в жизни имею
Вселенную благодарю.
На море влюбленно смотрю
За все,что я в жизни имею
Вселенную благодарю
Спасибо за то что я вижу
Природу, рассвет и закат
Кораблик подходит к причалу
И чайки над морем парят
Спасибо за то, что я слышу
Плеск моря и трель соловья
Как дождь барабанит по крыше
Шум ветра и гул бытия
Спасибо, что часто встречаю
Я добрых людей на пути
Поддержку друзей ощущая
Мне легче по жизни идти
Стою я в горах Коктебеля
На море влюбленно смотрю
За все, что я в жизни имею
Вселенную благодарю.
О,Крым! Восьмое чудо света
Рай для художника, поэта
Мечтала о тебе всегда
И вот я здесь, сбылась мечта
Куда ни гляну, просто диво
И восхищаясь красотой
Вдоль гор над морем по обрыву
Пройду Галицинской тропой
Петляя по горам и скалам
Между двух бухт я окажусь
И чтоб быть ближе к облакам
Я на мыс Капчик поднимусь
Я в можжевеловую рощу
Спустившись с мыса попаду
И окунусь в целебный воздух
На землю навзничь упаду
Хочу встречать рассветы,зори
Смотреть, дышать, снимать,писать
Купаться в черном»синем»море
И никуда не уезжать
О Крым! Тебя я воспеваю
Здесь заповедных мест не счесть
Ещё не раз вернусь сюда я
А в Новый Свет сочту за честь!
Рай для художника, поэта
Мечтала о тебе всегда
И вот я здесь, сбылась мечта
Куда ни гляну, просто диво
И восхищаясь красотой
Вдоль гор над морем по обрыву
Пройду Галицинской тропой
Петляя по горам и скалам
Между двух бухт я окажусь
И чтоб быть ближе к облакам
Я на мыс Капчик поднимусь
Я в можжевеловую рощу
Спустившись с мыса попаду
И окунусь в целебный воздух
На землю навзничь упаду
Хочу встречать рассветы,зори
Смотреть, дышать, снимать,писать
Купаться в черном»синем»море
И никуда не уезжать
О Крым! Тебя я воспеваю
Здесь заповедных мест не счесть
Ещё не раз вернусь сюда я
А в Новый Свет сочту за честь!
Я в Севастополе сюда ходить люблю
Здесь атмосфера счастья и любви
Тут гавань обрели они свою
Пернатые любимчики мои
Если сегодня грустно просто жуть
Нет настроения на душе тоска
А может просто хочешь отдохнуть
От жизни суетной тогда тебе сюда
Бухта «Омега» птичья радость здесь
Тут чайки шустрые из рук берут еду
Здесь голуби ,нырки и утки есть
А я уже купила хлеб, иду…
Здесь атмосфера счастья и любви
Тут гавань обрели они свою
Пернатые любимчики мои
Если сегодня грустно просто жуть
Нет настроения на душе тоска
А может просто хочешь отдохнуть
От жизни суетной тогда тебе сюда
Бухта «Омега» птичья радость здесь
Тут чайки шустрые из рук берут еду
Здесь голуби ,нырки и утки есть
А я уже купила хлеб, иду…
Как в раковине малой — Океана
Великое дыхание гудит,
Как плоть её мерцает и горит
Отливами и серебром тумана,
А выгибы её повторены
В движении и завитке волны, —
Так вся душа моя в твоих заливах,
О, Киммери? и тёмная страна,
Заключена и преображена.
Великое дыхание гудит,
Как плоть её мерцает и горит
Отливами и серебром тумана,
А выгибы её повторены
В движении и завитке волны, —
Так вся душа моя в твоих заливах,
О, Киммери? и тёмная страна,
Заключена и преображена.
С тех пор как отроком у молчаливых
Торжественно-пустынных берегов
Очнулся я — душа моя разъялась,
И мысль росла, лепилась и ваялась
По складкам гор, по выгибам холмов.
Огонь древних недр и дождевая влага
Двойным резцом ваяли облик твой, —
И сих холмов однообразный строй,
И напряжённый пафос Карадага,
Сосредоточенность и теснота
Зубчатых скал, а рядом широта
Степных равнин и мреющие дали
Стиху — разбег, а мысли — меру дали.
Моей мечтой с тех пор напоены
Предгорий героические сны
И Коктебеля каменная грива;
Его полынь хмельна моей тоской,
Мой стих поёт в волнах его прилива,
И на скале, замкнувшей зыбь залива,
Судьбой и ветрами изваян профиль мой.
Торжественно-пустынных берегов
Очнулся я — душа моя разъялась,
И мысль росла, лепилась и ваялась
По складкам гор, по выгибам холмов.
Огонь древних недр и дождевая влага
Двойным резцом ваяли облик твой, —
И сих холмов однообразный строй,
И напряжённый пафос Карадага,
Сосредоточенность и теснота
Зубчатых скал, а рядом широта
Степных равнин и мреющие дали
Стиху — разбег, а мысли — меру дали.
Моей мечтой с тех пор напоены
Предгорий героические сны
И Коктебеля каменная грива;
Его полынь хмельна моей тоской,
Мой стих поёт в волнах его прилива,
И на скале, замкнувшей зыбь залива,
Судьбой и ветрами изваян профиль мой.
В заливе ласкового моря,
Грядою тянутся холмы,
Хребты разнежились от зноя,
Ущелья…выступы… молы.
В жемчужных бусах Каллиэра —
Царица эллинской земли.
Ей покровительствует Гера,
Дионис дарит ей цветы.
Гостеприимный дом поэта,
Рождённый ею Коктебель.
В его творениях воспета
Прекрасной музы колыбель.
Перекликаются эпохи,
Ведут от Ноя свой отсчет.
До исторические вехи
Читают длинный монолог.
И множество культур пластами
Сокровищ от времён легли.
Грядою тянутся холмы,
Хребты разнежились от зноя,
Ущелья…выступы… молы.
В жемчужных бусах Каллиэра —
Царица эллинской земли.
Ей покровительствует Гера,
Дионис дарит ей цветы.
Гостеприимный дом поэта,
Рождённый ею Коктебель.
В его творениях воспета
Прекрасной музы колыбель.
Перекликаются эпохи,
Ведут от Ноя свой отсчет.
До исторические вехи
Читают длинный монолог.
И множество культур пластами
Сокровищ от времён легли.
Волшебный край, очей отрада!
Все живо там: холмы, леса,
Янтарь и яхонт винограда,
Долин приютная краса,
И струй и тополей прохлада…
Все чувство путника манит,
Когда, в час утра безмятежный,
В горах, дорогою прибрежной,
Привычный конь его бежит
И зеленеющая влага
Пред ним и блещет и шумит
Вокруг утесов Аюдага…
Все живо там: холмы, леса,
Янтарь и яхонт винограда,
Долин приютная краса,
И струй и тополей прохлада…
Все чувство путника манит,
Когда, в час утра безмятежный,
В горах, дорогою прибрежной,
Привычный конь его бежит
И зеленеющая влага
Пред ним и блещет и шумит
Вокруг утесов Аюдага…
Золотого муската приму,
Пальцы стисну — аж хрустнут фаланги…
Мой курносый седеющий ангел,
мы с тобой еще будем в Крыму.
Пальцы стисну — аж хрустнут фаланги…
Мой курносый седеющий ангел,
мы с тобой еще будем в Крыму.
Где бы век ни пришлось куковать,
сколько б жизнь ни расставила вешек, —
как соленый миндальный орешек,
нам с тобой еще Крым смаковать.
сколько б жизнь ни расставила вешек, —
как соленый миндальный орешек,
нам с тобой еще Крым смаковать.
Ни айву не хочу. ни хурму, —
лишь бы море под солнцем искрило,
лишь бы знать, уезжая из Крыма:
мы с тобой еще будем в Крыму!
лишь бы море под солнцем искрило,
лишь бы знать, уезжая из Крыма:
мы с тобой еще будем в Крыму!
Что может сравниться с родным нашим Крымом.
Искрящийся плеск бирюзовой волны.
Целебное море, волшебные нивы,
Даёт это нам небывалые силы.
Искрящийся плеск бирюзовой волны.
Целебное море, волшебные нивы,
Даёт это нам небывалые силы.
Мои волосы пахнут морем,
Морской солью покрыта кожа.
Восхищаюсь я Крымским раздольем!
Ничего этих мест нет дороже!
Здесь иначе шумят деревья!
Потрясающие закаты!
Нарушать тишину не смея,
Я останусь тут жить когда то…
Крым влюбляет в свою природу!
В омут моря меня забирает!
Здесь почувствую я свободу,
Солнце душу мою ласкает.
Горы Крыма — красивые рифы!
Пляжи манят песком горячим!
Здесь рождались истории, мифы…
И я здесь не живу настоящим!
Я осталась бы здесь навечно!
И забыла бы все мирское.
Здесь я путь наблюдаю млечный!
Мое сердце живет на море!
Морской солью покрыта кожа.
Восхищаюсь я Крымским раздольем!
Ничего этих мест нет дороже!
Здесь иначе шумят деревья!
Потрясающие закаты!
Нарушать тишину не смея,
Я останусь тут жить когда то…
Крым влюбляет в свою природу!
В омут моря меня забирает!
Здесь почувствую я свободу,
Солнце душу мою ласкает.
Горы Крыма — красивые рифы!
Пляжи манят песком горячим!
Здесь рождались истории, мифы…
И я здесь не живу настоящим!
Я осталась бы здесь навечно!
И забыла бы все мирское.
Здесь я путь наблюдаю млечный!
Мое сердце живет на море!
Прощай Санкт-Петербург на две недели!
Прощайте мои добрые друзья!
На море даже птицы улетели!
Без моря мне прожить никак нельзя!
Я завтра буду солнцу улыбаться!
