Цитаты из сериала Метод (100 цитат)

Все животные — стайные. У одиночек — стая внутри.

Вы говорите: «всю мою сознательную жизнь». Но это неправда. Говорите лучше — всю мою бессознательную жизнь.

Все мы немножко монстры и немножко люди.

Свои шишки набивать надо. Чужие не болят.

Обманутая верность ищет одного. Разрушения.

Я обещала тебе держать тебя за руку. Вот я и держу.
Ты чувствуешь? Я тебя люблю…

Если идешь по следам убийцы — ты уже отстал.

Твой дом — твоя крепость. А зачем тебе крепость? Кто на тебя нападает?

— По какому принципу он выбирает жертву?
— По принципу забора. Выбирает самый высокий и…
— То есть?
— Люди строят забор, думают, что он их защитит. Чем выше забор, тем больше безопасности находится. Дурачки, не понимают, что сами же ему и помогают. Настроят вокруг себя черт знает что.
— Все равно. Ружьем громкое, он рискует.
— Ты что, серьезно так думаешь? Люди из своих нор выползут и спросят : «Нельзя ли потише убивать, а то ваши крики мешают нам телевизор смотреть?».

Думаешь, я монстр? Такой же человек, как ты. Просто осмелился.

Прошлое лучше не помнить. Будущее лучше не знать.

Предательство — это нормальная человеческая черта. Надо же как-то уравновешивать силу воли и трудолюбие.

Урок первый: Всегда ожидай нападения. Второй: Не жди, когда к тебе повернутся. Бей в спину, это ж преимущество. Третий: Ни когда не нападай без оружия. Я против пистолетов. Он тебе не союзник, а враг. Ты о нем заботишься, а не он о тебе. Используй все, что под рукой.

«Синдром Крота» — это опасность потери двойным агентом системы четких ориентиров. Основан на парадоксе: чтобы эффективно работать под прикрытием, нужно принять ценности врага. Опасность заключается в том, что они могут выместить собственные ценности агента, поэтому нужно уметь остановиться на грани.

Спрашивала, как жертвой не стать? В стае держаться надо.

По жизни счастливы «страусы». Те, кто просто живут: ждут отпуска, смотрят «Поле чудес» с Якубовичем…

— Неужели нас завтра ждёт новая жизнь… Интересно, какой она будет?! — Полной. А вот чего… хрен его знает.

Ты знаешь, я людей не очень люблю, и они отвечают мне взаимностью. Мне тебя более чем достаточно.

Не жди, когда к тебе повернутся. Бей в спину, это же преимущество.

На двери пишут: «Осторожно! Злая собака». Но собаки не бывают добрыми или злыми. У животных нет морали. Они поступают так, как велит им хозяин. Правильней писать: «Осторожно! Злой хозяин». Понимаете, о чём я?

— Почему они не бежали? У него ружье. Два раза стреляет, надо перезаряжать. Стреляет, перезаряжает. А они сидели. Почему? — Потому что люди по своей натуре оптимисты, ты не в курсе? Всегда надеются на что-то лучшее. Сказал, «кто побежит — умрёт» — вот они и сидят спокойно. Надеются. Побежишь, — умрёшь точно. Будешь сидеть, — может и пронесет. Договоришься, вымолишь. Менты приедут, спасут.

Вот вы, учителя, нас учили и обманывали в детстве. Что нам говорили: «Учись отлично, все будет хорошо, в первых рядах будешь, да?» — Ну и кто теперь в первых рядах? Двоечники. Везде. Цивилизация двоечников.

Нарушителей правил сначала называют преступниками. Потом — психами. И, наконец, пророками.

Убийство — как роды. Я — отец и мать. Я открываю людям дверь в другой мир. Дарю новую жизнь.

— Странная традиция.
— Дни Рождения?
— Мг. Отмечаешь вешки… На пути к чему? Все равно что столбы считать и радоваться, когда поезд мимо них в пропасть летит.
— Ты как всегда полон жизнелюбия. Я так понимаю, что это поздравление. Спасибо.

День дает человеку пищу, ночь — голод.

Месть сделала ночи длиннее, а ножи — короче.

У самой границы — дорога всегда становится шире.

По ночам деревья спрашивают друг друга: как они живут без корней?

— Все закончилось..
— Ничто никогда не заканчивается… У меня одна просьба. Обещай что выполнишь.
— Обещаю.
— Когда начнется, никаких врачей, никаких скорых. Просто держи меня за руку..

— У него есть сын, работа. Зачем он начал убивать?
— Сострадание рождает монстров.

— Вот вы… серийниками занимаетесь. Может, скажите мне, зачем они это делают?
— Ну, мотивы разные бывают.
— Два мотива всего: власть и похоть. Остальные сводятся к этим двум.

— Ты душ освободил?
— Да, я освободитель душа.

— Знаете, как называют чудо?
— Как?
— Ошибка Бога.

Если проиграл бой демонам, прежде чем умереть, помоги — нам.

Тебе конец. Мы уже здесь. Все узнают. У тебя жена. Дети. Что будет с ними? Каждую секунду – можем тебя взять. Посмотри. Те двое. Это мы.