Буду ходить босая по песку!
А вам, счастливо всем тут оставаться!
Оставлю здесь я местную тоску.
Забуду про дожди и сильный ветер.
Забуду про работу и друзей.
Меня там встретит солнце на рассвете!
Паром нас ждет на стыке двух морей!
Там так тепло и море так прекрасно!
Там южный ветер заиграет в волосах!
Я целый год ждала и не напрасно!
Помчалась в лето я на полных парусах
Прощайте мои добрые друзья!
На море даже птицы улетели!
Без моря мне прожить никак нельзя!
Я завтра буду солнцу улыбаться!
Буду ходить босая по песку!
А вам, счастливо всем тут оставаться!
Оставлю здесь я местную тоску.
Забуду про дожди и сильный ветер.
Забуду про работу и друзей.
Меня там встретит солнце на рассвете!
Паром нас ждет на стыке двух морей!
Там так тепло и море так прекрасно!
Там южный ветер заиграет в волосах!
Я целый год ждала и не напрасно!
Помчалась в лето я на полных парусах
Как жаль, сегодня кончился наш отпуск!
Как жаль, что покидаем, мы эти берега!
Сдаём на КПП счастливый пропуск.
И едем в Питер, в наши холода…
Сегодня встретим здесь рассвет прощаясь!
Горы и море провожают нас!
Красотами твоими восхищаясь!
Приедем к тебе Крым ещё не раз!
Как жаль, что покидаем, мы эти берега!
Сдаём на КПП счастливый пропуск.
И едем в Питер, в наши холода…
Сегодня встретим здесь рассвет прощаясь!
Горы и море провожают нас!
Красотами твоими восхищаясь!
Приедем к тебе Крым ещё не раз!
Свежее, слаще воздух горный.
Невнятный шум идет в лесу:
Поет веселый и проворный,
Со скал летящий Учан-Су!
Глядишь – и, точно застывая,
Но в то же время ропот свой,
Свой легкий бег не прерывая, —
Прозрачной пылью снеговой
Несется вниз струя живая,
Как тонкий флер, сквозит огнем,
Скользит со скал фатой венчальной
И вдруг, и пеной, и дождем
Свергаясь в черный водоем,
Бушует влагою хрустальной…
А горы в синей вышине!
А южный бор и сосен шепот!
Под этот шум и влажный ропот
Стоишь, как в светлом полусне.
Невнятный шум идет в лесу:
Поет веселый и проворный,
Со скал летящий Учан-Су!
Глядишь – и, точно застывая,
Но в то же время ропот свой,
Свой легкий бег не прерывая, —
Прозрачной пылью снеговой
Несется вниз струя живая,
Как тонкий флер, сквозит огнем,
Скользит со скал фатой венчальной
И вдруг, и пеной, и дождем
Свергаясь в черный водоем,
Бушует влагою хрустальной…
А горы в синей вышине!
А южный бор и сосен шепот!
Под этот шум и влажный ропот
Стоишь, как в светлом полусне.
Был дик и тяжек предков наших путь,
Нужда, страданья, голод их терзали,
И сжалились над ними небеса —
Дары чудесные с высот упали.
Нужда, страданья, голод их терзали,
И сжалились над ними небеса —
Дары чудесные с высот упали.
Златая Колыбель, святыни свет,
Вела людей и веру в них вселяла,
Хранила свой народ от многих бед,
Честь, мужество и совесть даровала.
Вела людей и веру в них вселяла,
Хранила свой народ от многих бед,
Честь, мужество и совесть даровала.
Утром в горах над городом
Клубится сонный туман.
Уводят узкие улицы
В сказочный Зурбаган.
Клубится сонный туман.
Уводят узкие улицы
В сказочный Зурбаган.
Давай с тобой уедем в Крым, Печали севера забудем, О будущем поговорим, Мечты обсудим…
Давай с тобой уедем в Крым. Там виноград под солнцем зреет А я от нежных слов и рук В истоме млею…
Давай с тобой уедем в Крым. Ай-Петри станет нашей крышей, Там до заката посидим -Друг другом дышим…
Давай с тобой уедем в Крым. Там море теплое и горы -Воспоминаний сладкий дым… Охота новых…
Давай с тобой уедем в Крым…
Давай с тобой уедем в Крым. Там виноград под солнцем зреет А я от нежных слов и рук В истоме млею…
Давай с тобой уедем в Крым. Ай-Петри станет нашей крышей, Там до заката посидим -Друг другом дышим…
Давай с тобой уедем в Крым. Там море теплое и горы -Воспоминаний сладкий дым… Охота новых…
Давай с тобой уедем в Крым…
О «крымской весне» 2014 года за минувшие пять лет уже много написано, но книга Виктора Баранца является первым наиболее полным документально-художественным исследованием этой эпохальной темы. Помимо документальной стороны событий, автор постарался заглянуть в души своих героев – главных действующих лиц этой исторической драмы. Ответы на свои вопросы автор искал не только в кремлевских кабинетах, но и в поездках на постмайданную Украину и в Крым, где встречался как со сторонниками возвращения полуострова в состав России, так и противниками. Ему представилась возможность узнать о том, что происходило в Кремле, в Минобороны, в Генштабе в те тревожные дни и ночи, когда Киев коптился в угаре Майдана.
Чей Крым? Это коренной вопрос. Это такая проверка на вшивость. Главный вопрос – и давать нужно только их же ответ, ничего другого не устроит. Никакие слова, типа там «контроль России, но непризнание международного сообщества». Нет, это не принимается. Мало того, что ты не ходишь в Москве с хештегом «Крымнаш», ты должен киевским патриотическим пропагандистам предъявить хештег «Крымваш». Это как ПЦР. Таких вопросов не задают даже на границе, в киевском аэропорту в Борисполе, когда впускают в страну. Но! Русский в роли украинского журналиста — он строже и бдительнее Службы безопасности Украины! И они семь лет задают этот вопрос, и, видимо, каждый раз представляют перед собой Путина. Поэтому он так жестко ребром ставит [вопрос]: «чей Крым?». Да твой Крым, Женя Киселев, твой! Ты же играл с Януковичем там в теннис. Есть замечательное видео, у которого предусмотрительно отключены комментарии. Вы там ходите такие довольные друг другом, большие толстые дяди, и пожимаете руки, и все-то у вас хорошо… Для меня непостижим этот апломб заведомой правоты своей, чтобы вот так судить других из Киева.
О милом крае, о родимом
Звенела песня казака
И гнал и рвал над белым Крымом
Морозный ветер облака.
Звенела песня казака
И гнал и рвал над белым Крымом
Морозный ветер облака.
— Как ты относишься, что Крым вернулся в состав России? (мужик)
— Я могу задать встречный вопрос: А Псков наш? А Михайловка наша? А Рязань? А Мурманск наш? Или не наш? А какого хрена оттуда люди все бегут в три города — (загибая пальцами) — Москву, Питер и Краснодар? (ИР)
— Я могу задать встречный вопрос: А Псков наш? А Михайловка наша? А Рязань? А Мурманск наш? Или не наш? А какого хрена оттуда люди все бегут в три города — (загибая пальцами) — Москву, Питер и Краснодар? (ИР)
Солнце льётся, сгоняя продрогшую тень под горами,
Начиная извечную света и тени дуэль, —
Утро снова приходит в целованный всеми богами,
В Тихой бухте сокрытый от глаз, милый рай – Коктебель.
Начиная извечную света и тени дуэль, —
Утро снова приходит в целованный всеми богами,
В Тихой бухте сокрытый от глаз, милый рай – Коктебель.
Бархат спелого персика чувствуешь бархатом кожи –
Сок взрывается, брызжет, течёт по губам и рукам,
И противиться райским соблазнам ты просто не можешь,
Выпивая бокал, полный солнца с вином пополам.
Сок взрывается, брызжет, течёт по губам и рукам,
И противиться райским соблазнам ты просто не можешь,
Выпивая бокал, полный солнца с вином пополам.
Я хочу показать тебе чудо в долине у моря,
Где струится в волнах золочёных небес канитель,
Где в горах даже воздух на счастье в веках заговорен –
Милый маленький рай на далёкой земле – Коктебель…
Где струится в волнах золочёных небес канитель,
Где в горах даже воздух на счастье в веках заговорен –
Милый маленький рай на далёкой земле – Коктебель…
Вас приветствуем, братья и сестры!
Рады славным своим землякам.
Крым, российский святой полуостров,
Возвратился к родным берегам.
Рады славным своим землякам.
Крым, российский святой полуостров,
Возвратился к родным берегам.
Крым- жемчужина Причерноморья,
Византии цвели города,
Развивалась морская торговля,
Но стеной наступала Орда.
Византии цвели города,
Развивалась морская торговля,
Но стеной наступала Орда.
Ханство Крымское здесь утвердилось,
Как осколок Орды Золотой,
И попал юг России в немилость,
Совершались набеги, разбой.
Как осколок Орды Золотой,
И попал юг России в немилость,
Совершались набеги, разбой.
Защищая державы границы,
Где людей угоняли в полон,
Был великою волей царицы
Крым к России присоединён.
Где людей угоняли в полон,
Был великою волей царицы
Крым к России присоединён.
К тебе иду, сквозь дождевую пелену,
вернуть хочу, любви прекрасную весну
Те дни, когда мы были счастливы с тобой
и песни пел, нам Крымский ласковый прибой…
вернуть хочу, любви прекрасную весну
Те дни, когда мы были счастливы с тобой
и песни пел, нам Крымский ласковый прибой…
Раскинулся в предгорьях Симферополь,
На берегах журчащего Салгира.
Твои холмы хранят ещё Акрополь
Столица Таврии и крымская Пальмира.
На берегах журчащего Салгира.
Твои холмы хранят ещё Акрополь
Столица Таврии и крымская Пальмира.
Аллеи знают,что шептал им Пушкин,
Толстой и Грибоедов жили здесь.
И город помнит их весёлые пирушки,
Что гнали прочь душевную болезнь.
Толстой и Грибоедов жили здесь.
И город помнит их весёлые пирушки,
Что гнали прочь душевную болезнь.
Раскошен ты усадьбой графа Воронцова,
Взметнулся в небо Долгоруковский колОсс.
Стратег Суворов смотрит с берега сурово,
Прикрыв собою русский наш форпост.
Взметнулся в небо Долгоруковский колОсс.
Стратег Суворов смотрит с берега сурово,
Прикрыв собою русский наш форпост.
Белый, солнечный город,
На просторе ветрил.
Симферополь наш молод
И по-доброму мил.
А в груди его звонкой
Серебрится Салгир.
На просторе ветрил.
Симферополь наш молод
И по-доброму мил.
А в груди его звонкой
Серебрится Салгир.
Свежее, слаще воздух горный.
Невнятный шум идет в лесу:
Поет веселый и проворный,
Со скал летящий Учан-Су!
Глядишь – и, точно застывая,
Но в то же время ропот свой,
Свой легкий бег не прерывая, —
Прозрачной пылью снеговой
Несется вниз струя живая,
Как тонкий флер, сквозит огнем,
Скользит со скал фатой венчальной
И вдруг, и пеной, и дождем
Свергаясь в черный водоем,
Бушует влагою хрустальной…
А горы в синей вышине!
А южный бор и сосен шепот!
Под этот шум и влажный ропот
Стоишь, как в светлом полусне.
Невнятный шум идет в лесу:
Поет веселый и проворный,
Со скал летящий Учан-Су!
Глядишь – и, точно застывая,
Но в то же время ропот свой,
Свой легкий бег не прерывая, —
Прозрачной пылью снеговой
Несется вниз струя живая,
Как тонкий флер, сквозит огнем,
Скользит со скал фатой венчальной
И вдруг, и пеной, и дождем
Свергаясь в черный водоем,
Бушует влагою хрустальной…
А горы в синей вышине!
А южный бор и сосен шепот!
Под этот шум и влажный ропот
Стоишь, как в светлом полусне.
Море и здешняя природа покоряют и умиляют.
Не может быть, чтобы при мысли, что вы в Севастополе, не проникло в душу вашу чувство какого-то мужества, гордости и чтоб кровь не стала быстрее обращаться в ваших жилах!
И жизнь охраняя, и павших покой,
любви всенародной достоин,
стоит Севастополь над синью морской —
строитель и воин.
любви всенародной достоин,
стоит Севастополь над синью морской —
строитель и воин.
Красавец мост соединил,
Наш материк и полуостров!
Сколько вложили люди сил,
Как было им порой непросто.
Никто не верил в волшебство,
Но все мечтали и все ждали,
Что инженеров мастерство,
Соединит брегов печали.
Два моря Керченский пролив
Соединил в себе, два чуда!
И всем невзгодам супротив,
Встал мост над гладью изумрудной!
День этот в памяти моей,
Как день очередной победы!
Горжусь нашей историей,
И по мосту в Наш Крым приеду!
Наш материк и полуостров!
Сколько вложили люди сил,
Как было им порой непросто.
Никто не верил в волшебство,
Но все мечтали и все ждали,
Что инженеров мастерство,
Соединит брегов печали.
Два моря Керченский пролив
Соединил в себе, два чуда!
И всем невзгодам супротив,
Встал мост над гладью изумрудной!
День этот в памяти моей,
Как день очередной победы!
Горжусь нашей историей,
И по мосту в Наш Крым приеду!
Меня так манят эти горы!
Природа здешняя зовет!
Невероятные просторы!
Сердечко здесь мое живет!
Я возвращаюсь уезжая,
Давно я местная в Крыму.
Черное море так ласкает,
Деревья вновь меня зовут!
Равнины Крымские богаты,
Гуляет воздух по волнам
И изумруды винограда,
Ярко сияют тут и там…
Я небо обниму руками,
Пройдусь босая по песку!
Природа здешняя зовет!
Невероятные просторы!
Сердечко здесь мое живет!
Я возвращаюсь уезжая,
Давно я местная в Крыму.
Черное море так ласкает,
Деревья вновь меня зовут!
Равнины Крымские богаты,
Гуляет воздух по волнам
И изумруды винограда,
Ярко сияют тут и там…
Я небо обниму руками,
Пройдусь босая по песку!
Увижу вновь я Крым глазами,
И разгоню свою тоску!
Пускай всего лишь две недели!
Всего лишь две, в каждом году!
Здесь я забуду дождь, метели
И счастье здесь свое найду…
Уйду от бытия земного,
Я в черном море растворюсь!
Не надо отдыха иного!
Я каждый год в свой Крым вернусь
И разгоню свою тоску!
Пускай всего лишь две недели!
Всего лишь две, в каждом году!
Здесь я забуду дождь, метели
И счастье здесь свое найду…
Уйду от бытия земного,
Я в черном море растворюсь!
Не надо отдыха иного!
Я каждый год в свой Крым вернусь
Тайный зов, неизречённая тоска
Вечно вдаль куда-то гонит облака,
Заставляя плыть по небу на закат –
За седой Солхат.
Вечно вдаль куда-то гонит облака,
Заставляя плыть по небу на закат –
За седой Солхат.
Там, на набережной, музыка и гам –
Феодосия гуляет по ночам.
Только Старый город спит и видит сны
Ветхой старины.
Феодосия гуляет по ночам.
Только Старый город спит и видит сны
Ветхой старины.
Всюду – россыпи задумчивых огней.
К небу тянутся громады тополей
И тоскуют, что не слышат никогда,
Как звучит звезда.
К небу тянутся громады тополей
И тоскуют, что не слышат никогда,
Как звучит звезда.
Была весна дождливая,
Дождливая, дождливая,
Была весна трусливая,
Трусливая, трусливая,
Зимы она боялась
И всё не появлялась.
Всё небо было в тучах
Угрюмых и плакучих,
Светило солнце скупо,
И еле таял снег,
Такой погоды глупой
Не любит человек.
Дождливая, дождливая,
Была весна трусливая,
Трусливая, трусливая,
Зимы она боялась
И всё не появлялась.
Всё небо было в тучах
Угрюмых и плакучих,
Светило солнце скупо,
И еле таял снег,
Такой погоды глупой
Не любит человек.
Недолги были сборы,
С билетами возня,
И мчится поезд скорый
Две ночи и два дня.
С билетами возня,
И мчится поезд скорый
Две ночи и два дня.
Он в узорной оправе
Нам поведает вновь
И о нынешней славе,
И о славе былой.
Что взошла над веками
В ратном, мирном труде,
Значит, будет с годами
Город наш молодеть.
Нам поведает вновь
И о нынешней славе,
И о славе былой.
Что взошла над веками
В ратном, мирном труде,
Значит, будет с годами
Город наш молодеть.
Два столетья промчались,
Грозы, весны вместив,
Но встаешь величаво
В новых стройках красив.
Блещут крымские зори,
Как широк их разлив.
В этом синем просторе
Слышен нежный мотив.
Грозы, весны вместив,
Но встаешь величаво
В новых стройках красив.
Блещут крымские зори,
Как широк их разлив.
В этом синем просторе
Слышен нежный мотив.
Полыхает, как знамя
Утро нового дня,
Украшают делами
Люди снова тебя.
Как корабль чудесный
Ты плывешь через степь.
Значит новые песни
Будут в сердце звенеть.
Утро нового дня,
Украшают делами
Люди снова тебя.
Как корабль чудесный
Ты плывешь через степь.
Значит новые песни
Будут в сердце звенеть.
Южный берег Крыма,
Ялта в эпицентре.
Доброго радушья
памятник бесценный.
Мы идем любуясь
с набережной морем,
Местным колоритом
и курортной модой.
Солнечные яхты
машут парусами.
Взбалмошные чайки
спорят с небесами.
Лавочки резные
спрятались в тенечке.
Кроны у деревьев
балуют до ночки.
Своды ресторанов
манят разносольем.
Очень ароматно
южное застолье.
Ялта в эпицентре.
Доброго радушья
памятник бесценный.
Мы идем любуясь
с набережной морем,
Местным колоритом
и курортной модой.
Солнечные яхты
машут парусами.
Взбалмошные чайки
спорят с небесами.
Лавочки резные
спрятались в тенечке.
Кроны у деревьев
балуют до ночки.
Своды ресторанов
манят разносольем.
Очень ароматно
южное застолье.
Больные любопытством путешественники отправляются удивляться живописной природе Южного берега. Даже дамы, невзирая, что должны 250 верст ехать верхом и подвергаться необыкновенным для них беспокойствам и опасностям, предпринимают сей трудный путь — конечно, плачут, раскаиваются в продолжении оного, но по окончании с восторгом рассказывают о чудесах, ими виденных.
Перед рассветом я заснул, между тем корабль остановился в виду Юрзуфа. Проснувшись, увидел я картину пленительную : разноцветные горы сияли, плоские кровли хижин… издали казались ульями, прилепленными к горам, тополи, как зеленые колонны, стройно возвышались между ними, справа огромный Аю-Даг… И кругом это синее, чистое небо, и светлое море, и блеск, и воздух полуденный…
Часть Крыма между горами и морем представляет одну из прекраснейших местностей в мире. Небо так же чисто и климат так же мягок, как в Италии, но зелень красивее…
Моя ялтинская дача вышла очень удобной. Уютно, тепло и вид хороший. Сад будет необыкновенный. Сажал я сам, собственноручно
Вот к Ялтинскому молу
Подходит пароход,
Усталый и тяжелый,
Он к молу пристает.
Выходят пассажиры,
Окончен долгий путь,
Идут скорей на берег
Поспать и отдохнуть.