Мы защищаем людей от нелюдей.

Все мы немножко монстры и немножко люди.

— Ну что, иди. — Куда? — Туда. — Одна? — Ну иди посмотри, что делают. — Я?.. — Мне что-то двух глухих на сегодня многовато… — Но я без оружия. — Я метод взял.

Обманутая верность ищет одного. Разрушения.

Месть сделала ночи длиннее, а ножи — короче.

— Вот вы… серийниками занимаетесь. Может, скажите мне, зачем они это делают? — Ну, мотивы разные бывают. — Два мотива всего: власть и похоть. Остальные сводятся к этим двум.

Кто говорит мне, что любую истину надо проверять огнём?

Много плюсов у водки. Минус один — прошлого нет… Хотя это тоже в каком-то смысле плюс.

Искупление у меня одно — кровью. Здесь и сейчас.

Прошлое лучше не помнить. Будущее лучше не знать.

— Это ты.
— Что?
— Я наблюдаю его уже 23 года, никогда не видел таким спокойным. Ты сделала его другим.
— Слабым?
— Ну, в некоторой степени — да.
— Он никогда не допускал для себя возможность нормальной жизни. Он всегда жил на грани. Мобилизовал свою психику. Все остальные резервы организма. И тут появляешься ты. У тебя никогда не было так, что ты соберешься, настроишься на какое-то важное дело, и всё идет очень хорошо, но стоит расслабиться, и ты тут же падаешь от какой-нибудь пустяшной простуды?
— Да, бывало.

Убей его, я куплю тебе кактус!

Ты знаешь, я людей не очень люблю, и они отвечают мне взаимностью. Мне тебя более чем достаточно.

Чем всю жизнь таскать ребёнка на спине через реку, лучше один раз научить его плавать.

Ни один ребёнок ещё не погиб от объятия матери.

— Если хоть волос с её головы упадёт, пожалеешь, что на свет родился.

– Не богато живешь
– На кактусы все ушло…

— Эпиляция, макияж, укладка, маникюр. Она готовилась, только к чему?
— Рекламное агенство «Redlake», телешоу «Рождение Звезды», «пропуск на студию», «пропуск на студию ».
— Актриса, модель. Только здесь она что делала?
— Что людей делает жертвами? Надежда.

Так тебе идёт, когда ты молчишь…

— Врач с характером.
— Это как?
— Сострадания нет. Удалено ещё в детстве. С гландами.

— Спрашивал, в чём твой метод.
— Ну.
— Я ответила, что бухаешь за счёт конторы, а потом маньяков мочишь.
— Чем не метод?

— Знаешь, Чикатило когда вернулся в Новочеркасскую тюрьму с экспертизы по вменяемости, меня тогда туда к нему отправили. Любил со мной болтать. Я спрашиваю его: «Романыч, чё с тобой? Ты прям сам не свой, лица нет на тебе. Чё случилось-то?», а он мне говорит: «Представляешь, в баню нас водили в Москве. Там один орёл крылья распустил, ходит по бане и говорит: «Я пятерых убил!» А Романыч мне говорит: «Я сижу в сторонке и думаю: знал бы ты, родной, сколько я положил. Знал бы ты вообще, кто я…» А я у него спрашиваю: «Так кто ты, Романыч? Кто ты?» А он заревел, так ничего и не сказал мне.

Мы защищаем людей от нелюдей.

Школа как цирк. Раз пришёл — всю жизнь под куполом.

Предательство — это нормальная человеческая черта. Надо же как-то уравновешивать силу воли и трудолюбие.

— Чтоб границу охранять, надо знать, где граница.
— Теперь знаю: нет её. Выдумали.

— Я ж говорил, Меглин, хочу людям правду показать. Три прививки — три серии… девять… сорок… триста шестьдесят пять… Помяну человечество. Я до вас докричусь. Заставлю слушать.
— Я тебе не дам больше убивать.
— Я же раньше вас приехал, там на втором этаже, все пятнадцать. Так что, целых сорок душ. Сорок. Закончил серию. Отдохну, здоровье поправлю, подожду, пока ты сдохнешь, ты же единственный, кто меня убить может. А потом третья серия.
— Нет… Все закончилось.

— Ну что, иди.
— Куда?
— Туда.
— Одна?
— Ну иди посмотри, что делают.
— Я?..
— Мне что-то двух глухих на сегодня многовато…
— Но я без оружия.
— Я метод взял.

Если ты врёшь мне здесь, ты врёшь мне везде, и я тебя не знаю совсем.

Ошибка думать, что маньяки где-то там, вон они! Маньяки — это мы. Все.

Не умеют хранить мертвых, не спасут живых.

Что у трезвого на уме, то у пьяного в багажнике.

Ну, если есть деньги, можно всё. Закон, он ведь для бедных.

— А вы у неё учились?
— Все мы друг у друга чем-то учимся.
— Но вас нет на фотографии среди выпускников.
— Потому что она — мой выпускник.