А солнце молодое,
Играет на песке,
И небо голубое,
И горы вдалеке.
Подходит пароход,
Усталый и тяжелый,
Он к молу пристает.
Выходят пассажиры,
Окончен долгий путь,
Идут скорей на берег
Поспать и отдохнуть.
А солнце молодое,
Играет на песке,
И небо голубое,
И горы вдалеке.
И лазают два брата
По скалам высоко,
Потом бегут обратно
На золотой песок.
И сняв штаны и куртки
Купаются они,
На берегу горячем
Они проводят дни.
Так, здравствуй, море Черное,
И черное, и черное,
Совсем-то ты не черное,
Не бурное, а синее,
И теплое, и ясное,
И ласковое к нам.
По скалам высоко,
Потом бегут обратно
На золотой песок.
И сняв штаны и куртки
Купаются они,
На берегу горячем
Они проводят дни.
Так, здравствуй, море Черное,
И черное, и черное,
Совсем-то ты не черное,
Не бурное, а синее,
И теплое, и ясное,
И ласковое к нам.
Магнит Огня на Ялтинской Земле позвал людей!
Чтоб воплотилась Мысль Духосветоидей!
О Здоровье думали, о воздухе и чистоте
Храм Светодействия сотворяли в Красоте!
Чтоб воплотилась Мысль Духосветоидей!
О Здоровье думали, о воздухе и чистоте
Храм Светодействия сотворяли в Красоте!
На две недели я — offline!
Вы меня, други, не ищите…
Уехала я в крымский рай!
Покинула любимый Питер!
Меня вам будет не найти!
Традициям не изменяя,
Я отключаюсь от сети…
От всех и вся я отдыхаю..
Вы меня, други, не ищите…
Уехала я в крымский рай!
Покинула любимый Питер!
Меня вам будет не найти!
Традициям не изменяя,
Я отключаюсь от сети…
От всех и вся я отдыхаю..
Закатный луч из-за горы мелькнул,
Пробил еловой хвои паутинку
И золотом рассыпался в траве.
Тугую цепь звонарь качнул,
Литой язык — словно пылинку,
И перезвон расплылся в синеве.
Пробил еловой хвои паутинку
И золотом рассыпался в траве.
Тугую цепь звонарь качнул,
Литой язык — словно пылинку,
И перезвон расплылся в синеве.
Летел по небу он зовя,
Звенел в горах и плыл над морем,
И хором вторили послушницы ему.
Пускай летит душа твоя
Над этим вековым покоем
Изведая лишь светлую судьбу.
Звенел в горах и плыл над морем,
И хором вторили послушницы ему.
Пускай летит душа твоя
Над этим вековым покоем
Изведая лишь светлую судьбу.
О Крым велик и не преступен!
Для отдыхающих доступен!
Приехал отдохнул у нас
Сыграй ты в квесты тот же час!
По всем местам и городам
Мы дарим море приключений Вам.
Для отдыхающих доступен!
Приехал отдохнул у нас
Сыграй ты в квесты тот же час!
По всем местам и городам
Мы дарим море приключений Вам.
Таврическая степь уныла, однотонна, лишена дали, бесколоритна… и в общем похожа на тундру… Судя по степи, по ее обитателям и по отсутствию того, что мило и пленительно в других степях, Крымский полуостров блестящей будущности не имеет и иметь не может.
Ялта — это помесь чего-то европейского, напоминающего виды Ниццы, с чем-то мещански-ярмарочным. Коробообразные гостиницы, в которых чахнут несчастные чахоточные… эти рожи бездельников-богачей с жаждой грошовых приключений, парфюмерный запах вместо запаха кедров и моря, жалкая, грязная пристань, грустные огни вдали на море, болтовня барышень и кавалеров, понаехавших сюда наслаждаться природой, в которой они ничего не понимают.
В Ялте много барышень и ни одной хорошенькой. Много пишущих, но ни одного талантливого человека. Много вина, но ни одной капли порядочного.
Ялта и хороша, Ялта и отвратительна, и эти свойства в ней постоянно перемешиваются. Сразу же надо зверски торговаться. Ялта — город-курорт: на приезжих… смотрят как на доходный улов.
Хуже чем купания в Ялте, ничего не может быть… Представьте себе развороченную крупнобулыжную московскую мостовую. Это пляж. Само собой понятно, что он покрыт обрывками газетной бумаги… и, понятное дело, нет вершка, куда можно было бы плюнуть, не попав в чужие брюки или голый живот.
На улицах ни души и никаких признаков жизни… Пошли искать людей, искать впечатлений, но ни людей в полном смысле этого слова, ни общественных мест в Ялте не было. Был только один черствый городской клуб, в котором были, на наш взгляд, какие-то уроды, но и туда нас не пустили как не членов клуба.
Этот живописный летом белый городок… зимой выглядел таким же банкротом, как и Ялта. Ханский дворец был заперт, а это — почти единственная достопримечательность, которой в то время промышлял Бахчисарай. Наперекор всему пошли искать красок этого легендарного уголка, но, обшарив город, ничего не нашли, кроме угнетающей тишины.
Не может быть, чтобы при мысли, что и вы в Севастополе, не проникло в душу вашу чувство какого-то мужества, гордости и, чтоб кровь не стала быстрее обращаться в ваших жилах…
В день отъезда Севастополь снова предстал передо мной величественным, простым, полным сознания своей доблести и красоты, предстал русским Акрополем — одним из лучших городов на нашей земле.
Сегодня у нас праздник, не ходили на работу. Почти целый день просидел над морем. Тихо, солнечно, воздух такой прозрачный, что Демерджи кажется вот-вот за плечами. Такие дни бывают только в Крыму и то осенью.
Не может быть, чтобы при мысли, что вы в Севастополе, не проникло в душу вашу чувство какого-то мужества, гордости и чтоб кровь не стала быстрее обращаться в ваших жилах!
Во всем Крыму нет другого горного пейзажа, который по красоте своей мог бы сравниться с массандровскими видами.
Да здравствует Балаклава с ее учреждениями — библиотекой, кофейней и почтовой конторой!
Уютно здесь, как в доме у друзей.
Цветы на клумбах ало-золотые,
Стоит под солнцем Гриновский музей.
Цветы на клумбах ало-золотые,
Стоит под солнцем Гриновский музей.
Я в Старый Крым приехала впервые.
Живет он под медовой тишиной.
Когда уйду, пускай с лугов России
Сюда летит привет горячий мой.
Живет он под медовой тишиной.
Когда уйду, пускай с лугов России
Сюда летит привет горячий мой.
Жёлтое солнце Крыма
Летом палит нещадно,
В море его закину
Золотом Ариадны!
Летом палит нещадно,
В море его закину
Золотом Ариадны!
Волны лазурной рябью
Пусть наберутся силы!
Море — ты снова рядом,
Море — ты так красиво!
Пусть наберутся силы!
Море — ты снова рядом,
Море — ты так красиво!
Солнце и море вместе —
Нет для меня дороже!
Был бы я счастлив, если
Вы так считали тоже!
Нет для меня дороже!
Был бы я счастлив, если
Вы так считали тоже!
Севастопольская осень —
Малахит и бирюза.
Севастопольская осень,
Золотистые глаза.
Струйки солнечного света,
Бухты синее стекло…
То ли осень, то ли лето —
Ясно, тихо и тепло.
Малахит и бирюза.
Севастопольская осень,
Золотистые глаза.
Струйки солнечного света,
Бухты синее стекло…
То ли осень, то ли лето —
Ясно, тихо и тепло.
На душе — светло и чисто.
Небо — в легком серебре.
И немного желтых листьев —
Всё же осень на дворе.
Севастопольская осень —
Чуть прохладный ветерок.
Севастопольская осень,
Винограда свежий сок.
Небо — в легком серебре.
И немного желтых листьев —
Всё же осень на дворе.
Севастопольская осень —
Чуть прохладный ветерок.
Севастопольская осень,
Винограда свежий сок.
Ялта, Евпатория, Алушта,
Кто из них прекраснейшая, спорят.
Крымский полуостров, как ракушка,
Нам на радость выброшен из моря.
Кто из них прекраснейшая, спорят.
Крымский полуостров, как ракушка,
Нам на радость выброшен из моря.
Здесь, в долинах солнечного рая,
Все прекрасны, и нелепа ссора.
Симферополь, как Парис, сжимает
Золотое яблоко раздора.
Все прекрасны, и нелепа ссора.
Симферополь, как Парис, сжимает
Золотое яблоко раздора.
Крым – территория России, —
На этом точка потому,
Что многие так безудержно
Перечат смыслу здравому…
Во всем не Путин виноват,
Который в Крым прислал солдат,
А кровопийца Яценюк,
Турчинов, лидеры бандюг.
Спонсировал «майдан» ведь «запад», —
Оттуда же явился снайпер.
Простых людей кто убивал
И зверским пыткам подвергал? —
Ты думаешь – все понимаешь,
Когда в политику вникаешь?!
Кто в украинских новостях
Навеивает ложью страх
И журналистам угрожает,
Правдивых с должностей снимает,
Внушая за оружие взяться
И на войну войскам собраться?
На этом точка потому,
Что многие так безудержно
Перечат смыслу здравому…
Во всем не Путин виноват,
Который в Крым прислал солдат,
А кровопийца Яценюк,
Турчинов, лидеры бандюг.
Спонсировал «майдан» ведь «запад», —
Оттуда же явился снайпер.
Простых людей кто убивал
И зверским пыткам подвергал? —
Ты думаешь – все понимаешь,
Когда в политику вникаешь?!
Кто в украинских новостях
Навеивает ложью страх
И журналистам угрожает,
Правдивых с должностей снимает,
Внушая за оружие взяться
И на войну войскам собраться?
Крым мы любим, наверно, не меньше!
И стихи очень любим о нём,
Но порою шутливые вещи,
Мы читаем, вновь пишем, поём…
Точно также нас манят просторы,
Точно также пьянят песнь цикад,
И чудесные крымские горы,
И сентябрьский ночной звездопад,
Суховеи и горные тропы,
Виноградники, солнце, вино…
О Тавриде прекрасные строки,
Все читаем взахлёб и давно!
И стихи очень любим о нём,
Но порою шутливые вещи,
Мы читаем, вновь пишем, поём…
Точно также нас манят просторы,
Точно также пьянят песнь цикад,
И чудесные крымские горы,
И сентябрьский ночной звездопад,
Суховеи и горные тропы,
Виноградники, солнце, вино…
О Тавриде прекрасные строки,
Все читаем взахлёб и давно!
Здесь море — дирижер, а резонатор — дали,
Концерт высоких волн здесь ясен наперед.
Концерт высоких волн здесь ясен наперед.
Море и скалы. Солнце и море.
Античным философам вторя,
Иду не спеша по разбитой дороге.
Обуты в сандалии босые ноги…
Античным философам вторя,
Иду не спеша по разбитой дороге.
Обуты в сандалии босые ноги…
Покоен утром Новый Свет.
Над морем медленный рассвет,
В амфитеатре скал и гор,
Ночной грозе наперекор,
Залив и лодки рыбаков,
И жены, ждущие улов…
Полчаши темной бирюзы…
А мне — минувшего призы,
В корнях раскидистой сосны
(Сбылись мечтательные сны!
Потоками размыты черепки:
Обломок кирпича и битые горшки,
И перламутр моллюска средь золы,
Барашков обгорелые мослы,
И донце килика, и рукоять…
Здесь время обратилось вспять.
Тонка эпох связующая нить —
Её дано нам сохранить,
Как очагов погасших дым
Вдоль троп, пересекавших Крым…
Над морем медленный рассвет,
В амфитеатре скал и гор,
Ночной грозе наперекор,
Залив и лодки рыбаков,
И жены, ждущие улов…
Полчаши темной бирюзы…
А мне — минувшего призы,
В корнях раскидистой сосны
(Сбылись мечтательные сны!
Потоками размыты черепки:
Обломок кирпича и битые горшки,
И перламутр моллюска средь золы,
Барашков обгорелые мослы,
И донце килика, и рукоять…
Здесь время обратилось вспять.
Тонка эпох связующая нить —
Её дано нам сохранить,
Как очагов погасших дым
Вдоль троп, пересекавших Крым…
Здесь — по обычаю древней Эллады —
Вино разбавляю водою прохладной.
Вечные волны, скользящие рядом,
Я провожаю невидящим взглядом.
Вино разбавляю водою прохладной.
Вечные волны, скользящие рядом,
Я провожаю невидящим взглядом.
Крымская ночь! Крымская ночь!
Праздник цветов и прибоя!
В черной воде — золотое руно,
Брошенное звездою.
Праздник цветов и прибоя!
В черной воде — золотое руно,
Брошенное звездою.
Крымская ночь! Крымская ночь!
Горы, листва, водопады.
Воздух из трав пьет сухое вино,
Звонко стрекочут цикады.
Горы, листва, водопады.
Воздух из трав пьет сухое вино,
Звонко стрекочут цикады.
Пляшет волна, весела и резва,
Словно в театре балета.
Крымская ночь — карнавал волшебства,
Песня соленого ветра.
Словно в театре балета.
Крымская ночь — карнавал волшебства,
Песня соленого ветра.
Сколько богатства мне сразу дано,
Сколько простора и воли!
Крымская ночь! Южная ночь!
Праздник травы и магнолий!
Сколько простора и воли!
Крымская ночь! Южная ночь!
Праздник травы и магнолий!
Над морем рассвет золотится
И красок меняет тона.
Всё искренним счастьем лучится
И нежно играет волна!
Чудесная розовость неба
Ласкает и душу и взор!
О если, да крылья бы мне бы! —
Впорхнула б в рассветный узор!
И птицей летала б над морем,
Впитала б его красоту,
И солнечным чудо-настоем
Лила бы на мир доброту!
Какое прекрасное действо
Узорить зарёй небосвод!
Кудесник рассвет чародейством
Приветствует солнца восход!
И красок меняет тона.
Всё искренним счастьем лучится
И нежно играет волна!
Чудесная розовость неба
Ласкает и душу и взор!
О если, да крылья бы мне бы! —
Впорхнула б в рассветный узор!
И птицей летала б над морем,
Впитала б его красоту,
И солнечным чудо-настоем
Лила бы на мир доброту!
Какое прекрасное действо
Узорить зарёй небосвод!
Кудесник рассвет чародейством
Приветствует солнца восход!
Солнечно и снежно в зимнем Партените!
Это город-нежность, только посмотрите…
Горы, солнце, море — летом и зимою
Встретимся мы вскоре там опять с тобою!
Это город-сказка, волшебство природы!
Звёзды, будто глазки, смотрят с небосвода!
И рассветы — чудо и закаты тоже!
Вечно помнить буду, нет его дороже!
Партенит-красавец, Партенит -кудесник
Вечно будут славить и в стихах и в песнях!
Это город-нежность, только посмотрите…
Горы, солнце, море — летом и зимою
Встретимся мы вскоре там опять с тобою!
Это город-сказка, волшебство природы!
Звёзды, будто глазки, смотрят с небосвода!
И рассветы — чудо и закаты тоже!
Вечно помнить буду, нет его дороже!
Партенит-красавец, Партенит -кудесник
Вечно будут славить и в стихах и в песнях!
Сухое левантинское лицо,
Упрятанное оспинками в бачки.
Когда он ищет сигарету в пачке,
На безымянном тусклое кольцо
Внезапно преломляет двести ватт,
И мой хрусталик вспышки не выносит:
Я щурюсь, и тогда он произносит,
Глотая дым при этом, » виноват».
Упрятанное оспинками в бачки.
Когда он ищет сигарету в пачке,
На безымянном тусклое кольцо
Внезапно преломляет двести ватт,
И мой хрусталик вспышки не выносит:
Я щурюсь, и тогда он произносит,
Глотая дым при этом, » виноват».
Январь в Крыму. На черноморский брег
Зима приходит как бы для забавы.
Не в состояние удержаться снег
На лезвиях и остриях агавы.
Пустуют ресторации. Дымят
Ихтиозавры грязные на рейде.
И прелых листьев слышен аромат.
«Налить вам этой мерзости?» » Налейте».
Зима приходит как бы для забавы.
Не в состояние удержаться снег
На лезвиях и остриях агавы.
Пустуют ресторации. Дымят
Ихтиозавры грязные на рейде.
И прелых листьев слышен аромат.
«Налить вам этой мерзости?» » Налейте».
Итак – улыбка, сумерки, графин.
Вдали буфетчик, стискивая руки,
Дает круги, как молодой дельфин
Вокруг хамсой наполнены фелюги.
Квадрат окна. В горшках – желтофиоль.
Снежинки, проносящиеся мимо…
Остановись мгновенье! Ты не столь
Прекрасно, сколь ты неповторимо.
Вдали буфетчик, стискивая руки,
Дает круги, как молодой дельфин
Вокруг хамсой наполнены фелюги.
Квадрат окна. В горшках – желтофиоль.
Снежинки, проносящиеся мимо…
Остановись мгновенье! Ты не столь
Прекрасно, сколь ты неповторимо.
Скользящие, в степи и в море
Дельфин, перекати трава…
Их вечно радует раздолье
Что дарят Крымские ветра.
Дельфин, перекати трава…
Их вечно радует раздолье
Что дарят Крымские ветра.
Конечно, это Путин виноват,
Что памятники воинам крушат…
И что у нас продажный суд и власть,
Что дня повестка в «Раде»: «Где украсть?»…
Конечно, это Путин виноват,
Что в День Победы есть у них парад,
И что олимпиада — высший класс,
И что у нас премьер сидел за газ…
Что памятники воинам крушат…
И что у нас продажный суд и власть,
Что дня повестка в «Раде»: «Где украсть?»…
Конечно, это Путин виноват,
Что в День Победы есть у них парад,
И что олимпиада — высший класс,
И что у нас премьер сидел за газ…
Референдум в Крыму — по аналогии с Косово, по заявлению вышеперечисленных, был нелегетимным, так как не имел многочисленных жертв, как в Косово… Я так понимаю, они максимально стараются, чтобы референдум в Донбассе всё-таки СТАЛ ЛЕГЕТИМНЫМ.
Обращение Киевского таксиста к пассажиру Россиянину:
— Ребята! Забрали Вы Крым! Ну заберите уже ВСЮ Украину!!!
— Ребята! Забрали Вы Крым! Ну заберите уже ВСЮ Украину!!!
Вновь подарен мне дремотой
Наш последний звёздный рай-
Город чистых водомётов,
Золотой Бахчисарай.
Там, за пёстрою оградой,
У задумчивой воды,
Вспоминали мы с отрадой
Царскосельские сады,
И орла Екатерины
Вдруг узнали – это тот!
Он слетел на дно долины
С пышных бронзовых ворот.
Чтобы песнь прощальной боли
Дольше в памяти жила,
Осень смуглая в подоле
Красных листьев принесла
И посыпала ступени,
Где прощалась я с тобой
И откуда в царство тени
Ты ушёл, утешный мой.
Наш последний звёздный рай-
Город чистых водомётов,
Золотой Бахчисарай.
Там, за пёстрою оградой,
У задумчивой воды,
Вспоминали мы с отрадой
Царскосельские сады,
И орла Екатерины
Вдруг узнали – это тот!
Он слетел на дно долины
С пышных бронзовых ворот.
Чтобы песнь прощальной боли
Дольше в памяти жила,
Осень смуглая в подоле
Красных листьев принесла
И посыпала ступени,
Где прощалась я с тобой
И откуда в царство тени
Ты ушёл, утешный мой.