Я говорю правду тем, кому ты врёшь.

— А чё ты смеёшься, братан, это жизнь. Люди женятся — ****тся, а нам, бля, не во что обутся, нах…
— Согласен.

— А можно спросить? Как вы вычислили того, который… мою подругу убил?
— Очки…
— Что «очки»?
— Очки у него дорогие, а лицо нет.
— Аа… значит дедукция?!
— Все вокруг кричали, страшно было. А он молча смотрел, глаз оторвать не мог. Не страшно ему было — приятно.
— И психоанализ?

Тебе конец. Мы уже здесь. Все узнают. У тебя жена. Дети. Что будет с ними? Каждую секунду – можем тебя взять. Посмотри. Те двое. Это мы.

– Почему говорят, что женский алкоголизм неизлечим? У женщин ведь воля сильнее. – Мужчины пьют от скуки, – объяснил Меглин. – А женщины с тоски. – И что? – От скуки можно избавиться.

– Знаешь, говорят: если после сорока утром проснулся и ничего не болит – значит умер. Я пока живой.

Когда ты узнаешь, кто твои предки, ты поймешь, кто ты.

Пистолет обманывает. Дает ложное чувство безопасности. И надежду, что убить просто». Она покачала головой: – Нельзя убить, пока руки не готовы…

Нарушителей правил сначала называют преступниками. Затем психами. И наконец – пророками.

Все мы немножко монстры, немножко люди…

– Говорят, если у кого-то появились новые привычки, значит, в его жизнь вошел новый человек, – заметила Есеня. – Или вернулся старый. Как день прошел?

Отмечаешь вешки. На пути – куда? Это все равно что столбы считать и радоваться, что поезд мимо них в пропасть летит.

Убийство – короткий честный акт, – заявил он. – И ты это теперь понимаешь. А любовь – долгое изнурительное рабство и пытка. Любовь хуже убийства.

– Странная традиция… – Дни рождения? – Ну да. Отмечаешь вешки. На пути – куда? Это все равно что столбы считать и радоваться, что поезд мимо них в пропасть летит.

Врага убить легко, – сказал Меглин. – Любимого трудно. Сильно надо любить.

К примеру, убил ты человека. Закопал. Значит, понимаешь, что поступил нехорошо, ай-ай-ай. Значит, вменяемый. А если убил, а сам рядом сидишь, газетку читаешь, значит, невменяемый. Не понимаешь. Закопать надо было.

Врага убить легко, – сказал Меглин. – Любимого трудно. Сильно надо любить. – Я тоже – как она? Да? Кто я

Убийство – короткий честный акт, – заявил он. – И ты это теперь понимаешь. А любовь – долгое изнурительное рабство и пытка. Любовь хуже убийства.

На следующее утро, встретившись с Меглиным, Есеня сердито попрекнула его тем, что он подбросил попугая Саше. – Не подбросил, а отдал, – отвечал сыщик.– Ты что, за мной подсматриваешь? – Не за тобой, а за твоим Сашей. Должен же я убедиться, что отдаю тебя в хорошие руки!

– Я же тебе говорил – это весы. Ты не просто человека ударила. Ты его будущих жертв спасла. – Но мне это понравилось!– А что плохого в том, чтобы работу свою любить? Главное, чтобы для тебя процесс не стал важнее результата.Позже, уже в доме, копируя дело Берестовой, Есеня спросила:– Ты сказал, у Берестовой с отцом появилась тайна. Он что, отдавал ей приказы?– Она приказы сама себе отдавала, – ответил Меглин.– А в чем тогда его вина?– А почему ты думаешь, что он виноват?– Потому что я уже научилась понимать оттенки твоего молчания. Он что, тоже кого-то убил?– Хуже. Полюбил. – Бедный, – сказала Есеня с притворным сочувствием, – что же за бабы тебе попадались, что для тебя любовь хуже убийства!

Ты спрашивала, как жертвой не стать? В стае держаться.

– Ненависть и любовь – одно и то же.

Да я по глазам твоим вижу! Ты меня любишь – угадала? И на этом сомнительном основании ты бы меня с радостью трахнул!

Вот, вырастил смену, – сказал Меглин, обращаясь к Жене. – Передам знамя с легкой душой. Из натруженных рук ветерана.

Система всегда есть, – заметил Меглин. – Мы ее просто пока не видим.

Люди из норок выползут и спросят: нельзя ли потише убивать? А то ваши крики телек мешают смотреть…

Люди по природе оптимистичны, – ответил Меглин. – Верят в лучшее. Он сказал им: кто побежит, умрет. Они и сидят. Побежишь – умрешь точно. А останешься – вдруг пронесет? Договоришься. Вымолишь. Или менты приедут.

Если знаешь истории болезней, знаешь болевые точки…

Быть взрослой – значит брать на себя ответственность, – заявил он. – За себя и за тех, кто от тебя зависит.

– А если не лягу – сколько у меня времени? – Пара недель, не больше. – Ну и что ты паникуешь? – с прежним шутливым выражением сказал сыщик. – Времени еще вагон, успею мир спасти.