Назло неистовым тревогам
ты, дикий и душистый край,
как роза, данная мне Богом,
во храме памяти сверкай.
ты, дикий и душистый край,
как роза, данная мне Богом,
во храме памяти сверкай.
О тиховейные долины,
полдневный трепет над травой
и холм — залет перепелиный…
О странный отблеск меловой
расщелин древних, где у края
цветут пионы, обагряя
чертополоха чешую,
и лиловеет орхидея…
О рощи буковые, где я
подслушал, Пан, свирель твою!
полдневный трепет над травой
и холм — залет перепелиный…
О странный отблеск меловой
расщелин древних, где у края
цветут пионы, обагряя
чертополоха чешую,
и лиловеет орхидея…
О рощи буковые, где я
подслушал, Пан, свирель твою!
Воображаю грань крутую
и прихотливую Яйлы
и там — таинственную тую,
а у подножия скалы —
сосновый лес… С вершины острой
так ясно виден берег пестрый —
хоть наклонись да подбери.
Там я не раз, весною дальней,
встречал, как счастье, луч начальный
и ветер сладостный зари…
Там, ночью звездной, я порою
о крыльях грезил… Вдалеке,
меж гулким морем и горою,
огни в знакомом городке,
как горсть алмазных ожерелий,
небрежно брошенных, горели
сквозь дымку зыбкую, и шум
далеких волн и шорох бора
мне посылали без разбора
за роем рой нестройных дум!
и прихотливую Яйлы
и там — таинственную тую,
а у подножия скалы —
сосновый лес… С вершины острой
так ясно виден берег пестрый —
хоть наклонись да подбери.
Там я не раз, весною дальней,
встречал, как счастье, луч начальный
и ветер сладостный зари…
Там, ночью звездной, я порою
о крыльях грезил… Вдалеке,
меж гулким морем и горою,
огни в знакомом городке,
как горсть алмазных ожерелий,
небрежно брошенных, горели
сквозь дымку зыбкую, и шум
далеких волн и шорох бора
мне посылали без разбора
за роем рой нестройных дум!
Любил я странствовать по Крыму…
Бахчисарая тополя
встают навстречу пилигриму,
слегка верхами шевеля. (…)
И посетил я по дороге
чертог увядший. Лунный луч
белел на каменном пороге.
В сенях воздушных капал ключ
очарованья, ключ, печали,
и сказки вечные журчали
в ночной прозрачной тишине,
и звезды сыпались над садом.
Бахчисарая тополя
встают навстречу пилигриму,
слегка верхами шевеля. (…)
И посетил я по дороге
чертог увядший. Лунный луч
белел на каменном пороге.
В сенях воздушных капал ключ
очарованья, ключ, печали,
и сказки вечные журчали
в ночной прозрачной тишине,
и звезды сыпались над садом.
О заколдованный, о дальний
воспоминаний уголок!
Внизу, над морем, цвет миндальный,
как нежно-розовый дымок,
и за поляною поляна,
и кедры мощные Ливана —
аллей пленительная мгла
(любовь любви моей туманной!),
и кипарис благоуханный,
и восковая мушмула…
воспоминаний уголок!
Внизу, над морем, цвет миндальный,
как нежно-розовый дымок,
и за поляною поляна,
и кедры мощные Ливана —
аллей пленительная мгла
(любовь любви моей туманной!),
и кипарис благоуханный,
и восковая мушмула…
Сторожевые кипарисы
благоуханной веют мглой,
и озарен Ай-Петри лысый
магометанскою луной.
И чья-то тень из-за ограды
упорно смотрит на меня,
и обезумели цикады,
в листве невидимо звеня.
И непонятных, пряных песен
грудь упоительно полна,
и полусумрак так чудесен,
и так загадочна луна!
А там — глаза Шехерезады
в мой звездный и звенящий сад
из-за белеющей ограды,
продолговатые, глядят.
благоуханной веют мглой,
и озарен Ай-Петри лысый
магометанскою луной.
И чья-то тень из-за ограды
упорно смотрит на меня,
и обезумели цикады,
в листве невидимо звеня.
И непонятных, пряных песен
грудь упоительно полна,
и полусумрак так чудесен,
и так загадочна луна!
А там — глаза Шехерезады
в мой звездный и звенящий сад
из-за белеющей ограды,
продолговатые, глядят.
Среди цветущих, огненных дерев
грустит береза на лугу,
как дева пленная в блистательном кругу
иноплеменных дев.
И только я дружу с березкой одинокой,
тоскую с ней весеннею порой:
она мне кажется сестрой
возлюбленной далекой.
грустит береза на лугу,
как дева пленная в блистательном кругу
иноплеменных дев.
И только я дружу с березкой одинокой,
тоскую с ней весеннею порой:
она мне кажется сестрой
возлюбленной далекой.
ТАРХАНКУТ — здесь правят скалы!
Здесь безумный дикий ветер
Хлестко бьет ногъайской плетью
По земле усталой…
Тень безродного манкурта*
Ветром по степи гонима…
Черным горько-пряным дымом
Курит юрта…
Будоража в море тину,
Отливая сизым глянцем,
В первобытном плотском танце,
Любятся дельфины…
С горизонтом ищет встречи
Конь, копытами целуя
Землю стылую сырую,
Не калеча…
Рвется вверх утес могучий,
Разрывая в клочья небо,
Злится:»Стать Эльбрусом — мне бы!
Выше! Круче!»
Духи злобные степные,
Словно в дикой лихорадке.
Здесь сошлись в жестокой схватке
Все стихии…
Здесь безумный дикий ветер
Хлестко бьет ногъайской плетью
По земле усталой…
Тень безродного манкурта*
Ветром по степи гонима…
Черным горько-пряным дымом
Курит юрта…
Будоража в море тину,
Отливая сизым глянцем,
В первобытном плотском танце,
Любятся дельфины…
С горизонтом ищет встречи
Конь, копытами целуя
Землю стылую сырую,
Не калеча…
Рвется вверх утес могучий,
Разрывая в клочья небо,
Злится:»Стать Эльбрусом — мне бы!
Выше! Круче!»
Духи злобные степные,
Словно в дикой лихорадке.
Здесь сошлись в жестокой схватке
Все стихии…
В Крыму, мужики неспешно бродят выпятив пузо, как зажравшиеся коты, как пьяные шмели не знающие уже, кого бы еще опылить. А ну наx, жарко сегодня, давай по пиву лучше, у меня такие твердые, вонючие бычки есть на нитке…
Когда я буду, умирая, Вцепляться пальцами в постель, Верни меня в предгорье рая, Скажи мне тихо: Коктебель. Я слабым слухом, мертвым взором Всей горестью, любовью всей Узнаю берег, на котором Бродил усталый Одиссей. Великой Мстительницы милость Он верным сердцем призывал, И дева светлая спустилась На голубые глыбы скал. Она отплыть ему велела, Враждебный ветер укротив, И парус он направил смело В послушно голубой залив. Она ж стояла здесь, блистая Смерчем бессмертной красоты. Кустов испуганная стая Металась у ее пяты, Змеенышем обвивши чресла, Подъяв копье, щитом звеня, Вдруг белым облаком исчезла… Ты помнишь, Коктебель, меня… О самом раннем знают скалы, О бурных судоргах земли, Когда огромные кораллы В нее невидимо вросли, Неукротимы, непрестанны — Шел, верно, родовой раздор,- В нее врубались ураганы И там остались до сих пор. Она собой отобразила Как бы побоище богов, Ее таинственная сила Похожа на беззвучный зов, На черновик забытый… это Недаром кажется таким: Сюда бог музыки и света Огнем вписал внезапный гимн. Как верный друг, мой спутник верный, Как прежде нежно (помнишь как?), Чтоб вытравились ветром скверны, Внеси меня на Карадаг.
Изъеденный стихией камень –
как ломти дынь.
В какую Лету скоро канет
венец твердынь?
как ломти дынь.
В какую Лету скоро канет
венец твердынь?
Лишь тот поглядит на тебя безучастно,
Чье сердце, рожденное к чувствам напрасно,
Не ведает власти тех сладостных нег,
Что может найти в красоте человек;
Кто, силы не зная благих наслаждений
И душу лишая живых ощущений,
В лесу замечает лишь ветхие пни,
В обширной пустыне — лишь скуку пути,
В утесах и скалах — природную скудность,
В приморском песке — лишь дорожную трудность.
О Крым! Кто без грусти оставит твой брег,
В том чувства молчаньем объяты вовек!
Чье сердце, рожденное к чувствам напрасно,
Не ведает власти тех сладостных нег,
Что может найти в красоте человек;
Кто, силы не зная благих наслаждений
И душу лишая живых ощущений,
В лесу замечает лишь ветхие пни,
В обширной пустыне — лишь скуку пути,
В утесах и скалах — природную скудность,
В приморском песке — лишь дорожную трудность.
О Крым! Кто без грусти оставит твой брег,
В том чувства молчаньем объяты вовек!
От Храма Солнца до Ильяса,
Где над расщелины витком,
Торс облаками опоясав,
Незримый жрец пьёт молоко
Ночного неба…
Где над расщелины витком,
Торс облаками опоясав,
Незримый жрец пьёт молоко
Ночного неба…
И с рассветом
Прозрачность обретает звук:
Листвы монисты, кастаньеты
Ветвей замшелых, всплески рук,
Перебирающих богатство
Узоров осени цветной…
Шагами мерится пространство
Между вершиной и волной,
И звук метущегося моря,
Где скал незлобивый оскал,
И чайки на ветру в фаворе,
И древний миф, что отыскал
Не в книге под обложкой с глянцем,
А в ощущении пути
От Храма Солнца до Ильяса
И от Святилищ до Светил…
Прозрачность обретает звук:
Листвы монисты, кастаньеты
Ветвей замшелых, всплески рук,
Перебирающих богатство
Узоров осени цветной…
Шагами мерится пространство
Между вершиной и волной,
И звук метущегося моря,
Где скал незлобивый оскал,
И чайки на ветру в фаворе,
И древний миф, что отыскал
Не в книге под обложкой с глянцем,
А в ощущении пути
От Храма Солнца до Ильяса
И от Святилищ до Светил…
Гора Ильяс-Кая является одним из замечательных мест горной гряды Южного берега Крыма, которая своими обрывами прикрыла от северных ветров самую южную точку Крыма – мыс Сарыч. Название горы в переводе с крымско-татарского языка означает гора Ильи. Названа она так в честь пророка Ильи Фесвитянина, именем которого был назван греческий мужской монастырский храм, который находился здесь в X–XV в.в.
…Где подступает к морю сад,
Я знаю грот уединённый;
Там шепчет дремлющий каскад,
Там пруд недвижим полусонный.
Там дышат лавры и миндаль
При набежавшем тихом ветре,
А сзади, закрывая даль,
Уходит в небо пик Ай-Петри…
Ночная мгла в долину опустилась,
И всё вокруг затихло. как во сне,
Лишь яркая луна по склону всё катилась,
Чуть задевая звёзды в вышине.
И всё вокруг затихло. как во сне,
Лишь яркая луна по склону всё катилась,
Чуть задевая звёзды в вышине.
А там вдали морская гладь лежала,
И неустанно, гулко так вздыхала,
А я всё гриновское чудо ожидала
В рассветной синей дымке, среди скал.
И неустанно, гулко так вздыхала,
А я всё гриновское чудо ожидала
В рассветной синей дымке, среди скал.
Сквозь облак тяжелые свитки,
Сквозь ливней косые столбы
Лучей золотистые слитки
На горные падают лбы.
Пройди по лесистым предгорьям,
По бледным полынным лугам
К широким моим плоскогорьям,
К гудящим волной берегам,
Где в дикой и пенной порфире,
Ложась на песок голубой,
Все шире, все шире, все шире
Развертывается прибой.
Сквозь ливней косые столбы
Лучей золотистые слитки
На горные падают лбы.
Пройди по лесистым предгорьям,
По бледным полынным лугам
К широким моим плоскогорьям,
К гудящим волной берегам,
Где в дикой и пенной порфире,
Ложась на песок голубой,
Все шире, все шире, все шире
Развертывается прибой.
Смеется, и плещет, и возится море,
И пенит крутую лазурь на бегу.
Как дышит оно и привольно и смело,
Какой на закате горит синевой!
Бросай же скорей загорелое тело
В упругую влагу, в слепительный зной!
И пенит крутую лазурь на бегу.
Как дышит оно и привольно и смело,
Какой на закате горит синевой!
Бросай же скорей загорелое тело
В упругую влагу, в слепительный зной!
С тех пор, как отроком у молчаливых
Торжественно-пустынных берегов
Очнулся я — душа моя разъялась,
И мысль росла, лепилась и ваялась
По складкам гор, по выгибам холмов.
Огнь древних недр и дождевая влага
Двойным резцом ваяли облик твой —
И сих холмов однообразный строй,
И напряженный пафос Карадага.
Сосредоточенность и теснота
Зубчатых скал, а рядом широта
Степных равнин и мреющие дали
Стиху — разбег, а мысли — меру дали.
Моей мечтой с тех пор напоены
Предгорий героические сны
И Коктебеля каменная грива;
Его полынь хмельна моей тоской,
Мой стих поет в волнах его прилива,
И на скале, замкнувшей зыбь залива,
Судьбой и ветрами изваян профиль мой.
Торжественно-пустынных берегов
Очнулся я — душа моя разъялась,
И мысль росла, лепилась и ваялась
По складкам гор, по выгибам холмов.
Огнь древних недр и дождевая влага
Двойным резцом ваяли облик твой —
И сих холмов однообразный строй,
И напряженный пафос Карадага.
Сосредоточенность и теснота
Зубчатых скал, а рядом широта
Степных равнин и мреющие дали
Стиху — разбег, а мысли — меру дали.
Моей мечтой с тех пор напоены
Предгорий героические сны
И Коктебеля каменная грива;
Его полынь хмельна моей тоской,
Мой стих поет в волнах его прилива,
И на скале, замкнувшей зыбь залива,
Судьбой и ветрами изваян профиль мой.
Волны! Чудо-волны хрустальные!
Шёпот волн, перекаты камней…
Есть ли что на земле музыкальнее,
Удивительней звуков морей?
Шёпот волн, перекаты камней…
Есть ли что на земле музыкальнее,
Удивительней звуков морей?
Я люблю эти всполохи дальние,
Блеск луны и сиянье огней.
Я люблю эти блики зеркальные,
Чуть мерцающий свет кораблей…
Блеск луны и сиянье огней.
Я люблю эти блики зеркальные,
Чуть мерцающий свет кораблей…
В этом городе — много лестниц,
Что застыли, тайны храня,
Из нездешнего мира вестниц,
За собой влекущих меня.
Что застыли, тайны храня,
Из нездешнего мира вестниц,
За собой влекущих меня.
Алый дождь над золотыми кораблями
Отражается в расцвеченной воде.
Грациозное танцующее пламя
Над домами и над бухтами — везде.
Отражается в расцвеченной воде.
Грациозное танцующее пламя
Над домами и над бухтами — везде.
Словно чайки в предвкушении полета,
Машут крыльями на мачтах паруса.
Нынче — праздник, нынче — День морского флота.
Блещет огненная буря в небесах!
Пальцы стисну — аж хрустнут фаланги…
Мой курносый седеющий ангел,
мы с тобой еще будем в Крыму.
Мой курносый седеющий ангел,
мы с тобой еще будем в Крыму.
Где бы век ни пришлось куковать,
сколько б жизнь ни расставила вешек, —
как соленый миндальный орешек,
нам с тобой еще Крым смаковать.
сколько б жизнь ни расставила вешек, —
как соленый миндальный орешек,
нам с тобой еще Крым смаковать.
Ни айву не хочу. ни хурму, —
лишь бы море под солнцем искрило,
лищь бы знать, уезжая из Крыма:
мы с тобой еще будем в Крыму!
лишь бы море под солнцем искрило,
лищь бы знать, уезжая из Крыма:
мы с тобой еще будем в Крыму!
Жопис, Допис и Мудопис
На рассвете поднимались.
Жопис, Допис и Мудопис
Шли в столовую на завтрак.
Жопис, Допис и Мудопис
Выпивали чашку кофе,
Жопис, Допис и Мудопис
Говорили о Европе,
Говорили о России,
Говорили о погоде,
О пришествии Мессии,
О несвежем бутерброде.
Говорили. Пили кофе.
Шли на пляж купаться в море
Жопис, Допис и Мудопис
Из Писдома в полном сборе.
На рассвете поднимались.
Жопис, Допис и Мудопис
Шли в столовую на завтрак.
Жопис, Допис и Мудопис
Выпивали чашку кофе,
Жопис, Допис и Мудопис
Говорили о Европе,
Говорили о России,
Говорили о погоде,
О пришествии Мессии,
О несвежем бутерброде.
Говорили. Пили кофе.
Шли на пляж купаться в море
Жопис, Допис и Мудопис
Из Писдома в полном сборе.
А к обеду возвращались,
Снова пили чай и кофе.
Жопис, Допис и Мудопис
Говорили о Европе
Говорили о России,
Говорили о погоде,
О пришествии Мессии,
О несвежем бутерброде.
Говорили. Пили кофе.
Шли опять купаться в море
Жопис, Допис и Мудопис
Из Писдома в полном сборе.
Снова пили чай и кофе.
Жопис, Допис и Мудопис
Говорили о Европе
Говорили о России,
Говорили о погоде,
О пришествии Мессии,
О несвежем бутерброде.
Говорили. Пили кофе.
Шли опять купаться в море
Жопис, Допис и Мудопис
Из Писдома в полном сборе.
Мне жаль оставлять твой излучистый брег,
Красу горизонтов, ласкающих взоры,
Лесов твоих сумрак и тени их бег
По белым усадьбам, венчающим горы;
И пенное море, где рокот воды
Сливается с песней ветров беспрерывной;
И землю, в которой остались следы
Искусства Италии, Греции дивной!
Красу горизонтов, ласкающих взоры,
Лесов твоих сумрак и тени их бег
По белым усадьбам, венчающим горы;
И пенное море, где рокот воды
Сливается с песней ветров беспрерывной;
И землю, в которой остались следы
Искусства Италии, Греции дивной!
Мне жаль оставлять поселенья татар,
Твои кипарисы, потоков стремнины,
Утесы, что волн беспокоит удар,
Лугов ароматы и тени долины!
И тропы крутые в скалистых горах,
Для храбрых пловцов дорогие заливы,
И климат твой нежный, и зелень в полях,
Твои монументы, миндальные нивы.
Твои кипарисы, потоков стремнины,
Утесы, что волн беспокоит удар,
Лугов ароматы и тени долины!
И тропы крутые в скалистых горах,
Для храбрых пловцов дорогие заливы,
И климат твой нежный, и зелень в полях,
Твои монументы, миндальные нивы.
Люблю, когда к вечеру клонится день
И в крымских равнинах неясная тень;
И мгла измеряет пространства земные,
Готовясь принять их в объятья ночные!
Мне нравится вид этих скрытых атак —
На море и землю стремящийся мрак;
И света снопы, что рисуют узоры
И искрами полнят морские просторы,
И чертят злаченым орнаментом лес,
Рождают оттенки в лазури небес,
Скользят по отрогам гористого края,
Прощальным сияньем блистать заставляя
Высокие звонницы и купола,
Которых касаются крылья орла;
Каскады и долгое в небе горенье
Златых облаков в дерзновенном пареньи!
И в крымских равнинах неясная тень;
И мгла измеряет пространства земные,
Готовясь принять их в объятья ночные!
Мне нравится вид этих скрытых атак —
На море и землю стремящийся мрак;
И света снопы, что рисуют узоры
И искрами полнят морские просторы,
И чертят злаченым орнаментом лес,
Рождают оттенки в лазури небес,
Скользят по отрогам гористого края,
Прощальным сияньем блистать заставляя
Высокие звонницы и купола,
Которых касаются крылья орла;
Каскады и долгое в небе горенье
Златых облаков в дерзновенном пареньи!
Люблю этот звук поэтичных имен:
В них Азии память и грозных времен,
Прославлена ими Тавриды твердыня,
Скорбит Понт Эвксинский о них и поныне!
Но времени ток сквозь превратности лет
Доносит к нам славу любимцев побед;
Величье спасло имена от забвенья,
Века не сгубили их силой теченья!
В них Азии память и грозных времен,
Прославлена ими Тавриды твердыня,
Скорбит Понт Эвксинский о них и поныне!
Но времени ток сквозь превратности лет
Доносит к нам славу любимцев побед;
Величье спасло имена от забвенья,
Века не сгубили их силой теченья!
Сколь многих народов ступала нога
Сюда, на цветущей земли берега,
И плыли сюда кораблей вереницы,
Но что же осталось? Увы, лишь гробницы!
Взгляни на Мангуп! Град, дышавший войной,
Восстав к небесам горделивой главой,
Служил среди бури звездой путеводной,
А ныне почил на скале он бесплодной.
Почил… И ветрами разносится прах
С его монументов, чья слава в веках;
Места, вожделенные прежде врагами,
Сейчас навещают орлы с пастухами!
Царит это плато в короне руин
Над морем, и всюду шиповник один;
Здесь ужас наводят упавшие плиты,
Что чахлым кустарником ныне увиты:
Злой гунн, караимы и орды хазар,
Полки генуэзцев и толпы татар,
Сменяя друг друга, чинили расправы,
Свои божества приносили и нравы —
Лежат теперь рядом. На камнях могил
Их древние знаки резец сохранил!
Сюда, на цветущей земли берега,
И плыли сюда кораблей вереницы,
Но что же осталось? Увы, лишь гробницы!
Взгляни на Мангуп! Град, дышавший войной,
Восстав к небесам горделивой главой,
Служил среди бури звездой путеводной,
А ныне почил на скале он бесплодной.
Почил… И ветрами разносится прах
С его монументов, чья слава в веках;
Места, вожделенные прежде врагами,
Сейчас навещают орлы с пастухами!
Царит это плато в короне руин
Над морем, и всюду шиповник один;
Здесь ужас наводят упавшие плиты,
Что чахлым кустарником ныне увиты:
Злой гунн, караимы и орды хазар,
Полки генуэзцев и толпы татар,
Сменяя друг друга, чинили расправы,
Свои божества приносили и нравы —
Лежат теперь рядом. На камнях могил
Их древние знаки резец сохранил!
Гробницы, родник, цвет сирени душистой,
Где смерть обитает в юдоли скалистой,
Тропинки крутые, разрушенный храм,
Стада, что кочуют по здешним холмам —
Вот все, что осталось в пустыне забвенья,
Где прежних народов кипели боренья!
Когда с сокрушенной, унылой душой
В долину спускаешься вновь, пред тобой
Стоят минаретов воздушные шпили,
А их Каролеза леса обступили!
Взор ищет сквозь зелень киоски, сады —
Деревни счастливой и близкой следы;
Фонтан мавританский, где, вечер встречая,
Крестьянские девы сидят, отдыхая;
С арабскими трубками группы татар,
Лениво курящих под звуки гитар;
Дворец: три красавицы, в нем обитая,
Слывут украшеньем волшебного края!
Когда-нибудь снова увижу я вас!
Где смерть обитает в юдоли скалистой,
Тропинки крутые, разрушенный храм,
Стада, что кочуют по здешним холмам —
Вот все, что осталось в пустыне забвенья,
Где прежних народов кипели боренья!
Когда с сокрушенной, унылой душой
В долину спускаешься вновь, пред тобой
Стоят минаретов воздушные шпили,
А их Каролеза леса обступили!
Взор ищет сквозь зелень киоски, сады —
Деревни счастливой и близкой следы;
Фонтан мавританский, где, вечер встречая,
Крестьянские девы сидят, отдыхая;
С арабскими трубками группы татар,
Лениво курящих под звуки гитар;
Дворец: три красавицы, в нем обитая,
Слывут украшеньем волшебного края!
Когда-нибудь снова увижу я вас!
О Бахчи-Сарай, ты, таинственный град,
Волнующий душу, чарующий взгляд,
Где мыслишь об Азии чудной, калифах,
О страстной любви, поэтических мифах,
Ответь: где надменные ханы твои,
Для коих и созданы эти ручьи,
Сады и фонтаны, и залы златые.
Волнующий душу, чарующий взгляд,
Где мыслишь об Азии чудной, калифах,
О страстной любви, поэтических мифах,
Ответь: где надменные ханы твои,
Для коих и созданы эти ручьи,
Сады и фонтаны, и залы златые.
Многие сетуют на то, что Крым небогат, что отдых здесь некомфортен, — любители гламура пусть ездят в Ниццу, а понтярщики попроще выбирают Турцию. Мне почему-то и прославленный Капри показался только бледной тенью Артека: Лазурный грот? — так у нас есть Пушкинский, у вас в Лазурном всё синее, а у нас там всё зелёное. Может, всё дело в том, какое впечатление оказалось первым, — а я увидел Крым очень рано, в семь лет; но то была Евпатория, место не самое типичное, а Ялта была позже, в двенадцать, а в Артек я попал уже только журналистом, после армии. Вроде бы после двадцати лет ежегодных — а то и по три раза в году — поездок на Южный берег пора избавиться от подростковой восторженности, — но я всякий раз с чувством острейшего счастья пересекаю Ангарский перевал, зная, что сейчас будет море. И запах, конечно, — так не пахнет больше нигде: тёплая хвоя, сухая глина, морская соль, растворённая в воздухе, ощутимая даже в Симферополе. Впрочем, хорошо и крымское небо, бледное от жары, небо, с которого море выпило всю синь, — море в Крыму главное, оно лучше всего, и тут воскресает какой-то древнейший инстинкт, которому нет объяснения. Рядом с морем все наши проблемы ничтожны, а сами мы — почему-то нет.
Родное пространство чудес и приключений, Одиссеева мечта, и Крым — дивное сочетание уюта и открытости: вот она, бескрайность, — рядом, но мы-то пока на берегу и любуемся всеми этими чудесами издали. Чтобы острее чувствовать уют, нужно соседство бездны, и вот оно — но Крым, благодаря обилию бухт, именно уютен: стихия здесь — ручная, штормы нечасты даже зимой. И ещё то, о чём говорил Бунин: «огуречная свежесть» воды, которой не почувствуешь больше нигде. Это — не говоря уж об августовском свечении, о мириадах голубых лампочек, светящихся в ночной воде. И даже зимой эти зелёные валы кажутся родными и ручными — может быть, потому, что их одомашнил для нас Волошин, хранитель Крыма, толстый ангел русской поэзии.
Словом, когда человек в Москве начинает лезть на стену, значит, он доспел, и ему, кто бы он ни был — бухгалтер ли, журналист или рабочий, — ему надо ехать в Крым.
Ночь разворачивается над Ялтой яркая. Ноги ноют от усталости, но спать не хочется. Хочется смотреть на высокий зеленый огонь над волнорезом и на громадную багровую луну, выходящую из моря. От нее через Черное море к набережной протягивается изломанный широкий золотой столб.
Словом, когда человек в Москве начинает лезть на стену, значит, он доспел, и ему, кто бы он ни был — бухгалтер ли, журналист или рабочий, — ему надо ехать в Крым.
Нигде и никогда таким воздухом, как в Ялте, не дышал. Не может не поправиться человек на таком воздухе. Он сладкий, холодный, пахнет цветами, если глубже вздохнуть — ощущаешь, как он входит струей. Нет лучше воздуха, чем в Ялте!
Ялта и хороша, Ялта и отвратительна, и эти свойства в ней постоянно перемешиваются. Сразу же надо зверски торговаться. Ялта — город-курорт: на приезжих, т.е., я хочу сказать, прибывающих одиночным порядком, смотрят как на доходный улов.
Прежде всего о них. Коктебель наполнен людьми, болеющими «каменною болезнью»
Словом, когда человек в Москве начинает лезть на стену, значит, он доспел, и ему, кто бы он ни был — бухгалтер ли, журналист или рабочий, — ему надо ехать в Крым.
Я разъясняю Коктебель: ветер в нем дует не в мае или августе, как мне говорили, а дует он круглый год ежедневно, не бывает без ветра ничего, даже в жару. И ветер раздражает неврастеников.
Нигде и никогда таким воздухом, как в Ялте, не дышал. Не может не поправиться человек на таком воздухе. Он сладкий, холодный, пахнет цветами, если глубже вздохнуть — ощущаешь, как он входит струей. Нет лучше воздуха, чем в Ялте!
Наутро Ялта встала, умытая дождем. На набережной суета больше, чем на Тверской: магазинчики налеплены один рядом с другим, все это настежь, все громоздится и кричит, завалено татарскими тюбетейками, персиками и черешнями, мундштуками и сетчатым бельем, футбольными мячами и винными бутылками, духами и подтяжками, пирожными. Торгуют греки, татары, русские, евреи.
Солнце порою жжет дико, ходит на берег волна с белыми венцами, и тело отходит, голова немного пьянеет после душных ущелий Москвы.
